Светловолосая рабыня - Картер Браун

Через несколько коротких мгновений Джеки уже стояла рядом со мной в моей спальне, а улыбка ее стала еще ослепительнее, и я мог бы поклясться, что энергии, излучаемой ею, хватило бы на освещение Лос-Анджелеса в течение ближайшей тысячи лет. Но вдруг улыбка стала меркнуть и вскоре вовсе погасла. Я понял: случилось что-то ужасное.

— Проклятая “молния” снова застряла! — заявила Джеки с яростью.

Она сунула за широкий пояс джинсов пальцы обеих рук и рванула изо всей силы. Глаза ее широко раскрылись, но на том дело и окончилось — застежка не поддалась.

— Рик! — взмолилась она. — Они ни на дюйм не сдвинулись с моих бедер. Неужели я до конца дней буду упрятана в эти чертовы джинсы?

— Не волнуйтесь, — успокоил я. — Сейчас все улажу. Я вышел на кухню, взял наиболее острый из двух имевшихся в моем хозяйстве столовых ножей и вернулся в спальню. Почему-то, увидев у меня в руках нож, Джеки издала тихий жалобный визг.

— Если вы ляжете на кровать лицом вниз, — сказал я, — то мне потребуется не больше двух секунд.

— Честно говоря, Рик, — сказала она дрожащим голосом, — я не настолько уж сгораю от нетерпения. Видите ли, если ваша рука дрогнет, у меня останется отметина на всю жизнь.

Тем не менее она покорно растянулась на постели, потом довольно неохотно перекатилась на живот, и на лице ее я успел уловить выражение невинной жертвы, готовящейся принять мученический конец. Сначала я распорол задний шов джинсов. Правда, при этом я чуть-чуть оцарапал ее правую ягодицу, но она завопила так отчаянно, словно я был каким-то чудовищем, вроде ученика маркиза де Сада. Однако пять секунд спустя джинсы распались на две аккуратные половины, которые я без труда стащил с Джеки.

— Сказал же, что все улажу. — Я отвесил ей легкий шлепок по мягкому месту. — Но думаю, теперь нет смысла беспокоиться об этих тряпках.

— Я всегда могу купить новые джинсы. — Она перекатилась на спину и провела по бедрам. На лице ее снова возникла тревога. — А что ты сделал с моими трусиками, Рик?

— Разве на тебе еще что-нибудь было? — выдавил я из себя.

— О Господи! — Она схватила остатки своих джинсов, несколько секунд покопалась в них и со стоном отшвырнула на пол.

— Нашла? — спросил я с надеждой.

— Нашла! — Она откинулась на подушки и уставилась в потолок с отрешенным выражением лица.

Я прилег на кровать рядом с ней и нежно прикрыл ладонью ближайший снежно-белый пик.

— Хорошо!

— Просто великолепно! — съязвила она. — У меня теперь одна-единственная проблема: каким образом я смогу надеть свои трусики, если ты аккуратно располосовал их надвое!

— Мы как-нибудь уладим это потом... — Потянувшись, я прикрыл другой рукой второй пик-близнец.

— Но как же, черт побери, я доберусь до дома? — воскликнула она с отчаянием. — Неужели ты думаешь, никто не заметит, что на мне всего-навсего широкая улыбка и пара сапожек?

— Я куплю тебе крылатую колесницу, — пообещал я, зарываясь лицом в душистую долину между пиками. — Непременно куплю, и она будет инкрустирована золотом!

— Не слышу ни слова из того, что ты там бормочешь! — разозлилась она.

Я неохотно поднял голову и уставился на нее:

— Чертова ты кукла, вот что я тебе скажу! Целую минуту она давилась смехом: сначала он булькал у нее в горле, потом все ее тело заходило ходуном, словно началось сексуальное землетрясение.

— Рик, — жалобно взмолилась она. — Я не могу больше смеяться! Если это повторится, я наверняка поврежу себе какой-нибудь жизненно важный орган!

— Сейчас мы все уладим, — внушительно заявил я.

— Только не вздумай хвататься за свой ужасный нож!

— Никакой хирургии, — заверил я. — Теперь уже необходима терапия.

Джеки закатилась, точно рассыпали звон серебряные бубенчики. Звук оборвался на самой высокой ноте — больше она уже не смеялась.

— Рик, — сказала она после всего глуховатым и чуть охрипшим голосом, — у тебя, оказывается, есть чудесное лекарство против таких приступов! Отчего ты его не запатентуешь?

— Понимаешь, у его действия есть определенные границы, — признался я. — Представь, что будет, если его применить на людях посреди, к примеру, универсального магазина?

— Ты хочешь сказать, в магазине “Кланси”? — Ее конвульсивные всхлипывания от смеха бросали мою голову из стороны в сторону, словно челнок в штормовом море. — А ты сам-то помнишь универмаг “Кланси”?

И новый раскат оглушительного смеха обрушился на мою бедную голову. Я сердито приподнялся на локте:

— Немедленно прекрати! Иначе мне придется повторить всю процедуру лечения!

— Я понимаю! — радостно взвизгнула она. — Именно этого я и добиваюсь!

Глава 6

Я распрощался с Джеки Эриксон в десять часов утра, когда прибыло заказанное такси. Единственный предмет моего гардероба, в который ей удалось втиснуться, — полосатые шорты, — не слишком удачно сочетался с сапожками и стетсоновской шляпой. Но я с завидным терпением раз пятьдесят повторил ей, что в шортах участок ее тела между шляпой и сапожками смотрится значительно лучше, чем он выглядел бы, если бы на нем вовсе ничего не было. Когда такси наконец исчезло за поворотом, я вернулся в дом, набрал номер санатория “Вид на холмы” и попросил к телефону сестру Демнон.

— Это говорит Рик Холман, — представился я, услышав в трубке ее хрипловатый голос.

— Слушаю вас, мистер Холман.

— Я подумал, что, пожалуй, есть смысл принять ваше предложение и окончательно закрепить наш уговор. Сегодня пятница, и, насколько я понимаю, вы свободны весь уик-энд. Так почему бы вам не собрать чемоданчик и не приехать ко мне домой часиков в пять вечера?

— Я просто в восторге, — без малейшего колебания ответила сестра. — Но если позволите задать вопрос, хотелось бы знать, почему вы переменили свое первоначальное мнение?

— Просто я представил себе, как вы расхаживаете по моей квартире в этом вашем прозрачном нейлоновом чуде.

— Если вы не поставите свой кондиционер на холод, то горячка вам обеспечена, — промурлыкала она. — Где вы живете?

Я продиктовал ей свой адрес, попрощался и повесил трубку.

Сама мысль, что эта рыжеволосая красавица будет расхаживать по моей гостиной в прозрачном нейлоне, — и это после ночи, посвященной демонстрациям патентованного средства “Холман против икоты”, — подействовала на меня не лучше, чем перспектива освежиться стаканом теплого лимонада. Я решил, что теперь самое время навестить психоаналитика. Нашел номер его телефона в списке Пакстона. Доктор Шумейкер не выказал ни малейшего удивления, когда я назвался и сказал, что хочу побеседовать с ним о Кармен Коленсо. Спросил только, будет ли мне удобно встретиться у него в конторе в одиннадцать часов. Я повесил трубку и несколько минут размышлял о том, что с сегодняшнего утра мир, похоже, настолько изменился, что впредь все, с кем мне придется иметь дело, будут беспрекословно выполнять любые мои пожелания!

Бюро Шумейкера находилось на десятом этаже высотного здания на Уилшир-бульваре. Элегантная блондинка в приемной одарила меня теплой улыбкой, словно я был любимым психом доктора, и плавным движением руки указала мне на дверь кабинета Шумейкера.

Психоаналитик оказался высоким и почти лысым парнем лет тридцати пяти. Его голубые глаза с тяжелыми веками глядели пронзительно и в то же время сохраняли непроницаемое выражение, как нельзя лучше сочетавшееся с синим орлоновым свитером и белым пиджаком в рубчик. Наверняка любой пациент, страдающий тяжелым неврозом, при одном лишь взгляде на Шумейкера чувствовал себя наполовину излеченным, настолько самоуверенно выглядел психоаналитик. Видно, даже самые тяжелые случаи для него не представляли ни малейшего затруднения.

— Садитесь, мистер Холман, — сказал Шумейкер, выпустив мою руку из своих железных тисков. — Рэй Пакстон говорил мне насчет вас еще вчера вечером. — Он криво улыбнулся. — Беспокоился, что вы ему не позвонили, а я ответил, что даже гению понадобилось бы больше двенадцати часов, чтобы найти пропавшую девушку. Особенно если это — Кармен Коленсо.

— Джеки Эриксон рассказала мне кое-что о ваших отношениях с Пакстоном. О том, например, что Кармен резко переменила свое мнение о брате за время пребывания в санатории.

Шумейкер разлегся на кушетке, стоявшей в нескольких футах от кресла, в котором я сидел, заложив руки за голову, и тихо вздохнул.

— Это интересный факт, — продолжил я. — Но мне хотелось бы узнать об этом подробнее. Насколько я понял, Кармен через несколько недель пребывания в санатории перестала ненавидеть своего брата и стала считать, что он всегда был прав по отношению к ней. Маятник полетел в обратном направлении, и теперь братец превратился в самую большую привязанность ее жизни и, значит, стал, по ее мнению, не способен ни на что дурное?

— У Джеки очень хорошая память, — сказал он.