Хромосома Христа, или Эликсир Бессмертия. Книга пятая - Владимир Колотенко

– Подробности, – говорю я, – да, подробности…

Лена включает диктофон.

– …и потом, – говорю я, – по всем странам и континентам прокатилась волна протестов, многолюдные митинги, миллионнолюдные… мир такого еще не видел…

– Протестов? – спрашивает Лена.

– Протестов в поддержку, – говорю я.

– Как это?

– На всех площадях всех столиц всех стран всего мира, – говорю я, – каждый день, почти каждый день… Красная площадь была просто усеяна головами, как красной икрой, если смотреть с высоты вертолёта…

– С высоты птичьего полёта, – уточняет Лена.

– В Мадриде перед…

– В Лондоне вся Трафальгарская площадь… На этой стеле – колоне Нельсона, – как, впрочем, и в Питере на Александрийском столпе… Они висели как шашлычные куски мяса на шампуре… Сползали друг на дружку…

– А что Папа, – спрашивает Лена, – как Папа Римский и Ватикан?

– Тоже, – говорю я, – Папа был рядом с Иисусом, они вместе пришли к выводу, что…

– А Далай-Лама?

– Ты не поверишь, но ночью, перед самым Жориным распятием, у Большой Медведицы отвалилась звезда.

Лена не понимает: какая звезда, как так отвалилась?

– Ну так, – говорю я, – раз и… готово! Та маленькая звёздочка, по которой древние греки определяли зрячесть своих воинов. Стариков…

– Зоркость, – говорит Лена, – та, что рядом со второй звездой!

– Зоркость или зрячесть, – говорю я, – со второй или с шестой… Смотря откуда считать!

– Митинги? – спрашивает Лена.

– Сплошь и рядом, – говорю я. – И не было никакого парада планет. Правда, на солнце в ту ночь отмечалась дикая солнечная активность.

– В ту ночь? – спрашивает Лена.

– Именно, – говорю я, – в ту самую ночь перд самим Жориным распятием. Юля говорила, что он никак не мог уснуть в эту ночь.

– Он ночевал с Юлей?

– Не было никакого солнечного затмения, – говорю я, – ни лунного, ни солнечного… Вулканическое кольцо по всему побережью Тихого океана, конечно, выперлось… Но не так, чтобы это была угроза… На Гаваях что-то там буркнуло, да и Этна в долгу не осталась… И этот гренландский тоже пукнул – Эйяфьятлайокудль… Или как там его?..

Да, мир вдруг встал на дыбы: «Распни, распни его!». Будто бы распинали Самого Христа. Оказалось – Иисус сам распинал! Чудеса в решете!.. Жору раздели… Юля сказала, что он был похож на Христа… С него стащили шорты, футболку… Кеды он сам расшнуровал и отбросил в сторону. Оголили! Затем на него надели жёлтые спортивные трусы… Кто-то сказал, что он был похож на какого-то известного бразильского футболиста. Жаль только что белый. Он не просто белый – белотелый! Загар никогда не брал его кожу. Ни о каком отчаянии не могло быть и речи – Жора держался, с восхищением рассказывали потом, держался молодцом! Не произнося ни слова, он сам улёгся на крест, раскинул руки и пошевелил всем телом, словно выискивая поудобнее положение на этом жёстком ложе, кивнул, мол, всё в порядке и даже подмигнул, рассказывали, чтобы придать уверенности своим палачам, мол, смелее, ребята!

– Палачам?

Наталья молчала…

– Ну не то, чтобы они были настоящими палачами, они выполняли волю Иисуса, да и самого Жоры, поскольку он, все ведь это знали, не терпел над собой никакого насилия, а тут пришлось подчиниться, и он сам желал, чтобы пытка эта побыстрее закончилась. Он геройствовал, но и не пал духом, и даже с любопытством и как бы со стороны смотрел на весь этот спектакль, режиссёром которого сам-то и был. В содружестве с Иисусом! Иногда они переглядывались короткими взглядами, словно согласовывая свои действия. Мол, всё идёт хорошо? Всё отлично! И – дальше по тексту… Без единого слова.

– Итак, Жору уложили на крест, – говорит Лена.

– Толпа, конечно, была взволнована, – говорю я, – все жили ожиданием какого-то чуда. Но никакого чуда не произошло – всё было до смешного банально: ни молний, ни громов, светило как всегда солнце, легкий бриз шевелил волосы… Здесь!..

– Ты говорил, что по всему побережью Тихого океана…

– Юля рассказывала, – говорю я, – и не только Тихого! Весь мир клокотал! И не только Юля! Весь мир вдруг засудачил о конце света. Это было начало конца! Вдруг с этим утверждением все согласились! И учёные и президенты! Все в один голос вдруг заявили: «Началось!». Учёные, сверкая глазами, уверяли в том, что случилось всё так, как мы и предсказывали, что жаль, что нам не поверили, что, мол, наши прогнозы, вот видите, оправдались, и если бы нам увеличили финансирование…

– А президенты? – спрашивает Лена.

– И короли, и премьеры, и президенты разбежались по своим бункерам, как тараканы. И ты же помнишь, что сказал в тот вечер Обама?

– Что он сказал? – спрашивает Лена.

– То же что и король Норвегии, и королева Виктория, и датчане, и даже князь Альберт…

– Что?

– Все в один голос! Правда, некоторые… И Путин, и твой Путин тоже…

– Ладно. Бог с ними, с президентами и королями. Тараканы и есть тараканы.

– Да-да, как…

– Итак, Жору уложили на крест…

Наталья не выла…

– Нестерпимо кричащее спокойствие! Классическая поза! Вероятно, Жора испытывал неодолимую потребность еще раз убедить весь этот настороженный мир (ведь он точно знал о том, что мир, затаившись, следит сейчас за каждым его движением, прислушивается к каждому его слову), убедить в том, что… Своим теперь поведением на кресте! Мол, ценой собственной жизни я хочу вам ещё раз прокричать… Всё, точка, – произнёс он тихо, – the buck stops here (Фишка дальше не идёт, – англ.).

Это жертвоприношение, считал он, должно возбудить в людях жажду уразумения…

– Ты так думаешь? – спрашивает Лена.

– Он так думал, – говорю я, – он об этом как-то мне рассказал…

– Он считал себя жертвой?

Иисус только молча наблюдал за происходящим. А усердствовали в большей степени все эти… недомерки и планарии… и, конечно, цезари, ленины, наполеоны… Старались Валерочка с Ушковым… Они, наконец, спелись…

Наталья только смотрела…

– Ты мне так и не ответила, – говорю я потом.

– Что? – спрашивает Лена.

– Как пахнет альфа Центавра?

– Как?.. Ясное дело – сиренью. Верно?..

Запахи живой Тины… Эх-ма!.. Никому не дано знать, как пахнет космический бисер. Я – знаю!..

– Ага, – говорю я, закрыв глаза, – полынью… Макс, расскажи им.

– Уав!..

Глава 8

Иисус хорошенько поднаторел в этом деле: он знает, что такое распятие от корки до корки! Он, так сказать, на собственной шкуре испытал все прелести этой гнусной процедуры. Я не думаю, что он и Жору хотел подвергнуть этому унизительному испытанию.

– Величественному! – восклицает Лена с искренним благоговением, – величественному! Почему унизительному?

– Ты права, – признаюсь я, – конечно величественному! Если уж речь идёт о судьбе цивилизации!

– Это была месть? – спрашивает Лена.

Месть? Было бы ошибкой считать поведение Иисуса как проявление мстительности. Месть? Ну какая же это месть? Пришёл Иисус… Весь мир ждал его прихода! Ждёте – нате! Я пришёл! И коль скоро я весь перед вами, то и знайте теперь: «Не мир я принёс вам, но меч!». Он пришёл, чтоб творить свой Страшный Суд. Он обещал – он сделал. И начал он своё страшное дело с распятия Жоры. А с кого же еще, если не с того, кто возомнил себя творцом новой жизни? Ведь за что распяли Христа две тысячи лет назад? Вот и Жора попался…

– …так это событие начиналось, Жору распяли, и вскоре всё побережье было усыпано любопытствующими, и вскоре весь остров и все потом острова наши, и весть эта кочевала из уст в уста из дома в дом, затем по улицам и площадям из города в город, по странам и континентам, не зная границ…

– Что, что случилось?

– Жору распяли…

Никто уже не спрашивал, кто такой Жора, ни как это вдруг его распяли, ни за что, собственно, все радовались, радовались, смеясь и исторгая восторги и вопли и даже вопли и оры, пели песни и читали стихи, орали хоралы и пили, и конечно, пили взахлёб, пили, пили…

На радостях-то! Никто не мог отказать себе в удовольствии выпить на халяву, что называется, – шару… Ведь вина и коньяки лились реками…

– Пир во время чумы?

– Никакой чумы не было и в помине, только пир, пир, по всему миру, всевселенский пир на весь мир… Риодежанейровские карнавалы в сравнении с нашим – просто смех…

Пушкин читал свои «Нет правды на земле», Моцарт творил свои реквиемы, а Шекспир сонеты… Кто во что горазд… Гомер рифмовал свою «Одиссею» с шёпотом прибоя, а Леонардо вдруг стал переписывать свою «Тайную вечерю», где вместо Христа вывел Жору, а рядом с ним Нефертити! С ума сдуреть!

Наталья молчала…

Микеланджело снова прилип к алтарной стене Сикстинской капеллы, чтобы переписать свой «Страшный суд» с учётом всех катаклизмов нашего времени (кризис, глобальное потепление, вулканы, цунами…) и за одну ночь блестяще выписал новые образы, поражающие трагической силой воображения гения. Ну и Мунк, и Эдвард Мунк со своим «Криком» ещё раз немо проорали миру – «Стоп, ума-а-а-а-а-а-а-лишённые!». Предупреждая олухов цивилизации о достижении «punctum no return»: приехали, друзья мои!..