Голос и воск. Звучащая художественная речь в России в 1900–1930-е годы. Поэзия, звукозапись, перформанс - Валерий Золотухин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хотя отличия в манере чтения стихов Яхонтовым от актерского чтения были отмечены уже в первых его сольных выступлениях с лито-монтажами, с особой остротой конфликт между актерским и авторским чтением стихов для Яхонтова обнажится в тот момент, когда летом 1927 года вместе с Е. Поповой он приступит к работе над «Евгением Онегиным»:
– Как читать стихи? – все чаще и чаще спрашивал Яхонтов, вернувшись из Ленинграда <…> Первые жаркие дни. Цветы на улицах и опустевшая, покинутая Москва по вечерам.
Яхонтов продолжал быть настойчивым, неугомонным, неотвязным.
– Тебе не кажется, что многие актеры превращают стихи в прозу?..
И через некоторое время:
– Но… возьмем поэтов.
Читает вслух на память Сельвинского, Багрицкого, Светлова. Читает вслед Пушкина, в характерной манере авторского чтения.
– Ну, как тебе кажется, так можно читать Пушкина?
Публика не устанет?
Нота, нота одна… говорит он с досадой. Напев…
Нет, решает он, публика устанет. Не будет слушать.
Но зато это стихи…
Слышно внятно, что стихи… Как же быть?..
Вот, Маяковский, предположим… впрочем, он не в счет. Он особо, у него все получается.
Читает Маяковского, показывает, как у него все получается.
– А все-таки слушать поэтов очень интересно. Самых неумеющих читать. Есть какой-то секрет в их чтении…
Интересно было бы послушать, как читал сам Пушкин. Смотрит в потолок.
– Арап… с голубыми глазами…80
В 1936 году в своей лекции для актеров ГосТИМа, приуроченной к работе над пушкинским «Борисом Годуновым», Пяст останавливался на генезисе новой школы ритмического исполнения стиха, к которой, по его мнению, относились чтецы Антон Шварц, Георгий Артоболевский, Яхонтов и другие.
…вот декламаторы, это новейшая школа солистов, которые в последнее время получили всеобщее признание и которые повсюду принимаются. <…> Декламация новейшей формации вся сплошь относится к музыкальной школе, которая, главным образом, возникла в Ленинграде. Но Яхонтов москвич, который, однако, свою старую манеру оставил и перешел целиком в музыкальную школу чтения81.
Описанная Пястом тенденция требует уточнений. Звукоподражания (например, протяжным пароходным гудкам в чтении «Разговора на одесском рейде десантных судов: „Советского Дагестана“ и „Красной Абхазии“»82), пластическая игра, ударения чрезвычайной силы в некоторых местах стиха или такие же чрезвычайные смены темпа чтения (вроде сильного замедления темпа и динамики, cascando, которое можно услышать в сохранившейся звукозаписи чтения поэмы «Владимир Ильич Ленин», во фрагменте «Если бы выставить в музее…»83) и тому подобные случаи едва ли вписывались в модель «мелодического» ритмического чтения, которую пропагандировал с начала 1920‐х годов Владимир Пяст84.
Точнее был Д. Мирский, когда писал в середине 1930‐х о борьбе Яхонтова «на два фронта»:
…против «выразительного» чтения актеров, разрушающего стихотворную форму и заменяющего все стиховые средства выразительности одной театральной интонацией, и против «завывающего» чтения самих поэтов, заменяющих дифференцированную игру интонаций однообразной интонациональной (так! – В. З.) схемой, развертывающейся независимо от смысла. Только Маяковский читал иначе, и, несомненно, что стиль Яхонтова генетически связан именно с Маяковским. Стиль этот основан, во-первых, на предельно четком сохранении ритмической структуры стиха – в этом Яхонтов резко отходит от актеров и смыкается с поэтами. Но «поэтического» завывания в чтении Яхонтова нет. Интонация его подчинена смыслу, и хотя характер его интонации резко отличен от «классического» мхатовского стиля, это – актерская, театральная, драматическая интонация. Также и жест, очень экономный и сдержанный, остается жестом актерским85.
Усиление выразительности речи Яхонтова происходило за счет, с одной стороны, подчеркивания ритма, с другой – необычайно острых решений в области фонетической стилистики (к которым относятся и звукоподражания), характерных для декламации футуристов. Это особенно касалось подчеркивания Яхонтовым в чтении разных форм аллитераций и звукописи в стихах. К характерным для Яхонтова фонетическим решениям относится и знакомый по его звукозаписям почти что музыкальный эффект своеобразного колокольного «звона в стихе» («Звоны в стихе бывают различны. И различием звона отмечен каждый поэт»86), сопровождающийся усилением динамических ударений в отдельных фрагментах стихов. Говоря о яхонтовском исполнении Пушкина, Л. Кассиль удачно назвал его «спектаклем стиха и актера»87, обозначив наличие не одного, а двух равноправных ведущих принципов. О двух «пространствах» игры (физическом пространстве, необходимом для рисунка игры, и слове как «втором пространстве») писал О. Мандельштам:
Яхонтов при своем необыкновенном чутье к рисунку прозаической фразы ведет совершенно самостоятельную партию чтеца в то время, как режиссер Владимирский зорко следит за игрой вещами, подсказывая Яхонтову рисунок игры – до такой степени четкий и математически строгий, словно он сделан углем88.
В литературе о Яхонтове часто можно встретить описания того, как он визуализировал динамические акценты в стихе, например, постукивая об пол резиновым мячиком во время чтения Пушкина. Но бывало и иначе.
И вот – посередине поэмы «Двенадцать», – писал режиссер и критик Сергей Соловьев в рецензии на яхонтовский «Вечер Блока», – в момент спокойного и сосредоточенного развертывания текста, чтец достает приготовленную одну-единственную папиросу и медленно, очень обстоятельно и неторопливо начинает ее закуривать. По режиссерской идее, папироса каким-то непонятным для нас путем должна быть созвучна тексту поэмы, должна усиливать ее выразительные, образные средства. Однако текст начал комкаться, в нем появились совершенно неоправданные паузы89.
Знакомство с чтением Маяковского и многих других оказало на Яхонтова огромное влияние. В своих воспоминаниях Яхонтов многократно называет Маяковского «актером», «актером-трибуном», а его выступления – спектаклями «одного актера». Впервые чтение Маяковского Яхонтов, по предположению биографа актера Н. Крымовой, услышал зимой 1921–1922 годов90. Оно родило в нем сложное впечатление:
