Утраченное наследие - Роберт Хайнлайн

Коуберн в замешательстве смотрел на старика. Бирс продолжал:

- Тут нет ничего необычного. Разум и воля в любой момент способны полностью подчинить себе тело. Наш оператор попросту заставил вашу волю возобладать над телесным недугом. Методика совсем несложная, если захотите, мы вас научим. Уверяю вас, обучиться ей проще, чем объяснить ее нашим нескладным и несовершенным языком. Я говорил о разуме и воле как о чем-то раздельном. Это язык заставил меня выразить понятие столь неточно. Ведь ни разум, ни воля не существуют как отдельные явления. Есть только...

Он замолчал. Коуберн почувствовал что-то вроде вспышки в мозгу, как если бы выстрелили из винтовки, только мягко и безболезненно. Что бы это ни было, оно было веселым, как жаворонок или как резвый котенок, и в то же время спокойным и безмятежным.

Он увидел, как Джоан кивает, не спуская глаз с Бирса. И вновь услышал глубокий, звучный голос хозяина:

- У вас есть еще какие-нибудь вопросы?

- Да, конечно, мистер Бирс, - ответила Джоан. - И не один. Например: где мы находимся?

- У меня дома; со мной живут еще несколько моих друзей. Вы лучше нас поймете, когда поближе познакомитесь с нами.

- Спасибо. Но мне все равно непонятно, как ваша община умудрилась сохранить в тайне свое пребывание здесь.

- Мы приняли кое-какие меры предосторожности, мадам, чтобы избежать огласки. Вы позже поймете, какие именно и почему.

- Еще один вопрос, личный; если не хотите, можете не отвечать. Вы тот самый Эмброуз Бирс, который исчез много лет назад?

- Да. Впервые я поднялся сюда в 1880 году, чтобы вылечиться от астмы. В 1914 году я удалился сюда, потому что не хотел участвовать в грядущих трагических событиях, остановить которые был не в силах. - Он говорил неохотно, словно эта тема была для него неприятна, и тут же перевел разговор, - Хотите, я прямо сейчас познакомлю вас с некоторыми моими друзьями?

Жилые помещения простирались ярдов на сто вдоль поверхности горы и на неопределенные расстояния вглубь. Человек тридцать жили там очень свободно;

многие комнаты были не заняты. За утро Бирс познакомил друзей с большинством жителей.

Здесь были люди всех возрастов и нескольких национальностей. Большинство из них занимались какой-нибудь исследовательской деятельностью либо каким-то видом искусства. Во всяком случае, в нескольких комнатах Бирс говорил гостям, что в данный момент жильцы занимаются исследованиями, - но никакой аппаратуры и никаких записывающих устройств не было видно.

Бирс представил их одной группе из трех человек - двух женщин и мужчины, которых окружали вещественные доказательства их работы - биологических исследований. Но и здесь подробности оставались непонятными; двое сидели молча и ничего не делали, а третий трудился за лабораторным столом. Бирс объяснил, что проводятся какие-то очень тонкие эксперименты на предмет активации искусственных коллоидов. Коуберн спросил:

- А те двое наблюдают за работой?

Бирс покачал головой.

- Отнюдь. Они все трое активно работают, но на данном этапе им кажется целесообразным объединить усилия трех умов с парой рук.

Оказалось, что такого рода связь была обычным способом сотрудничества. Бирс привел их в комнату, где находилось шесть человек. Один или двое подняли головы и кивнули, но ничего не сказали. Бирс сделал знак троим друзьям уйти.

- Они занимаются крайне сложным восстановлением, было бы невежливо мешать им.

- Но, мистер Бирс, - заметил Хаксли, - ведь двое же играли в шахматы!

- Ну да. Им не нужна эта часть мозга, вот они ее и выключили. И все-таки они очень заняты.

Проще было наблюдать за работой художников. Правда, в двух случаях друзей поразили методы их работы. Бирс привел их в студию к крохотному человечку, живописцу, работавшему маслом, которого представил просто по имени: Чарлз. Художник, казалось, рад был их видеть и весело болтал, не прерывая работы. Он писал с педантичным реализмом, производившим, впрочем, весьма романтический эффект, этюд танцующей девушки, лесной нимфы, на фоне соснового леса.

Молодые люди одобрительно отозвались о работе. Коуберн заметил, что художник поразительно точен в анатомических деталях даже без натурщицы.

- Но у меня есть натурщица, - сказал художник, - Она была здесь на прошлой неделе. Видите? - Он указал глазами на пустой пьедестал для натурщицы. Коуберн и его товарищи проследили за его взглядом и увидели стоящую на пьедестале девушку, застывшую в той же позе, что и на холсте. Девушка казалась совершенно живой.

Чарлз отвел взгляд. Пьедестал опять опустел. Второй случай оказался не столь эффектным, но еще менее понятным. Друзья познакомились и поболтали с некоей миссис Дрэпер, добродушной, уютного вида дамой, которая во время беседы вязала, раскачиваясь в кресле. Когда они ушли, Хаксли спросил у Бирса, кто она такая.

- Она, пожалуй, наша самая талантливая художница, - ответил Бирс.

- В какой области?

Бирс нахмурил свои кустистые брови, подыскивая нужные слова.

- Я, наверное, не смогу вам как следует объяснить. Она сочиняет настроения - располагает эмоциональные модели в гармонической последовательности. Это у нас сейчас самый передовой и гуманный вид искусства. Правда, пока вы сами его не испробовали, мне очень трудно рассказать о нем.

- Как же можно располагать эмоции?

- Вашему прадедушке наверняка показалось бы невозможным записывать музыку. У нас есть соответствующие средства. Позже поймете,

- И что, миссис Дрэпер одна этим занимается?

- Ну нет! Мы почти все пробуем свои силы, это наш любимый вид искусства. Я и сам пытаюсь им заняться, но мои произведения не пользуются популярностью слишком уж они мрачны.

Вечером трое друзей обсудили увиденное в той самой гостиной, где ужинали накануне. Это помещение было предоставлено в их распоряжение. Бирс распрощался с ними, заявив, что зайдет утром.

Они ощущали настоятельную потребность обменяться мнениями, и в то же время никому не хотелось говорить. Хаксли нарушил молчание.

- Что же это за люди? Из-за них я чувствую себя ребенком, который случайно забрался в мастерскую ко взрослым. А они слишком хорошо воспитаны, чтобы выставить меня.

И работают они как-то странно. Я не говорю о том, что они делают - это само собой, но есть что-то странное в их отношении, даже в темпе работы.

- Я понимаю, что ты хочешь сказать, Бен, - согласилась Джоан. - Они постоянно заняты и при этом ведут себя так, будто в их распоряжении вечность, чтобы закончить работу. И Бирс так же себя вел, когда перевязывал тебе ногу. Они никогда не торопятся. - Она повернулась к Хаксли. - Чего ты хмуришься?

- Сам не знаю. Не могу понять. У них множество необычных талантов, но этим нас не смутишь: мы трое кое-что знаем о необычных талантах. Однако в них есть что-то другое, не похожее ни на что.