В случае беды - Жорж Сименон

– Что-нибудь не ладится?

– Не знаю. Она ничего не захотела сказать.

– Разбуди Альбера, пусть тебя отвезет. Он соберется за несколько минут.

– Предпочитаю такси. На улице Жакоб все прошло удачно?

– Нас собралось в два раза больше, чем предполагали, и кое-кому из друзей пришлось сгонять на своих машинах за новыми ящиками шампанского... Ты чем-то раздражен?

Я действительно был раздражен. На улице продрог, потому что в поисках такси вынужден был прошагать до самого Шатле. Я бывал в ресторане «Маньер» на Монмартре, но не знал, что Иветта тоже наведывается туда. Для нас с женой он означает целую эпоху, большой этап. На втором году брака мы некоторое время увлекались байдарками и по воскресеньям ходили на них по Марне между Шелем и Ланьи. Там встречалась одна и та же публика, в большинстве своем молодые супружеские пары, преимущественно врачи и адвокаты, и у нас сложилась привычка сходиться на неделе у «Маньера».

Этот период – не помню уж по какой причине – быстро кончился, и начинался другой; мы поочередно переменили много компаний, пока не вжились в свою теперешнюю среду. Мне случалось завидовать тем, кто до конца дней остается в одной и той же среде. Не так давно, в воскресенье утром, мы проезжали через Шель, направляясь в расположенное по соседству поместье друзей, и я был удивлен, узнав на воде те же байдарки, а в них некоторые из прежних пар, только постаревшие и с почти взрослыми детьми.

Не помню уж, сколько лет я не переступал порог «Маньера», но когда толкнул дверь, мне в лицо потянуло привычным запахом, и я не думаю, чтобы атмосфера там сильно изменилась. Иветта сидела за стаканом виски, и по выбору напитка можно было определить ее душевное состояние.

– Снимай пальто и садись, – сказала она с торжественным видом, словно человек, имеющий сообщить нечто важное.

Подошел официант, и я тоже заказал виски. Затем несколько раз повторил вот почему мне сегодня утром не удалось заснуть: известная доза спиртного не валит меня с ног, а лишь нервирует.

– Ты никого не заметил на тротуаре?

– Нет. А в чем дело?

– Я все думаю, вдруг он вернулся и подкарауливает меня. Он ведь такой. В том состоянии, в каком он сейчас, от него чего хочешь можно ждать.

– Вы поссорились?

Когда Иветта примет две-три порции, у нее все усложняется. Она заглянула мне в глаза и с трагическим видом произнесла:

– Прости меня, Люсьен. Я должна была бы сделать тебя счастливым. Я стараюсь изо всех сил, но лишь доставляю тебе неприятности и мучаю тебя. Тебе следовало бы выставить меня за дверь еще в тот день, когда я впервые появилась, и сидела бы я сейчас в тюрьме, где мне и место.

– Говори потише.

– Извини. Я, конечно, выпила, но не пьяна. Клянусь – нет. Очень важно, чтобы ты мне поверил. А мое состояние объясняется просто. Я боюсь, особенно за тебя,

– Рассказывай, что произошло.

– Мы пошли в кино на бульвар Барбес, там крутят фильм, который мне давно хотелось посмотреть, а после сеанса я почувствовала на площади Тертр, что должна чего-нибудь поесть.

Ее тянет в шумные и красочные места, на все вульгарное, живописное, агрессивное.

– Он заговорил не сразу. Я видела, что он не такой, как всегда, но не предполагала, что это настолько серьезно. Мы потанцевали, возвратились к своему столику, и я уже собиралась сесть, как вдруг он остановил меня, сдвинул брови и спросил: «Знаешь, чем мы потом займемся?» Я – ты уж извини! – отвечаю: "Как не знать! – "Не об этом речь. Мы действительно отправимся на улицу Понтье, но только чтобы забрать твои вещи, и ты переедешь ко мне. У меня наконец новая комната – мне ее давно обещали. Места на двоих хватит, окна на улицу... «. Я возразила, решив, что это пустая болтовня: „Ты же знаешь, Леонар, это невозможно“. – Нет, я все обдумал. Слишком уж глупо жить так, как мы с тобой. Ты мне всегда твердила, что тебе не нужны ни большая квартира, ни разные там удобства. Ты ведь знавала коечто похуже, чем набережная Жавель, верно?»

Она оживленно рассказывала, а я неподвижно сидел на банкетке и смотрел на парочку, которая пила шампанское, целуясь в перерывах между глотками. Иногда они развлекались тем, что переливали вино изо рта в рот.

– Я слушаю, – вздохнул я, когда Иветта на несколько секунд замолчала.

– Я не могу повторить все дословно. Это было бы слишком долго. Он никогда так много не говорил, как сегодня. Уверяет, будто теперь окончательно убедился, что любит и ничто не заставит его отказаться от меня.

– Обо мне говорил?

Она не ответила.

– Что он сказал?

– Что я тебе ничем не обязана, что ты эгоист и...

– И?..

– Сам настаиваешь? Тем хуже... Что ты распутник. Он ничего не понял, твердит, что ты ведешь себя, как все буржуа, и так далее. Я ответила, что это неправда, что он тебя не знает и я отказываюсь тебя бросить. Вокруг нас было полно народу. Один певец потребовал, чтобы мы замолчали, и это позволило мне понаблюдать за Мазетти и заметить, что лицо у него стало злое. Когда певец замолчал, он мне сказал: «Раз это для тебя так важно, сейчас же позвони ему и объяви о нашем решении». Я отодвинулась и повторила, что не поеду с ним. «В таком случае я сам позвоню и поговорю с ним. Ручаюсь, он поймет». Я вцепилась в него и, чтобы выиграть время, предложила: «Пойдем в другое место. Тут на нас все глазеют-думают, мы ссоримся». Мы шли по темным улочкам Холма и молчали. Ты требуешь, чтобы я все рассказала тебе, Люсьен. Клянусь, я бесповоротно все решила и только придумывала, как от него избавиться. Завидев огни «Маньера», я заявила, что хочу пить, мы зашли, и я заказала виски: мне это было просто необходимо, потому как сцена началась снова. "Что ты выиграешь, если я поселюсь с тобой на набережной Жавель? спросила я. «Ты будешь моей женой». – Что ты хочешь сказать? – «То, что сказал. Мы поженимся».

Она допила свою порцию и ухмыльнулась.

– Представляешь? Я прыснула со смеху, но все-таки это на меня подействовало: мужчина впервые сделал мне предложение. «Через месяц либо ты об этом пожалеешь, либо я от тебя устану», – возразила я. «Нет». – Я не создана жить с мужчиной". – Все женщины созданы для этого". – Но не я". Это уж мое дело". – И мое тоже". – Признайся, ты из-за него отказываешься?" Я ни в чем не призналась и промолчала, а он опять взялся за свое: «Боишься его? – „Нет“. – Тогда любишь?»

Иветта вновь замолчала и поманила к себе официанта.

– То же самое.

– Для обоих?

Я не раздумывая кивнул.

– Он твердил: «Любишь его? Ну, признайся. Скажи правду». Не помню уж, что я под конец брякнула, только он обозлился и вскочил, бросив: «Ладно, сведу счеты прямо с ним». Он швырнул на стол деньги и, побелев от бешенства, вышел.

– Он пил?

– Несколько стопок, слишком мало, чтобы спиртное подействовало так сильно. Я рассчитывала, что на улице он успокоится и вернется просить прощения. До того как тебе позвонить, я с полчаса просидела в своем уголке, вскакивая всякий раз, как отворялась дверь. Внезапно мне пришло в голову, что он, может быть, отправился к тебе домой.

– Я никого не видел.

– Уверена, он это сделает: он говорил не впустую. Мазетти не из тех, кто принимает решение не подумав, и если уж что запало ему в голову, он любой ценой добивается своего. Как и в учебе! Мне страшно, Люсьен. Я так боюсь, что с тобой что-нибудь случится.

– Пошли?

– Дай мне выпить еще стаканчик.

Этот стаканчик оказался лишним, что я и понял, когда у нее стал заплетаться язык, взгляд остекленел и тон изменился.

– Ты ведь уверен, что я ни за что на свете тебя не брошу, правда? Ты должен знать это, знать, что ты для меня все, что до тебя я не жила и если тебя не станет...

Я подозвал официанта, расплатился, а она ухитрилась допить и мою порцию. Перед уходом Иветта упросила меня проверить, не подстерегает ли он нас на улице. Нам посчастливилось сразу же поймать такси, и мы поехали на улицу Понтье. В машине она прижалась ко мне, хныча и порой вздрагивая.

Ее рассказ вовсе не обязательно был точен, и я никогда не узнаю, что она наплела Мазетти. Даже когда нет никакого резона лгать, ее тянет на выдумки, в которые она в конце концов сама начинает верить.

Разве сперва она не поклялась ему, что я всего лишь ее адвокат, что она неповинна в истории на улице Аббата Грегуара и по гроб обязана мне, спасшему ее от несправедливого приговора?

Это началось в июле, не помню уж в какой будний день, когда я повез Иветту в Сен-Клу позавтракать в кабачке – она обожает такие заведения. На террасе, где мы ели, была уйма народу, и я лишь мельком обратил внимание на двух молодых людей без пиджаков, у одного из которых были очень черные вьющиеся волосы; они сидели за соседним столиком и все время поглядывали в нашу сторону. В два тридцать у меня была назначена важная встреча, но к четверти третьего мы еще не покончили с десертом. Я предупредил Иветту, что должен уехать.

– Можно мне остаться? – попросила она.