Мальчик-капитальчик. Джим с Пиккадилли. Даровые деньги - Пэлем Грэнвилл Вудхауз

наконец не выдержал и с неохотой нанес Капитальчику четыре символических удара тростью, тот дал выход оскорбленным чувствам, расколотив окна во всех спальнях верхнего этажа.

Попадались в «Сэнстед-Хаусе» и другие трудные питомцы, с политикой благожелательной терпимости директора иначе и быть не могло, но Капитальчик оставлял их далеко позади.

Как я уже сказал, мне трудно соблюсти хронологию незначительных эпизодов, за исключением трех, которые можно назвать «Загадочный американец», «Погоня дворецкого» и «Добродушный гость».

Опишу каждый по отдельности и по порядку.

Каждому учителю в «Сэнстед-Хаусе» полагались свободные полдня в неделю. Не очень щедро, я полагаю, по сравнению с большинством школ, но Арнольд Эбни придерживался специфических взглядов на отдых подчиненных, и мы с Глоссопом оказались несколько ущемлены.

Моим коротким рабочим днем была среда, и в ту среду, о которой идет речь, я отправился пешком в деревню, намереваясь поиграть на бильярде в местной гостинице «Перья». Бурных столичных развлечений в окрестностях «Сэнстед-Хауса» не наблюдалось, и эта игра составляла для отдыхающих апофеоз веселья.

Согласно местному этикету, после партии полагалось идти с маркером в бар и ставить выпивку. Подняв бокал, он провозглашал: «Ваше здоровье, сэр!» – и осушал залпом, после чего можно было продолжать игру или идти домой, как заблагорассудится.

Когда мы явились в бар, там находился лишь один посетитель, и я с одного взгляда понял, что трезвостью он похвастать не может. Раскинувшись в кресле и закинув ноги на столик, незнакомец меланхолично выводил куплет:

А мне нету дела, что он в коро-о-не,

Но пса моего пусть он только тро-о-онет…

Крепкий, чисто выбритый, в мягкой фетровой шляпе, надвинутой на перебитый нос, он был одет в дешевый костюм из тех, что заказывают по почте. Акцент еще прежде внешности выдавал нью-йоркца из Нижнего Ист-Сайда. Каким чудом его занесло в Сэнстед?

Едва мы с маркером уселись, американец поднялся и нетвердой походкой вышел. Прошагал мимо окна, и его свободолюбивое намерение защитить своего пса от коронованных особ вновь донеслось до моих ушей.

– Ох уж эти американцы! – неодобрительно хмыкнула величественная барменша мисс Бенджфилд. – Все на один лад!

Мисс Бенджфилд я никогда не возражаю – это все равно что спорить со статуей Свободы – так что лишь сочувственно вздохнул.

– Зачем, интересно, он сюда пожаловал? – подозрительно прищурилась она.

Тогда я подумал, что и сам не прочь это узнать. Теряться в догадках мне оставалось чуть более суток.

Признаваясь, что всю обратную дорогу тщетно ломал себе голову, я рискую быть обвиненным в тупости, на которую презрительно усмехнулся бы и доктор Ватсон. Учительские хлопоты подыстощили мою сообразительность, и у меня даже мысли не возникло, что причиной американского нашествия может быть пребывание Капитальчика в «Сэнстед-Хаусе».

Теперь следует рассказать о примечательном поведении дворецкого Уайта.

Это случилось тем же вечером.

Обратно я отправился еще засветло, в ранних январских сумерках, а когда вошел в ворота школы и зашагал по гравию подъездной дорожки, уже совсем стемнело. Обсаженная по сторонам елями и рододендронами, она тянется широкой дугой метров на двести. Поскольку уже начало подмораживать, шагал я бодро и уже видел сквозь деревья свет в окнах школы, когда услышал впереди топот бегущих ног.

Я приостановился, топот стал громче. Навстречу бежали двое: один – коротким быстрым шагом, у другого, впереди, шаг был размашистее.

Инстинктивно я отступил в сторону, и тут же, гулко топая по замерзшему гравию, мимо пробежал первый. Затем впереди грохнуло, и в темноте совсем рядом что-то прожужжало, как шмель.

Эти звуки произвели немедленный эффект. Затормозив на полном ходу, беглец нырнул в кусты, и шаги его захрустели по засохшей траве лужайки.

Все произошло за какие-то секунды, и я еще стоял как вкопанный, когда появился преследователь. Очевидно, от погони он отказался, потому что ступал уже медленно. Остановился в нескольких шагах, и в темноте было слышно, как он чертыхается себе под нос.

– Кто здесь? – выкрикнул я в крайнем раздражении. Жизнь моя до сих пор протекала без револьверных выстрелов, и я решительно возражал против такого внезапного их вторжения.

К некоторому моему злорадству, неизвестный, похоже, испугался не меньше, чем я сам. Повернувшись, он едва не подпрыгнул, и у меня мелькнула мысль, что следовало бы поскорее обозначить свой нейтралитет. Видимо, я ненароком угодил в самую гущу чужой ссоры, один из участников которой стоит в двух шагах с заряженным револьвером и имеет обыкновение стрелять, а потом уже разбираться.

– Я Бернс, учитель в этой школе. А вы кто?

– Мистер Бернс?!

Несомненно, этот звучный голос был мне знаком!

– Уайт?

– Я самый, сэр.

– Чем вы тут занимаетесь? С ума сошли? Кто тот человек?

– Хотел бы я и сам знать, сэр. Очень подозрительный субъект. Шнырял вокруг дома, потом кинулся удирать, вот я и погнался.

– Но… – возмутился я, донельзя шокированный таким беззаконием, – разве можно стрелять только из-за того, что кто-то обошел дом! Вдруг это просто какой-нибудь торговец…

– Не думаю, сэр.

– Вообще-то, и я сомневаюсь. Торговцы ведут себя иначе… но все же…

– Понимаю вас, сэр. Да я просто напугать его хотел.

– Вам это удалось. Он вломился в кусты, как пушечное ядро.

Собеседник усмехнулся в темноте.

– Угу, душа небось в пятки ушла.

– Надо позвонить в полицейский участок! Вы запомнили приметы?

– Не то чтобы, сэр, темно уже было… и, если позволите, полицию, на мой взгляд, лучше не привлекать. Я невысокого мнения о деревенских констеблях.

– Но… нельзя же допустить, чтобы посторонние рыскали у нас…

– С вашего разрешения, сэр, лучше пусть рыскают, иначе их не изловишь.

– Если вы считаете, что такое может повториться, я обязан поставить в известность мистера Эбни!

– Прошу прощения, сэр, но лучше не надо. Он немного нервный, это его только встревожит.

Тут я вдруг спохватился, что, увлекшись обсуждением таинственного беглеца, упустил из виду самое примечательное. Откуда у Уайта оружие? Мне встречалось немало дворецких, проводивших свободное время необычно – один играл на скрипке, другой проповедовал в Гайд-парке социализм… но ни разу не попадалось заядлых стрелков.

– А откуда у вас револьвер?

Уайт помолчал.

– Сэр, могу я попросить вас сохранить это в тайне? – проговорил он наконец.

– Что именно?

– Я сыщик.

– Что?!

– Из агентства Пинкертона, мистер Бернс.

Я чувствовал себя так, будто увидел на хрупком льду табличку «Опасно». Не будь этого разговора, кто знает, как опрометчиво я мог бы поступить, думая, что Капитальчика не охраняют? Если прежде ситуация казалась сложной, то теперь, в свете этого открытия, усложнилась еще больше. Похищение Огдена никогда не представлялось легким, а теперь стало во сто крат труднее.

У меня хватило ума изобразить крайнее изумление. Видимо, наивный учитель, ошеломленный новостью, получился довольно реалистично, и Уайт стал объяснять:

– Меня нанял мистер Элмер Форд охранять его сына. За мальчиком, мистер Бернс, охотятся сразу несколько преступников, что понятно – трофей заманчивый. Если его похитят, мистеру Форду придется выложить немалую сумму, а потому некоторые меры предосторожности вполне оправданы.

– А мистеру Эбни известно, кто вы?

– Нет, сэр. Мистер Эбни уверен, что я обычный дворецкий. Узнали только вы и только потому, что случайно застали меня за странным для дворецкого поведением. Надеюсь, вы сохраните мою тайну, сэр? Не стоит об этом распространяться, такие дела любят тишину. Если присутствие сыщика в школе раскроется, ей это повредит – другие родители решат, что их сыновьям тоже грозит опасность, и встревожатся. Так что, прошу вас, забудьте о том, что я рассказал, мистер Бернс!

Я заверил его, что забуду, но на самом деле не собирался ни на минуту. Помнить о том, что за Мальчиком-капитальчиком, помимо меня, пристально наблюдают и другие, необходимо было в первую очередь.

Третий и последний в этой цепочке эпизодов случился на следующий день. Изложу его кратко. В школу внезапно нагрянул хорошо одетый гость, назвавшийся Артуром Гордоном из Филадельфии. Извинился, что не предупредил о визите письмом и объяснил это скорым отъездом из Англии. Он искал школу для племянника и случайно повстречал в Лондоне своего делового партнера Элмера Форда, который и рекомендовал обратиться сюда.

Чрезвычайно обходительный и добродушный, он весело шутил с директором, поддразнивал мальчишек, ткнул Капитальчика в бок к неудовольствию этого перекормленного юнца и бегло осмотрел дом. Заглянул и в спальню Огдена – для того, объяснил он