От земель к великим княжениям. «Примыслы» русских князей второй половины XIII – XV в. - Антон Анатольевич Горский

карательный поход, последовавший за антиордынским восстанием в Твери 1327 г., имел место зимой 1327–1328 гг.[293]. После него Иван Данилович получил от хана Узбека половину великого княжения Владимирского[294]. Соответственно, переход Ростовского княжения к Калите, исходя из сообщения Жития, следует датировать 1328 г.[295]. Житие говорит как будто бы обо всем Ростовском княжении, а не о половине[296]; но нельзя исключать, что агиограф, целью которого было описание жизни Сергия, а не точное изложение территориально-политических перемен в Ростовском княжестве (упоминаемом только в связи с детством героя произведения), мог опустить такую деталь[297]. В последующие годы правления Калиты и в княжение его сыновей Семена (1340–1353) и Ивана (1353–1359) ростовский князь Константин Васильевич упоминается четырежды: зимой 1339–1340 гг. он участвует по повелению великого князя в русско-ордынском походе на Смоленск[298], зимой 1340–1341 гг. – в походе нового великого князя Семена на Торжок[299], в 1342 г. ездит в Орду после воцарения нового хана Джанибека[300], в 1349 г. выдает свою дочь за литовского князя Люборта Гедиминовича с разрешения великого князя Семена[301]. Первые два и последнее из этих известий не дают надежных данных о статусе Константина: среди участников походов на Смоленск и Торжок упоминаются несомненно суверенные князья[302] – суздальский, ярославский, юрьевский, но не исключено, что и служебный князь мог быть назван в этих перечнях; с другой стороны, санкция великого князя на брак ростовской княжны не говорит обязательно о несуверенности Константина, поскольку такое же разрешение в том же году Семен Иванович давал на брак с великим князем литовским Ольгердом тверской княжны, т. е. представительнице несомненно самостоятельного княжества. Но вот сообщение о поездке Константина Васильевича в Орду в 1342 г. бесспорно свидетельствует о его суверенном положении: правом самостоятельного сношения с Ордой служебные князья не обладали[303]. При воцарении нового хана было необходимо обновление ярлыков на княжение, и визит ростовского князя к Джанибеку означает, что его владельческие права регулировались Ордой, а не великим князем владимирским[304]. Причем такая ситуация сохранялась как минимум до начала 60-х гг. XIV в., поскольку под 1361 г. Константин Васильевич еще раз упоминается среди князей, ездивших за ярлыками в Орду после восшествия на престол нового хана[305].

Таким образом, следует полагать, что в 1328 г. вместе с половиной великого княжения Иван Калита получил Стретенскую половину Ростовского княжества[306]; Борисоглебская половина осталась за местными князьями.

Как уже неоднократно указывалось в литературе[307], традиционное представление, что до продажи ростовскими князьями Борисоглебской половины в 1474 г. эта часть княжества оставалась суверенной, наталкивается на противоречащие ему данные источников. В духовной грамоте Василия II (1461–1462 гг.) говорится о передаче Ростова «со всѣмь, что к нему потягло» великой княгине Марии Ярославне, а про ростовских князей сказано: «а князи ростовские что вѣдали при мнѣ, при великом князи, и ини по тому и держат и при моей княгинѣ, а княгиня моя из них в то не въступается»[308]. Если бы владельческие права ростовских князей регулировались Ордой, формулировки «что вѣдали при мнѣ», «по тому и держат и при моей княгинѣ», «в то не въступатися» были бы невозможны; по смыслу текста следует, что «держат» ростовские князья свои владения от великого князя. Известны две жалованные грамоты Василия II Троице-Сергиеву монастырю на рыбные ловли в Ростовском озере и на двор в Ростове. В одной в качестве местных властей упоминаются «наместники мои ростовские»[309], в другой «князи ростовские», но из текста следует, что последние могут осуществлять суд только совместно с «вопчими судьями» великого князя[310]. Считать ли, что эти грамоты относятся к разным территориям – одна к земле, входящей в Стретенскую половину Ростовского княжества (принадлежащую великому князю), другая – в Борисоглебскую (где правили местные князья), либо полагать, что они разновременны и указывают на лишение Василием II ростовских князей в начале 30-х гг. XV в. судебных прерогатив[311], очевидно, что ростовские князья обладали в своих владениях ограниченным суверенитетом – великий князь имел право на пожалование монастырю территорий, на которые распространялось право их суда (и без того не полное)[312]. Таким образом, уже при Василии II ростовские князья находились на положении служебных, источником их прав была воля великого князя московского. Когда же они утратили самостоятельность?

В тверском летописании под 1411 и 1414 гг. «ростовские князи» упоминаются среди участников московских походов против нижегородских князей, пользовавшихся поддержкой Орды[313]. Рядом с ними названы князья «суздальские» и «ярославские». Первые с 1392 г. находились на положении служебных[314], под «ярославскими» же имеются в виду, скорее всего, князья моложской ветви ярославского дома, также находившиеся в это время в статусе служебных князей Василия I[315]. В 1398 г., во время московско-новгородской войны за двинские земли, сын ростовского князя Андрея Федоровича Федор Андреевич выступал в качестве военачальника, присланного великим князем Василием[316]. Таким образом, уже в эпоху Василия I ростовские князья, скорее всего, являлись князьями служебными.

В духовной грамоте Ивана III (1503 г.), в разделе, посвященном содержанию татарских послов, упоминаются «послы татарские, которые придут къ Москвѣ, и ко Тфѣри, и к Новугороду к Нижнему, и къ Ярославлю, и к Торусе, и к Рязани къ Старой, и къ Перевитску ко княж Федоровскому жеребью Рязанского»[317]. Речь идет о ранее самостоятельных княжествах, куда по традиции могли приходить из государств – наследников Орды особые послы. Тверь и часть Рязанского княжества – Старая Рязань и Перевитск – были недавними приобретениями Ивана III[318]. Ярославское княжество потеряло самостоятельность в 1463 г. (см. параграф «Ярославль»), Нижний Новгород и Таруса перестали быть центрами суверенных княжеств в 1392 г. (см. параграфы «Нижний Новгород», «Таруса»). Следовательно, перечень городов, князья которых имеют самостоятельные сношения с Ордой, «отсылает» к периоду ранее 1392 г. Ростова в этом перечне нет – очевидно, ростовские князья утратили суверенитет прежде этого времени.

В московско-тверском договоре 1375 г., заключенном после капитуляции Михаила Александровича Тверского перед коалиционным войском во главе с Дмитрием Ивановичем Московским, оговаривается неприкосновенность владений союзников Москвы: «А князи велиции крестьяньстии и ярославьстии с нами один человѣкъ. А их ти не обидети. А имеешь их обидети, нам, дозря их правды, боронитися с нима от тобе с одиного. А имут тобе обидѣти нам, дозря твоие правды, боронитися с тобою от них с одиного»[319]. Ростовские князья, так же как и ярославские являвшиеся непосредственными соседями Тверского княжества, не упомянуты[320]. Между тем в походе на Тверь они участвовали[321]. Скорее всего, территория Ростовского княжества уже в это время мыслилась как целиком великокняжеская, а местные князья – как служащие великому князю.

Таким образом, потерю суверенитета Борисоглебской половины Ростова следует относить ко времени между 1361 (когда ростовский князь Константин Васильевич ездил за ярлыком в Орду) и 1375 гг. В этот период была только одна ситуация, подходящая для изменения статуса Ростовского княжения. В начале 1360 г., вскоре после смерти великого князя владимирского и князя московского Ивана Ивановича (13 ноября 1359 г.) «вси князи Роусьскыи» отправились к только что воцарившемуся в Орде хану Наврузу. Великое княжение хан передал не сыну Ивана Ивановича Дмитрию (которому было всего 9 лет), а суздальскому князю Дмитрию Константиновичу[322]. При этом Стретенская половина Ростова была изъята из состава великокняжеских владений и возвращена ростовскому князю Константину Васильевичу[323], т. е. Ростовское княжество восстанавливалось в объеме, существовавшем до 1328 г.[324]. Однако московским правящим кругам удалось быстро изменить ситуацию, воспользовавшись противоборством разных группировок в Орде (где разворачивалась усобица – «замятия»). В 1362 г. был получен ярлык на великое княжение для Дмитрия Ивановича от одного из претендентов на престол – Мюрида (Мурата). В следующем, 1363 г. аналогичный ярлык выдал московскому князю другой хан – Абдулла (фактическим правителем при котором был эмир Мамай)[325]. После этого Константин Васильевич был выведен из Ростова и переведен в Устюг, центр северных (двинско-сухонских) владений ростовских князей; ростовским князем стал при военной поддержке Москвы племянник Константина – Андрей Федорович[326].

Очевидно, именно по ярлыку «Мамаева царя» Абдуллы Ростовское княжество полностью переходило под власть великого князя, а ростовские князья стали его служебными князьями. Мамай, стремясь в борьбе за власть в Орде заручиться поддержкой русских вассалов, согласился дать московскому князю больше, чем годом ранее Мюрид, возвратив в состав великого княжения Стретенскую половину Ростова и добавив к нему вторую,