Пелагея Стрепетова - Раиса Беньяш

Как обычно, несправедливость вызывает у Стрепетовой бурю негодования. Она открыто обвиняет Рассказова в лакействе и подлой расчетливости. Не стесняясь свидетелей, актриса при встрече за кулисами выкладывает антрепренеру в лицо все, что она о нем думает. Отношения между ними обостряются до крайности. В отместку Рассказов отбирает у Стрепетовой лучшие ее роли.

Даже Катерину в «Грозе», сыгранную пока не в полную силу, но уже встающую рядом с Лизаветой, антрепренер передает Немировой-Ральф.

Положение юной премьерши становится невыносимым. Несмотря на открытые демонстрации публики в ее защиту, антрепренер не намерен прощать нанесенные ему оскорбления. Разрыв неминуем. Стрепетовой приходится рвать все связи с городом, где впервые так явно раскрылся ее талант.

В это же переломное для нее время она встречается с человеком, которому суждено стать ее первой большой любовью.

Собственно говоря, они познакомились раньше.

Михаил Стрельский служил в Самаре целый сезон. Очень красивый, с обаянием, быть может, чуть-чуть грубоватым, но неотразимым для женщин, он пользовался у них очевидным успехом. В Самару его привела из Москвы очередная запутанная личная история.

Следом за ним приехала его фактическая жена, актриса Малого театра Стрекалова. Законная его жена, певица Водичко, уехала незадолго до того от своего неверного супруга и осталась за границей. Все это, вместе с успехом у местных дам, создало вокруг Стрельского манящую атмосферу загадочности. Ей трудно было сопротивляться.

За Стрепетовой опытный женолюб ухаживал долго и настойчиво. Может быть, он делал это из озорства. Но вполне вероятно, что он и в самом деле увлекся юной актрисой. Ее талант и сам по себе служил притягательной силой. В ее личности, исключавшей и тень банальности, была угловатая, тайная прелесть, неповторимость, которая заменяла, а иногда и превосходила обычную красоту.

Писательница и актриса Читау-Кармина, дочь известной петербургской актрисы А. М. Читау, описала в сборнике «На чужой стороне» Стрепетову первых лет ее сценической жизни. Описание звучит беспристрастно и достоверно.

«Благодаря контрасту между моей рослой, красивой матерью и наружностью и повадками Стрепетовой, это первое знакомство глубоко врезалось в мою память. Стрепетова была мала ростом и имела провинциальный вид. Точно немного сердитая, Пелагея Антиповна смотрела на мою мать исподлобья, нахмурив брови, своими темными, печальными глазами, обведенными густыми, черными ресницами, и теребила миниатюрной рукой пуговку серой кургузой кофточки, обращавшей ее нескладную фигурку в маленький квадратик; сиявшие белизной воротничок и манжеты и черная гладкая юбка дополняли ее внешний вид.

Но хороши были ее темно-русые густые волосы, попросту расчесанные на пробор и заплетенные в две косы, ее глаза и особенно голос и манера говорить немножечко с растяжечкой. Это придавало ее речам какую-то ласковость и простоту… Я называла ее Полей, она меня „Маинькой“, по-простецки с растяжечкой, что смягчало эту кличку, тем более что Поля всегда обращалась ко мне с улыбкой, сверкая двумя рядами белых, как изразцы, зубов…»

В то время Стрепетова, по свидетельству очевидца, проявляла «веселость и шаловливость». Любила рассказывать русские сказки с вариантами, которых никто другой не знал. Сочиняла смешные истории и тут же разыгрывала их с юмором и лукавством. А когда в церкви молилась, «широким крестом, закинув голову и не сводя глаз с иконы», окружающие не решались заговорить с ней.

В ней странно соединялись детская доверчивость и замкнутая сосредоточенность; горькая затаенность и открытая, всегда изменчивая веселость; трагическая глубина восприятия жизни и наивные романтические мечты. Окружающих эти причудливые противоречия отпугивали и волновали. Для Стрельского они пока обладали дополнительной притягательностью. Он вел свою игру неотступно, умно, замыкая постепенно круг отношений, подкарауливая момент, когда все могло разрешиться.

Стрепетова жила предчувствием любви. Она столько раз любила на сцене! В театре она прошла через жаркий пожар страстей, пока еще не задевших ее в действительности. Жених, который у нее появился в Саратове, просто потому, что, казалось, пришла пора выйти замуж, раздражал своей ординарностью и бескрылой покорностью. Она ждала чувств необыкновенных, отрывающих от земли, сокрушающих. Ведь именно так любили ее героини.

Костер, который уже был сложен внутри, оставалось только поджечь.

Стрельский сделал это умело и вовремя.

Перед силой первой и все заслонившей любви не устояли ни разум, ни строгое нравственное воспитание, ни твердые религиозные устои. Стрепетова открыто пошла на близость с человеком, который не был свободен, и так же открыто сообщила о переломе судьбы в Нижний Новгород родным.

Отступать было поздно. Не возобновляя контракта с Рассказовым, они уехали на летний сезон в Саратов.

Ангажемента у Стрепетовой не было. Она приехала в качестве незаконной жены Стрельского.

Все складывалось, будто по чьей-то злой воле, наперекор понятиям и привычкам.

Работы для нее поначалу не оказалось. Театр, который держала в саду владелица модного магазина мадам Сервье, напоминал больше доходный филиал торгового предприятия. Муж мадам управлял делами театра и во всем подчинялся супруге. Для нее вопросы искусства исчерпывались суммой сбора. Соответственно она относилась и к актерам. Она платила, а актер, как и мастерица в магазине, должен был выдавать продукцию, имевшую спрос.

В лето 1871 года спрос был очень определенным.

В Саратове строилась железная дорога. Город наводнили дельцы разного калибра и разных специальностей. Но все одинаково стремились к дивидендам и все одинаково искали развлечений.

На строительстве железнодорожных путей составлялись целые состояния. Их владельцы, легко умножавшие свои капиталы, не жалели денег на удовольствия и кутежи.

Это и была основная публика мадам Сервье. Стрепетова ее не выносила.

Стрельского, как и хозяйку театра, публика вполне устраивала.

По отзывам современника, у Стрельского был «приятный голос и хорошая манера петь». В летнем, преимущественно опереточном репертуаре он чувствовал себя отлично. Он пользовался успехом и часто срывал аплодисменты. Он импонировал зрителям, и ему нравилось, что они его отличают. Ему нравилось и не слишком строгое обхождение посетителей летнего театра.

Тут же рядом, непосредственно примыкая к театральному зданию, выстроены были террасы, где подавались горячие и холодные блюда и, разумеется, всяческие напитки. После спектаклей, а иногда и в часы представления, хлопали пробки, шумно провозглашались тосты, перекликались пьяные голоса. За актрисами ухаживали без лишних церемоний и отдельные кабинеты нанимали главным образом для их «просвещения». Губернатор Галкин-Брасский развлекался, например, тем, что приглашал в уединенный павильон опереточную примадонну Борисову или хорошенькую инженю Тулубьеву, поил шампанским, связывал руки и, получив от актрисы все, что хотел, отпускал доигрывать спектакль.

Эти господа часто приглашали к ужину Стрельского и его жену. Он шел охотно. Ему нравилась «светская» жизнь и нравились обильные даровые ужины. Стрепетова от них шарахалась.

По своей привычке все говорить в глаза, она и застольным знакомым выкладывала свои оценки. Ее «мужицкая» прямота и нескрываемое презрение к тем, кто выколачивал деньги из народной беды, раздражали Стрельского. Он хотел легкой красивой жизни и не мог понять, зачем любящей его женщине нужно ее портить. Стрепетова начинала подозревать, что человек, казавшийся ей доблестным рыцарем, ограниченный себялюб, обаятельный и пустой провинциальный шармер.

Но от смутной догадки до признания было еще далеко. Любовь, сильная и самоотверженная, пока побеждала все. Оренбургским директорам, которые приехали специально приглашать Стрепетову, она ответила отказом. Она не хотела расставаться со Стрельским. Она никогда не умела чувствовать и поступать вполовину.

Из страха оказаться надолго без заработка Стрепетова согласилась на унизительное предложение Сервье играть в течение месяца в оперетте «Фауст наизнанку». За триста рублей в месяц она ежедневно выступала в роли Мефистофеля в спектакле, где главную партию Фауста исполнял Стрельский.

Садовая публика вела себя с абсолютной свободой. Разговаривала вслух, прерывала возгласами артистов, заставляла бессчетно повторять номера, которые имели успех, останавливала сцены, показавшиеся вдруг скучными.

Стрепетову это оскорбляло, приводило в бешенство, которое она не считала нужным сдержать. Муж посмеивался, объясняя ее настроение особым состоянием. Он охотно разделял веселость зрителей и их плотные ужины. Их способы развлекаться тоже не оставляли его равнодушным. В поклонницах недостатка не было, и он отдавал им должное. Чтобы сполна оправдать репутацию непобедимого донжуана, он не обошел вниманием даже молоденькую горничную, взятую в дом для помощи.