Забытые письма - Лия Флеминг

– Ну вот, на сей раз никто не грохнулся, – улыбнулся он. – Ваш отец, наверное, спрятал ее в амбаре, когда приходили солдаты? Не стоило, у нас есть разрешение, мы можем пока оставить ее у себя. Я как раз собирался забрать ее.

– Да, мы слышали, всех грумов мобилизовали, – кивнула Сельма, не веря своему счастью: неужели Гай стоит перед ней, весь в ее полном распоряжении?

– Жалкие зануды! Я бы тоже ушел сейчас, но они не пускают! Говорят, к Рождеству война закончится, но я все-таки надеюсь, что нет. Мне только тогда исполнится семнадцать, и я очень не хотел бы пропустить этот спектакль!

– Вы так говорите о войне, словно это праздничный салют. Вы видели, они увели двадцать лошадей?

Гай кивнул:

– Да, мама просто вне себя. Они забрали даже маленьких пони для двуколки… Когда-нибудь настанет черед и этой пожилой леди… – Гай потрепал кобылу по холке. – Надеюсь, мы отправимся с ней вместе.

– Господин полковник во Франции? – спросила Сельма, надеясь, что это не военная тайна и она не поставит Гая в неловкое положение.

– Не поверите, он в штабе лорда Китченера. Отец говорит, война затянется надолго. И что не стоит полагать, будто вышибить армию кайзера Вилли из Бельгии – все равно что прокатиться на пикник.

– Вы тоже присоединитесь к нашей армии? – осмелилась она произнести то, что стучало в ее голове уже несколько дней.

– Да, как только смогу. И Энгус тоже. Ох и здорово должно быть сейчас во Франции! А ваши братья? Отец говорил, он надеется, наша деревня отправит на фронт предписанную командованием квоту.

– Надеюсь, нет… Братья нужны в кузнице. Мама никогда не отпустит их, пока им нет восемнадцати.

– И моя мама такая же. Но ведь каждый должен выполнить свой долг! Выполнить его безупречно! Нам в школе постоянно твердят, что кадет должен подавать пример! – Глаза его вспыхнули гордостью и решимостью.

– Почему мы должны сражаться за людей, которых даже не знаем? – спросила Сельма. Слова Гая совсем не убедили ее.

– Потому что, если венгры явятся сюда, они могут наброситься на наших женщин так же, как уже набросились там. С этими громилами нельзя быть спокойными. Поэтому мы все должны подняться и ответить на их угрозы, показать им наши кулаки, мы должны встать дружно, как один. И чем скорее мы это сделаем, тем скорее сможем загнать их обратно в родную Германию.

– И почему все сходят с ума от войны? Совсем не хочу, чтобы вы все отправлялись на фронт… В деревне останутся одни дети да старухи.

– Я понимаю, что просить вас об этом большое нахальство с моей стороны… Но не согласились бы вы писать мне, если я уйду на фронт? О лошадях, о деревне, обо всем здесь… Я был бы вам страшно благодарен! Но если вы считаете, что я чересчур поспешно… Мы ведь не то чтобы… Словом, вы понимаете… – забормотал он смущенно, щеки его зарделись.

– С радостью. Но прежде вы должны будете написать мне, чтобы я смогла узнать адрес, куда отправлять письма, – ответила Сельма, стараясь, чтобы голос не выдал ее волнения.

– Только попробуйте теперь остановить меня. Полагаю, сначала нас будут многие месяцы терзать скучнейшими учениями. Если вам захочется выгулять лошадей, когда меня не будет, уверен, мама не станет возражать. Вы умеете с ними управляться, все Бартли умеют. А уж на что Джемайма привереда.

– Да уж, лошадка с характером! – рассмеялась Сельма и, ойкнув от боли в ушибленном месте, тут же пожалела об этом.

Они уже почти подъехали к огороженному выгону у деревни. Не сдержавшись, Сельма взглянула на своего спасителя:

– Вы ведь не уедете, не попрощавшись?

– О, это будет еще так не скоро! Сначала нам предстоит отправиться в школу до конца семестра. Ничего не поделаешь, поедем, иначе маму хватит удар. Ну а когда мне исполнится семнадцать, тогда уж смогу поступать, как пожелаю, и никто меня не остановит. Может быть, прогуляемся вместе как-нибудь днем? Мы могли бы встретиться под мостом, например.

– Будто случайно… – быстро кивнула Сельма. – Да, так будет лучше всего. – Не пристало им щеголять своей дружбой перед соседями. Оба прекрасно это понимают, и не надо никаких слов.

– Как насчет следующего воскресенья? Пока мы не уехали в школу?

Сельма улыбнулась и покраснела. Как странно, что вот они уговариваются совершить нечто такое, что нарушит неписаные правила. Ну и что с того? Весь мир преспокойно нарушает правила: в нейтральную страну вторгаются войска, грабят дома. Наше нарушение – невинная шалость по сравнению с этим.

– Леди Хестер, правду говорят люди на рынке?

Хестер недовольно оторвалась от корзины с материей в церковном холле.

– Ну, что на этот раз, Дорис?

Если бы некоторые из этих молодых матерей побольше времени проводили за шитьем и поменьше за болтовней, то успели бы в срок закончить и потники для лошадей, и перевязи для раненых, и наволочки для лазарета. А еще вон целый список вязаных вещей, и все надо успеть к Рождеству.

– Говорят, что венгры отравили всю ежевику в изгородях, – ответила Дорис, и товарки ее закачали в такт головами.

– Какая невероятная чушь! Ежевику собрали давным-давно, еще до первых заморозков. На дворе октябрь! Урожай не удался, потому что лето было слишком жарким. Так мой повар говорит. Вы не должны верить этим слухам.

Но Дорис не собиралась сдаваться.

– А еще говорят, что мы теперь не должны пользоваться одеколоном или есть баттенбергский торт[9]. Потому что это непатриотично. Так написано в газете.

– Что ж, перейдите на лавандовую воду, а торт называйте марципановым кексом, если так будет легче! Не понимаю, как это поможет нашим воинам! А вот аккуратные стежки, и поскорее, очень даже помогут! – рявкнула Хестер, устав от их пустой болтовни.

Собрания были сущим мученьем, но Хестер не из тех, кто уклоняется от своего долга перед деревней и страной, хотя пальцы ее уже саднило от грубой материи. Этим беднягам в окопах нужна любая поддержка, дорога любая помощь, и уж она постарается, чтобы Вест-Шарлэнд обеспечил все, о чем ни попросит Дамский окружной фонд, – любые предметы обихода. Женщины постарше не доставляют хлопот – чопорно восседают в своих лучших шляпках, вооружившись наперстками. А вот от молодежи столько лишней суеты – жены фермеров, торговцев радостно вызвались вступить в фонд, но совсем не горят желанием трудиться. Вся деревня сплотилась благодаря усилиям Хестер и викария. Да, все недостойные мысли о его жене, Вайолет, она забрала обратно. Миссис Хант оказалась совершенно неутомимой занозой, настойчиво побуждающей обитателей деревни стараться ради победы. Ее сын Арнольд служит теперь во Франции, и дела там не слишком хороши, если судить по его письмам домой.

Почти у каждой дамы кто-то на фронте. Джек, мальчик Бетти Плиммер, записался первым, когда сержант объявил призыв в Совертуэйте, городишке по соседству. Если верить местной «Газетт», все идет как по маслу, но Чарльз дал понять, что война надолго и что списки раненых и погибших становятся все длинней.

С ужасом ждала она того дня, когда ее сыновьям исполнится по семнадцать. Конечно, учеников Шарлэндской школы агитируют идти скорей на фронт. Их военные навыки, безусловно, засчитываются как преимущество, позволяющее сократить время на подготовку, положенную всем перед отправкой к месту военных действий. Отважные офицеры чертовски нужны там, на поле боя. Но только не ее сыновья, только не они, еще не время.

Энгус стал обостренно напряженным. Что, если с ним снова случится припадок? Она просила Чарльза использовать свое положение и добиться для сына разрешения служить по месту жительства – что-то, не предполагающее слишком активных действий. Но он лишь рассмеялся и велел не сюсюкать над мальчишкой.

– Кантреллы должны быть в самой гуще! Мы для этого рождены, для этого и воспитывались!

– Но они так молоды! Пусть хотя бы окончат школу сначала, – возразила она.

– Вздор! Подумай только, как я буду выглядеть, если своих сыновей стану укрывать подальше от боевой славы, а сам тем временем заглянул в каждый дом, в каждую лачугу, призывая всех, кто способен держать ружье, отправиться добровольцами? Не хочу, чтобы моего сына сочли трусом…

В глубине души она понимала, что он прав, но сердце сжималось от страха. Ты приносишь в этот мир детей не затем, чтобы их разорвало на куски. Как, как же мир дошел до такого?

– Леди Хестер, вам нехорошо? – мягко шепнула Вайолет у ее уха. – У вас такое лицо, будто вы увидели привидение.

Да, она снова грезила наяву, сидела, уставившись прямо перед собой, и выставила себя в глупейшем свете.

– Я… продумываю списки. Столько всего еще предстоит сделать… Столько всего… – повторила она, но никто не купился на ее защитную реплику.