Мангазея - Михаил Белов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сведения, собранные в Тобольске, о проходе из устья Северной Двины в Енисейское устье больших морских кочей также оказались неверными: «Сами там не бывали, — сказали мореходы, — из начала про ходоков руских и никаких иных людей не слыхивали».
Вспомнился всего лишь один случай, когда в царствование Федора Ивановича ходил на трех кочах искать проход из Обской губы в море московский гость Лука, но эта попытка закончилась несчастьем. Мореходы умерли в дороге. Осталось из них в живых всего лишь четыре человека. Экспедиция Луки запомнилась хорошо. О ней говорили в Поморье и в Москве. О ней рассказывали иностранцы, приезжавшие на Русь. Голландский купец Исаак Масса разузнал, что экспедицию снарядил тобольский воевода с тем, чтобы найти проход из Оби на реку Енисей. Кроме кочей, которые следовали на север вдоль Обских берегов, был послан сухопутный отряд казаков. По сведениям Массы, плавание по Оби завершилось благополучно и Лука прошел в устье Енисея, но по дороге умер. Экспедиция исследовала весь маршрут, посетила редкие острова, видела диковинных птиц и зверей. Но сам по себе поход Луки ничего не доказывал и не опровергал в споре тобольского и мангазейского воевод. Опрошенные Биркиным поморы утверждали, что невозможен проход из Обской губы к Енисейскому заливу, потому что «лежат непроходимые злые места от великих льдов и всякой нужи». Опросил Биркин и тех торговых людей, которые знали морской ход до Новой Земли, и они подтвердили, что никаких кораблей на Новой Земле не видели и что «та де Новая Земля не ведомо остров, не ведомо матерая земля. А с монгазейскую сторону от Енисейского устья ходоков с моря изначалу не бывало, от великих льдов проходу нет».
Вслед за «распросом» познакомился Данила Наумов с обстоятельной челобитной торговых и промышленных людей на имя царя, в которой просили они разрешить «из Монгазеи к Руси и в Монгазею с Руси ходити поволить большим морем и через Камень по-прежнему, чтобы им вперед без промыслов не быть, а нашей бы соболиной казне в их безторжеце и без промыслу в десятой пошлине убытку не было».
Доказательства, собранные Иваном Биркиным, Казанский приказ признал основательными. «И мы, — писал царь Михаил Федорович, — торговых и промышленных людей всех городов, которые ходят для торгов своих и промыслов в Монгазею, пожаловали, велели им ходити с Руси в Монгазею, а с Монгазеи на Русь большим морем и через Камень по-прежнему». Но вместе с тем в жалованной грамоте говорилось, чтобы поморы «с немецкими людьми в Монгазею не ходили и их не пропущали и с ними, опричь Архангельского города, не торговали, и дорог им не на которые места в Монгазею не указывали, и жили бы в Монгазее с великим бережением неоплошно». Тем же, кто нарушит такой приказ, царь грозил великой опалой и смертной казнью.
Подобное суровое напоминание русским мореходам оказалось не лишним. Царский двор знал о попытках европейских торговых компаний добиться в Москве разрешения на свободное плавание у берегов Сибири и в сибирских реках. С тех пор как в 1552 г. в устье Северной Двины прибыло первое английское судно «Эдуард — Благое Предприятие» и его кормчий Ричард Ченслер приехал в Москву ко двору Ивана Грозного, иностранные торговцы не переставали искать морские пути в Сибирь. Но знали в Москве и о том, что ни одна из этих попыток не увенчалась успехом. Западные корабли давило льдами, бросало на камни. Из-за большой осадки они не могли ходить у отмелых берегов, как это делали поморы на кочах. А в открытом море их останавливали льды, и они вынуждены были прекращать плавание на полпути. Трагические примеры гибели судов западноевропейского парусного флота в Арктике потрясали людей. Но моряки и купцы не останавливались ни перед чем, влекомые жаждой наживы, рассказами географов и космографов, писателей и государственных деятелей. Каждый из авторов измышлял по мере способностей и обязательно что-нибудь особенное, что волновало легко возбудимое воображение западных купцов-мореплавателей. Среди них оказался и английский предприниматель Стефен Барроу, первым попытавшийся в 1556 г. пройти в Сибирь на корабле под довольно откровенным названием «Ищи наживы». Но так как без помощи русских поморов он не мог бы дойти даже до устья Печоры, то решил подкупить этих добродушных людей всякими безделушками и подарками. От Колы на восток его корабль вел помор Федор. Стоило Федору уйти на своей лодье в сторону, как Барроу заблудился и вместо Оби ошибочно зашел на Новую Землю. Встретившийся здесь помор Лошаков показал дорогу в Югорский Шар, где корабль «Ищи наживы» попал во льды, а затем, отступив к устью Печоры, оказался на песчаных банках. Отсюда Барроу ни с чем вернулся на Северную Двину.
Безуспешно пытались пройти на реку Обь и служащие «Московской компании» (как стало называть себя общество английских купцов, торговавших с Россией через Архангельск) Пэт и Джекмен. Их плавание летом 1580 г. было неудачным. Попытку пройти на Обь сделали также и голландские купцы. Один из них, Оливер Брюннель, в 1584 г. на небольшом судне, очевидно, рассчитанном на мелководное море, прибыл к южному берегу Новой Земли, к Костину Шару. Голландец хотел через один из новоземельских проливов добраться до Оби, но не смог отыскать прохода. Пришлось отступить на юг, к печорскому берегу, где у опасного для мореплавателей Русского Заворота судно Брюннеля потерпело крушение. В описании этого путешествия, составленном самим Брюннелем, есть сведения о том, что предприимчивый купец, находясь на службе у сольвычегодских купцов Строгановых, по суше перешел на реку Обь. Правда, эти сведения внушают большие сомнения. Ловкий голландский купец, очевидно, слышал от русских, как пройти к Оби, а затем выдал это за свое собственное путешествие туда. В 1594 г., когда поморы уже освоили путь в Мангазею, голландская экспедиция капитана Ная, преодолев Карские Ворота, приблизилась к реке Каре. Это был самый крупный успех западноевропейских морских экспедиций в XVI в. Дальше Ная на восток никто не плавал. Но и такая удача оказалась неполной. Встретившись у Кары с тяжелыми льдами, голландские корабли не прошли их и повернули обратно. В следующем году Най повторил свое плавание. Пройдя Югорский Шар, он достиг острова Местного, но на дальнейшем пути опять встретились льды. В третьей попытке пройти в Сибирь, это случилось уже в 1596 г., погиб выдающийся голландский мореплаватель Виллем Баренц, принимавший участие и в предыдущих голландских экспедициях. Баренц решил достичь Обской губы, обогнув Новую Землю с запада. Зима застала корабль у восточного берега северного острова Новой Земли. Тревожной и тяжелой оказалась зима для голландцев в Ледяной гавани, где от цинги умер Баренц и несколько его матросов. Остальных голландцев спасли русские поморы, промышлявшие моржей неподалеку от голландского лагеря. После неудачи Баренца голландские экспедиции в Арктику почти прекратились. Известны экспедиции 1609–1610 гг., которые возглавлял Гудзон. Успех не сопутствовал и этому мореплавателю. Непреодолимые ледяные препятствия встали на пути иностранных предпринимателей, отправлявшихся в Сибирь.
В «смутное время» и позднее в Москве в Казанском приказе и в Тобольске знали о том, что иностранные корабли не могут пройти в Сибирь по морю. И все же опасность появления их там была одним из предлогов для запрещения Мангазейского морского хода. Понять это Данила Наумов никак не мог.
В 1618 и 1619 гг. о проходе иностранцев в Сибирь заговорили в Казанском приказе вновь в связи с настойчивыми просьбами тобольского воеводы Ивана Куракина, причем Куракину обещали полную свободу действий. Об этом свидетельствовала грамота 1618 г., снимающая запрет на плавание из Поморья в Мангазею. Царь писал в Тобольск: «А во всем мы в том морском Мангазейском ходу положили то дело на тебя, боярина нашего, на князя Ивана Семеновича: и ты бы всякое наше дело делал в Сибири, смотря по тамошнему делу, как бы нашему делу было прибыльнее и порухи некоторые в нашем деле не было». Этим и воспользовался Куракин. Написал он в Москву новую челобитную царю, где снова настаивал на запрещении Мангазейского морского хода и переводе сибирской северной торговли в Тобольск и Березов. Куракин подчеркивал, что торговые люди ездят в сибирские города мимо Тобольска и от этого происходит «умаление» таможенных сборов. Последнее обстоятельство, очевидно, сильно подействовало на начальников Казанского приказа, и поэтому во изменение своего ранее данного указа царь Михаил Федорович в 1619 г. направил Куракину новую наказную память, которую в феврале 1620 г. привез в Тобольск атаман Третьяк Юрлов. В новой своей грамоте царь согласился с доводами тобольского воеводы и окончательно запретил Мангазейский морской ход. Торговым и промышленным людям предлагалось ездить в Сибирь через Урал по рекам Усе, Соби на Березов, а из Березова в Мангазею.