Я и Путь in… Как победить добро - Отар Кушанашвили

Я вам рассказываю, что мир, конечно, жесток, но ведь у нас есть отдельные люди: у вас я, а у меня Лолита. А теперь и у вас есть Лолита.

Она просила зал молиться, хорошие люди внимали ей, и Макс Фадеев через полгода разъездов с этой песней по городам и весям становился на ноги. Есть связь между тем, что сделала женщина, которая тоже поет (а не только та, которая узурпировала право петь), блистательно исполняя эту песню, и тем, что он выздоровел? Мне кажется, есть, но я могу ошибаться.

Сильно отдающие выпитыми в закулисном пространстве плохими напитками молодые артисты не понимают, что кроме того, что им поставили голос (а между нами говоря, не поставили его никому из тех, кого я слышал), у музыки должен быть еще и физический эквивалент.

Ты должен слышать песню и хвататься за сердце. С тобой должно что-то случиться. Это не касается всех песен, но каких-то касается.

У нее день рождения. Я тщательно взвешиваю сейчас слова. Она гениальна. Я говорю об этом с нескрываемым энтузиазмом, потому что на тех съемках она сказала, что это я ее спас. Я в это время попытался прервать ее монолог. «Нет-нет, – сказала она публике. – Письма Отара, написанные от руки, висят у меня в приемной. Кто из вас не верит мне – можете ко мне прийти».

Потом ее муж мне подтвердил, что они, обрамленные красивой рамочкой, висят там. Я помню, как писал ей эти несколько писем, хотя отнекивался из-за кокетства. Я писал их тогда, как пишу вам сейчас.

...

Быть бездушными и жестокими – это очень человеческая история, очень понятная. Но ни то, ни другое не делает возможность быть жестокими допустимой. Надо помнить, что у каждого своя миссия.

Лолита, как диво дивное, выполняет свою Миссию. Она, правда, уверена, что песня строить и жить помогает. Даже больше жить, чем строить, вспоминая ее квартирные передряги. Может быть, даже помогает жить другим. Но когда ты помогаешь жить другим, тогда ты осознаешь все то, что я процитировал про добродетель. Тогда ты согреешь другого, и в ответ люди встанут и будут кричать тебе «браво!», как было на съемках канала «Россия 1», посвященных дню рождения Лолиты.

Она только начала выполнять эту Миссию, и я бы очень хотел, чтобы она была богатейшей артисткой в мире, потому что чем больше она монетизирует свой талант, тем чаще мы будем видеть ту Лолиту, которую любим. Уверенную в себе и знающую, что этой уверенностью она должна поделиться с нами.

С днем рождения, подруга! Я выпью за здоровье ДБ

Сейчас, когда обострились отношения между людьми, я хочу разрядить атмосферу одним хорошим жестом: сказать пару слов про человека, теперь отрицающего факт нашей дружбы с ним, каковая началась в том далеком году, когда мы с Юрием Шмильевичем Айзеншписом впервые услышали паренька по имени Дима Билан.

Я хочу разрядить атмосферу и, может быть, вам всем впервые с мезозоя преподнести урок бережного отношения к прошлому, которое не всегда, при нашей-то обостренной обидчивости и преувеличенной тяге к конфронтации, перетекает в будущее, но это совсем не важно.

Однажды, когда между Парфеновым и Константином Эрнстом пробежала черная кошка, я уж не помню, по чьей милости, Константин Эрнст, которому приписывали неправую сторону (а потом он взял на работу Парфенова, когда последний был в опале), произнес: «Я не умею и не хочу плевать в лицо нашему прошлому».

В преддверии тридцатилетия Димы Билана я готов повторить за руководителем самого главного канала эти слова.

Я не желаю плевать в лицо нашему прошлому.

В еженедельнике «Собеседник» вышла заметка, которую не я назвал так, а назвали, поскольку я очень плохой сочинитель заголовков, мои коллеги из газеты «Собеседник» «Мой друг Дима Билан». Так по мотивам книги своего отца «Мой друг Иван Лапшин» снял незабвенное, шикарное, полное воздуха кино Алексей Герман.

Мой друг ДБ. Почему я это сделал? Судя по тому, как бурно, но параллельно развиваются наши жизни – моя блистательная музыковедческая и человековедческая, и его нервная, моментами блистательная, музыкальная, – нам, скорее всего, уже не сойтись. Мы как раз в эпоху означенного мезозоя расстались не по моей милости.

Для меня хорошие отношения с людьми, с которыми я когда-то имел соприкосновения, – это кислород.

Для меня кислород – отсутствие ссоры, для меня кислород – отношения, полные пиетета. И для меня отсутствие кислорода – отсутствие всех этих ингредиентов моего нормального самочувствия.

Есть люди, чьи инстинкты развиты и нацелены на добывание денег, а руки умеют извлекать золото из булыжника, как искру из кремня, но они сами не умеют добывать сердечную радость для себя или здоровье для собственного тела. Ведь здоровье для собственного тела, как бы ни противилась этим словам Ольга Слуцкер – владелица фитнес-империи и человек, навравший в налоговой декларации, что он бедствует, – не добывается только на тренажерах.

Здоровье для тела добывается тем, как ты приучил свою голову к включению по утрам. Она может быть даже похмельной, но похмелье – не самая большая проблема, если ты это похмелье стяжал в застолье с друзьями.

Если ты похмелье заработал, проклиная всех вокруг и превращаясь в агрессивное животное за столом, за которым пьешь сам с собой, якобы обделенным успехом, в то время как бездари жуируют, – это значит, что тебе незачем жить на белом свете. Мне есть зачем. У меня даже похмелье бывает праздничным....

Даже в похмелье я весел и выгляжу так же вальяжненько, как сейчас выглядит Дмитрий Медведев в разъездах по стране, где он наивно внушает себе, что любим народом. Я выгляжу так же по-западному, как он в своих социальных сетях.

Я в преддверии тридцатилетия Билана вспоминаю только самое хорошее и вас хочу приучить к тому же. Не было ссор. Обидчив – да, раним – да. А вы не обидчивы, не ранимы? Ровно в той же степени, что и я.

Но когда мне начинают рассказывать слева и справа, как Борис Моисеев обиделся на продюсера Фридлянда и очень глупо обосновывает эту свою обиду, мне хочется одернуть его возгласом: «Эй, вспомни, сколько для тебя хорошего сделали!» То же самое относится ко всем этим локальным или нелокальным конфликтам.

Моя критика в адрес ДБ порождена только любовью, если она неправильно воспринимается – это проблема тридцатилетнего парня, которому уже пора понять, что мир состоит из людей, желающих иногда сделать тебе хорошо через умеренную боль, порождаемую критикой.

Они не злопыхательствуют, как злопыхательствует БМ в адрес ЕФ.

Хочу, чтобы вы знали: в день тридцатилетия ДБ я выпью за его здоровье, потому что искренне полагаю его большим артистом, хоть и совсем маленьким. Большой бы артист не обижался на больших журналистов.

Профи и Профит

Пусть ему это дается с боем, но Билан взрослеет на глазах. Он чистокровный артист, ему дано и предписано расти, и я рад, что с ним это происходит. Он не бежит от реальности, завидев ее.

На заре карьеры Димы Билана, его продюсер Юрий Айзеншпис хотел представить его забиякой. Узнав, что я еду на интервью к Александру Иншакову, Айзеншпис отправился со мной, дабы показать ему перечень трюков, приготовленных для клипа «Ночной хулиган». На это Иншаков сказал: «Молодой артист. Не физически, не психологически он эти трюки не потянет».

Со слов Иншакова, единственный актер, который совмещал интеллект с нежеланием подменять себя – это Андрей Ростоцкий. Но и тот закончил печально…

Но Билан уперся. Он участвовал во всех драках и мордобоях в клипе. Кроме Билана больше таких смельчаков я не видел. Артисты – существа субтильные и рафинированные. И есть компьютер: теперь кого угодно можно изобразить альпинистом, Джеки Чаном или бандиткой, как Таня Терешина, которая одним взглядом зажигает машины.

Он всегда умел думать, чего там, а ведь сама попытка это делать питательна для мозгов (это я написал специально для наших поп-звезд).

Это не просто конец мечтам о Западе, это взросление, вовсе не отрицающее и не отменяющее способность мечтать.

Какие перемены в жизни нашего героя подвели его к такой ревизии взглядов, следственно, ценностей?

Его голос снова стал таким, каким он пел полную воздуха «На берегу неба».

(Еще раз повторю, чтоб оттенить: те песни, которые покупались им одно время на Западе, были не песнями, а вовсе и «набором пошлости», топорно сработанным.)

Возможно, это перерождение. Возможно, это возрождение, в ходе которого различит порыв к отрицанию прожектерства, чистой воды прозрение.

До конца понять, что он думает об устройстве Вселенной, натурально, невозможно, но уже сказано им, что «все эти идеи, что вот прямо сейчас нужно ехать и покорять Запад, – они умерли; это теперь вопрос статуса, а не дивидендов».

Он не хочет предстать перед Западом колоссом из желе, он не боится раскладывать свой успех на составляющие, каковой процесс для всякого думающего оборачивается рефлексией.