Пелагея Стрепетова - Раиса Беньяш

Сколько раз попрекали ее этим мнимым горбом и уродством!

Но, пожалуй, и это, как многое, было несправедливо. И горбатой была не она, а скорей ее жизнь — нескладная, в трещинах, вся углами.

Но горбатой была и ее Россия. Не эта за окнами, петербургская, великолепная, заледеневшая, чопорная. И не та, что в Москве, — с рысаками, блинами, поддевками охотнорядцев. А нищая, серая, с дымными избами и проселочной пылью. С недородами, пьянством, дремучестью, битыми бабами. И с огромной, открытой, ничем не подкупной, незаживающей совестью. И с чудесной и близкой ей молодежью, хотевшей улучшить ее Россию.

От России была эта совесть и в ней. В безрадостных серых буднях провинции она подсмотрела любовь к человеку. И всегда, в каждой роли о ней говорила со сцены.

Она любила Россию и этого русского совестливого человека всем своим существом. До физической боли. До спазмов. И другого в жизни понять и обнять никогда не могла. В этой цельности было ее могущество. Но в ней, вероятно, лежала и трагедия «пройденности».

Были годы — она это знала, — когда стрепетовское, ее скорбь и ее протест оказались нужны не театру, — России. И для этого стоило жить. Даже если она зажилась на свете. От этой России она собиралась теперь уехать куда-то в чужую туретчину! Неужели же все в ней перегорело, сломалось?

И она терзалась опять и опять. И в конце концов все же решилась. Собралась убежать от невыносимого ей одиночества. А когда все уже было готово к отъезду и она сложила в дорогу почти все свои вещи, ей вдруг сделалось плохо. Хуже, чем было когда-нибудь.

Ночью прорезала грубая, резкая боль. Стало душно, как в трюме. (В трюме когда-то, палубной пассажиркой, она пряталась от поднявшейся бури.) Она задохнулась. Но потом все прошло.

Она только хотела позвать на помощь, как прохладный разреженный воздух сменил удушье. Захотелось закрыть глаза. И она опустилась в кровать, как в прорубь.

И тогда поняла, что уже никуда не уедет.

Утром Боткин, один из вернейших друзей, настоял, чтоб ее положили в больницу.

Стрепетова попрощалась с безлюдной квартирой. С опустевшими стенами, со своим любимым портретом. Он висел над бюро, как всегда.

Когда делалось грустно, она зажигала висячую лампу с зеленым большим абажуром. Зеркало рядом погружалось в белесую тьму. И она узнавала себя не больной, постаревшей, с пергаментной кожей, а такой, как ее написал Репин.

Он писал ее много. Но этот — был лучший, самый верный из всех.

До сих пор совершенно непостижимо, как художнику удалось написать его за один сеанс. Это было почти накануне Двенадцатой выставки передвижников, и портрет произвел там фурор.

Говорили, и, кажется, даже сказал Крамской, что портрет у Репина самый удачный у него по живописи. Но ей он был близок этой особой, так хорошо ей знакомой, перечувствованностью всего, до корней волос.

Никто другой, даже и милый, талантливый Ярошенко, не постиг так, как Репин на этом портрете, ее затаенную страстность. Разве Писарев. Тот говорил, что она могла бы послужить натурой Сурикову, когда он писал свою боярыню Морозову.

А Репин увидел этот суровый, подвижнический трагизм — недаром ее называли, сердясь, сектанткой. Но и то, что в ней было художнического, светлого, вылилось в портрете.

Он писался в широкой, свободной, непринужденно стихийной манере. Из грубых, почти хаотически смятых мазков возникало лицо. Некрасивое, темное, ни в чем не прикрашенное. Но оно насильно приковывало. Сосредоточенной внутренней силой. И нервностью. И вибрацией мысли. И вопросом полуоткрытых губ. И пронзительно ищущим взглядом. И прямыми, несвязными прядями тусклых волос.

А сквозь все проникал неизвестно откуда, невидимый, но вселявший надежду и веру сноп света.

И этот сноп света актриса сейчас увидала впервые.

И тогда, тоже впервые, поняла, откуда возникло особое, бесконечно ей важное, сказанное о ней портретом. Это был удивительный победоносный трагизм всего выражения. Вероятно, то самое, что вносило дух веры в безысходно печальные судьбы ее Катерин, Лизавет, Аннет и Марий.

И когда поняла, ей совсем перестало быть страшно. Отошли все ошибки, обиды, гонения и терзавшие часто, порой не напрасно, уколы отзывчивой совести. А осталось сознание главной, великой, несмотря ни на что, своей правоты.

И еще стало ясно, почему свой этюд художник назвал так длинно: «Портрет трагической актрисы Стрепетовой».

Портрет был последним живым существом, проводившим из дому актрису.

Вместо Константинополя ее привезли на Фонтанку.

Ее поместили в больницу Крестовоздвиженской общины у Калинкина моста.

Ей сделали две тяжелейшие операции. И обе безрезультатно. Установленный рак оказался неизлечим.

Страдания она сносила без жалоб. Примирилась в последние дни со всеми своими врагами. Даже с Савиной, приезжавшей в больницу прощаться.

Но когда дежурившая в палате Пешкова-Толиверова, пытаясь утешить, сказала, что Стрепетова должна быть довольна, что она хорошо послужила театру, та ответила сухо и гордо:

— Театру Савины служат. Я служила народу…

Она умерла 4 октября 1903 года. В день, который считала днем своего рождения.

Часовня, где ее отпевали, не могла вместить всех желающих.

За ее гробом шли толпы людей. Тех самых, кого ей так не хватало в пустынном безлюдье последних и трудных лет.

Был пронзительный ветер и мокрый осенний снег, и все-таки провожать ее шли от Калинкина моста до Лавры.

Было много венков. И особенно много от учащейся молодежи. Той, которую Стрепетова всегда считала лучшим из всех своих зрителей.

Они были тут. Все в сборе.

Но она об этом уже не узнала.

ИЛЛЮСТРАЦИИ

Пелагея Стрепетова в юные годы Автограф записок Стрепетовой Старый театр в Нижнем Новгороде М. Писарев Стрепетова в 70-е годы П. М. Медведев Н. Островский Театр в Самаре Стрепетова — Вера Шелога. «Псковитянка» Стрепетова — Медея. «Медея» Летний театр в Астрахани Стрепетова — Тизбе. «Анджело» Театр в Симбирске А. И. Шуберт Портрет трагической актрисы Стрепетовой. И. Е. Репин Москва. Варварская площадь Москва. Кузнецкий мост. 70-е годы Стрепетова — Катерина. «Гроза» Москва. Театр на Варварке Москва. Дом Писемского Стрепетова — Степанида, «Около денег» М. Г. Савина. 80-е годы «Турнир за сценическое первенство между М. Савиной и П. Стрепетовой». Карикатура того времени Стрепетова. Карикатура того времени Стрепетова в ролях. Рисунок И. Репина П. Стрепетова. 80-е годы М. Писарев с сыном Виссарионом Адрес Стрепетовой работы Н. Ярошенко Александринский театр (с ул. Росси) Стрепетова — Матрена. «Власть тьмы» Рисунок И. Кравченко Обложка программы спектакля «Власть тьмы» А. Погодин Стрепетова к концу жизни А. Суворин Ленинград. Дом на Лиговке, где жила Стрепетова Ленинград. Дом на Пушкинской улице, где жила Стрепетова Портрет П. А. Стрепетовой. Н. А. Ярошенко