Зеленые холмы Африки - Эрнест Хемингуэй

Внизу, под нами, Друпи сорвал какую-то травинку, затем быстро пошел по кровавому следу.

– Пига, – сказал М'Кола. – М'узури!

– Мы пойдем поверху, оттуда будет видно, если Друпи собьется со следа, – сказал Старик. – Поглядите-ка на него!

Друпи сдернул с головы феску и держал ее в руке.

– Другие предосторожности ему ни к чему, – заметил Старик. – Мы преследуем носорога с тяжелыми винтовками, а у Друпи в руках только его головной убор.

Друпи шел по следу носорога вместе с одним туземцем, и вдруг оба остановились. Друпи поднял руку.

– Они услышали его, – сказал Старик. – Скорее! Мы поспешили вниз. Друпи пошел нам навстречу и что-то сказал Старику.

– Он здесь, – шепотом пояснил Старик. – Они слышат крики клещеедов. Один из туземцев говорит, что слышал также и «фаро». Мы пойдем с подветренной стороны. Вы с Друпи ступайте вперед, а Мемсаиб пусть идет за мной. Возьмите двустволку. Вот так.

Носорог укрылся в высокой траве, где-то за кустарником. Приближаясь, мы услышали низкий и протяжный звук, похожий на стон. Друпи глянул на меня через плечо и усмехнулся. Звук повторился – на этот раз носорог вздохнул, видимо, захлебываясь кровью. Друпи смеялся. «Фаро», – прошептал он и приложил ладонь к щеке, желая показать, что зверь «заснул». Затем мы увидели, как стайка остроклювых птичек – клещеедов – снялась с места и улетела. Теперь мы точно знали, где носорог, и медленно двинулись туда, раздвигая траву, пока не увидели зверя. Он лежал на боку – мертвый.

– На всякий случай не мешает пальнуть в него еще разок, – сказал Старик. М'Кола подал мне спрингфилд. Я заметил, что курок взведен, бросил уничтожающий взгляд на М'Кола, стал на колено и выстрелил носорогу в шею. Зверь не шелохнулся. Друпи пожал мне руку. М'Кола последовал его примеру.

– Вообразите, он взвел курок, – сказал я Старику.

Мысль о том, что М'Кола нес за моей спиной ружье со взведенным курком, приводила меня в ярость.

А М'Кола это нисколько не смущало. Он радовался, поглаживал рог убитого животного, меряя его растопыренными пальцами, искал пулевое отверстие.

– Оно на том боку, – сказал я.

– Вам надо было видеть, как М'Кола охранял Маму! – сказал Старик. – Для этого он и взвел курок.

– А он разве умеет стрелять?

– Нет. Но все-таки выстрелил бы.

– И продырявил бы мне штаны! Рыцарь несчастный!

Когда подоспели остальные, мы общими усилиями приподняли носорога, поставили его так, что казалось, будто он стоит на коленях, и срезали вокруг траву, чтобы сделать несколько снимков. Пуля попала под лопатку, чуть позади легких.

– Это был удачный выстрел, – сказал Старик. – На редкость удачный! Но не вздумайте о нем рассказывать.

– Придется вам выдать мне свидетельство.

– Ну, тогда мы оба прослывем вралями. А странные твари эти носороги, правда?

Вот оно наконец, длинное, неуклюжее, тяжеловесное существо доисторического вида. Кожа как вулканизированная резина и словно слегка просвечивает, на ней не вполне зажившая рана, которую разбередили птицы, хвост толстый, круглый и заостренный на конце, по всему телу ползают многоногие плоские клещи, уши волосатые, глазки крошечные, как у свиньи, рог у основания порос мхом. М'Кола посмотрел на носорога и только головой покачал. Я его понял: в самом деле, замечательный экземпляр!

– Как вам нравится рог?

– Недурен, – ответил Старик. – Но ничего особенного. А вот выстрел ваш – это действительно чудо из чудес.

– М'Кола очень доволен носорогом, – сказал я.

– Ты и сам доволен не меньше, – заметила Мама.

– Да, я просто без ума от него. Но лучше не заводите разговора об этом, а то меня не остановить. Не все ли вам равно, что я думаю? Я могу поразмыслить об этом как-нибудь ночью, когда вы будете спать.

– К тому же вы отличный следопыт и здорово бьете птиц влет, – сказал Старик. – Ну, а еще что?

– Отстаньте! Я сказал это только один раз, когда был пьян.

– Слышите – один раз! Да разве он не повторяет этого каждый вечер? – воскликнула моя жена.

– Честное слово, я и в самом деле бью птиц влет.

– Поразительно, – сказал Старик – Никогда бы не подумал. А еще что вы умеете?

– Идите к черту!

– Лучше не говорить ему, что это был за выстрел, а то он станет просто невыносим, – сказал Старик Маме.

– Мы с М'Кола сами это знаем, – возразил я.

М'Кола подошел к нам.

– М'узури, бвана, – сказал он. – М'узури сана.

– Он думает, что это не случайно, – пояснил Старик.

– Не разубеждайте его.

– Пига М'узури, – продолжал М'Кола. – М'узури.

– Кажется, вы с ним сходитесь во мнениях, – заметил Старик.

– Мы с ним друзья.

– Видно, что друзья.

На обратном пути к лагерю я из любви к искусству застрелил болотную антилопу с двухсот шагов, перебив ей шею. М'Кола был доволен, а Друпи – тот просто пришел в восторг.

– Пора остановить его, – сказал Старик моей жене. – Куда вы целились, скажите правду?

– В шею, – солгал я. На самом деле я целил под лопатку.

– Прелестно! – сказала Мама. – Пуля щелкнула, словно бейсбольная бита при ударе о мяч, и антилопа свалилась как подкошенная.

– По-моему, он бессовестный лжец, – заметил Старик.

– Ни один из нас, великих стрелков, не дождался при жизни заслуженного признания. Но увидите, что будет, когда мы умрем.

– По его мнению, признать – это значит нести его на плечах, – сказал Старик. – Удачный выстрел окончательно вскружил ему голову.

– Ну, ладно, увидите сами. Честное слово, я всегда стрелял хорошо.

– А я припоминаю одну газель, – поддразнил меня Старик.

Я тоже помнил эту газель. Я гонялся за ней целое утро, много раз подкрадывался, но, одурев от жары, все время стрелял мимо, потом заполз на муравейник, чтобы выстрелить уже по другой, куда худшей газели, отдышался, промазал с пятидесяти шагов, увидел, что газель все еще стоит неподвижно и смотрит на меня, подняв голову, и выстрелил ей в грудь. Она присела на задние ноги, но, как только я сделал несколько шагов, вскочила, и, спотыкаясь, отбежала в сторону. Я выждал, когда газель остановилась, видимо, не в силах бежать дальше, и, не вставая, продев руку в ремень ружья, стал стрелять ей в шею, медленно, старательно, и промазал восемь раз кряду, в порыве безудержной злости целясь в одно и то же место и тем же манером; ружьеносцы смеялись, потом подъехал грузовик с африканцами, которые удивленно пялили на меня глаза. Старик и Мама молчали, а я все сидел, в холодном бешенстве упрямо пытаясь перебить антилопе шею, вместо того чтобы подойти поближе и прогнать ее с этой раскаленной солнцем равнины. Все молчали. Я протянул руку к М'Кола за новой обоймой, старательно прицелился, но промахнулся, и лишь на десятом выстреле перебил эту проклятую шею. Затем я отвернулся, даже не поглядев на свою жертву.

– Бедный Папа, – сказала моя жена.

– Солнце в глаза, да и ветер мешает, – заметил Старик (в то время мы с ним еще не были близко знакомы). – Все пули попадали в одно место. Я видел, как они вздымали пыль.

– Я вел себя как упрямый осел, – сказал я. Так или иначе, я научился стрелять. Мне почти всегда везло, и я выходил из положения с честью.

Мы остановились недалеко от лагеря и стали кричать. Никто не откликался. Наконец из палатки вышел Карл. Завидев нас, он скрылся, потом выглянул наружу.

– Эй, Карл! – крикнул я. Он помахал мне рукой и снова скрылся в палатке. Затем вышел и зашагал к нам. Он дрожал от волнения, и я догадался, что он отмывал с рук кровь.

– Что у вас там?

– Носорог, – ответил он.

– Случилось что-нибудь?

– Нет. Мы застрелили его.

– Вот здорово! Где же он?

– Вон за тем деревом.

Мы прибавили шагу. Возле дерева лежала только что отрезанная голова носорога, и какого носорога! Он был вдвое крупней моего. Глаза были закрыты, и в уголке одного из них, точно слеза, рдела капелька крови. Голова была огромная, рог красиво изогнут. Шкура в целый дюйм толщиной свисала складками позади головы и на месте среза белела, как свежий сок кокосового ореха.

– Какой длины рог? Дюймов тридцать?

– Ну нет, тридцати не будет, – возразил Старик.

– И все же превосходная добыча, мистер Джексон, – вмешался Дэн. – Красавец!

– Да, хорош, – согласился Старик.

– Где вы убили его?

– У самого лагеря.

– Он стоял в кустах. Мы услышали, как он фыркает.

– Мы даже подумали, что это буйвол, – сказал Карл.

– Красавец! – повторил Дэн.

– Я очень рад за вас, – сказал я Карлу.

Так и стояли мы все трое. Мы искренне желали поздравить товарища, великодушно похвалить его носорога, чей малый рог был длиннее большого рога у зверя, добытого нами,8 – этого громадного, великолепного носорога с кровавой слезкой в глазу, обезглавленного сказочного великана, но вместо этого разговаривали точно пассажиры на корабле перед приступом морской болезни или люди, потерявшие крупную сумму денег. Мы стыдились своего поведения, но ничего не могли с собой поделать. Я хотел сказать Карлу что-нибудь приятное и сердечное, но вместо этого спросил: