Лавка забытых иллюзий (сборник) - Сергей Литвинов

Но, несмотря на происки судей и противников, советская команда вышла в четвертьфинал. Я в ту пору, разумеется, не знал, что это достижение для нашей команды окажется вершинным, потом мы только дважды за сорок с лишним лет сможем повторить его (в восемьдесят втором и восемьдесят шестом). Однако в семидесятом мне даже полуфинала оказалось бы мало. Я мечтал о финале, где, допускал, наша сборная может уступить великой бразильской команде. Но только им, и больше никому.

И вот в четвертьфинале наша сборная должна была встретиться с командой Уругвая. Матч этот транслировался поздно. И мне следовало сперва договориться с бабушкой и дедушкой, что меня допустят к просмотру. Хоть и были каникулы, но старички строго следили за моим режимом, краеугольными камнями которого было: правильное питание и достаточный сон.

В тот день (я проверил сегодня по Интернету, матч СССР – Уругвай состоялся 14 июня 1970 года) я решил, что меня непременно допустят до позднего вечернего просмотра (с возможным дополнительным временем), если я хорошенько предварительно высплюсь.

Поэтому в день четвертьфинала я проснулся, как обычно, около девяти, однако вставать не спешил. Я устроился поудобнее и постарался задремать снова. Не получилось. Я совершил еще одну попытку. Однако сна не было ни в одном глазу. Что ж, раз не получалось заснуть по-настоящему, я решил схитрить – выспаться понарошку. И повернулся на другой бок, делая вид, что сплю.

Квартира бабушки и дедушки была роскошной (по моим тогдашним представлениям). И я даже спал в отдельной от них комнате, которая в светлое время суток исполняла роль гостиной. Я стал лежа тихонечко мечтать о том о сем: о сегодняшнем матче в Мексике, где наши победят, о полуфинале с бразильцами. Потом фантазии плавно перенеслись к полетам к звездам, иным планетам и мирам. Вскоре я услышал, как в комнату тихонько входит бабушка, похоже, удивленная тем, что я так долго не встаю. Я притаился и замер, притворяясь спящим. Бабушка тихонечко постояла у кровати, вглядываясь мне в лицо. Я честно зажмурился и не моргал. Постояв пару минут, она вышла, и потом я услышал, как они о чем-то говорят в кухне с дедушкой, но не расслышал о чем. Наверное, они удивляются, почему я так разоспался.

Довольный тем, что меня не разоблачили, я выждал еще пять минут и вышел из гостиной вроде бы заспанный.

Я до сих пор не знаю (и не узнаю уже никогда), раскусила бабушка мою уловку или нет. Я думаю, конечно, что да: подумаешь, сложность, определить спит или нет десятилетний мальчик. Но виду она не подала и честно разрешила мне смотреть футбол, даже с дополнительным возможным временем.

Однако счастья мне та игра не принесла. Играли наши медленно, видно было, что им и впрямь очень жарко, и они двигаются из последних сил. А потом, в дополнительное время, наш игрок Бышовец забил мяч, а судья не засчитал, сославшись на офсайд. А потом мяч (тот самый, «олимпийский») вышел за пределы поля, и это все видели, и наши остановились, а уругвайцы воспользовались заминкой и забили нечестный гол. Уругвай победил со счетом один – ноль и вышел в полуфинал. Федерация футбола СССР подала протест, но грязные политиканы из ФИФА не удосужились пойти нам навстречу и назначить переигровку матча.

С тех пор я больше сорока лет слежу за футболом и успехами нашей сборной – сначала советской, потом СНГ, а после российской. Радости мне эти ребята, последовательно сменяющие друг друга, доставляли, честно скажу, немного. Разве что на первенствах Европы – в восемьдесят восьмом, когда дошли до финала, и в две тыщи восьмом, обыграв в четвертьфинале голландцев. Да в восемьдесят шестом, когда в первой встрече на чемпионате мира раздраконили венгров шесть – ноль. А больше – увы. А мы, имею в виду себя и других ненормальных болельщиков, всё смотрим турниры и всё надеемся…

В том же семидесятом году, когда познал вкус футбола, я впервые в жизни приехал в Москву. Мы прилетели из Ростова на самолете, потом погрузились на автобус «Икарус» (таких я раньше не видывал!) и поехали в город. Москва потрясла меня своей огромностью и величием. И когда автобус подъехал по Калининскому проспекту (ныне Новоарбатскому) к библиотеке Ленина и я увидел Боровицкую башню и кусочек красной стены с зубцами, я заорал на весь автобус, не в силах сдерживать эйфорию: «Смотрите, Кремль!» Пассажиры в креслах заулыбались, а мои мама и папа смутились.

В той поездке мы, разумеется, прошли по всем положенным местам притяжения провинциалов: Кремль, Красная площадь, Александровский сад, зоопарк. В гостинице «Россия» посидели на вертящихся табуретах в баре, и мама с папой пили коктейли, а я – через соломинку вишневый сок со льдом. Я впервые тогда был в баре и впервые пробовал напиток со льдом. Мне понравилось. Мы поднимались на Останкинскую телебашню и обедали в ресторане «Седьмое небо».

А еще мы с папой отправились на футбол.

Я первый раз в жизни увидел матч живьем. Я не помню, конечно, точно, кто играл, но Интернет подсказывает почти наверняка: то был матч «Динамо» (Москва) – «Динамо» (Киев), состоявшийся третьего июля семидесятого года.

Стадион произвел на меня ошеломительное впечатление своими размерами и количеством зрителей. С самого начала я был неприятно удивлен тем, что на трибунах никто игру не комментирует. Я-то был убежден, что голос комментатора звучит непосредственно на стадионе!

Я быстро на жесткой лавке освоился и решил, что мне надо определиться, за кого болеть. Так как команды, за которую я болел – по правилам землячества, а также по месту службы отца: спортивного клуба армии из Ростова-на-Дону – на поле не наблюдалось, я решил, что мне ближе не надменные москвичи, а все-таки, ввиду своей украинской половинки, киевляне. Решив так, я вдруг, неожиданно даже и для самого себя, во весь голос выкрикнул: «Бей Москву!»

Остается только удивляться мелкотравчатости торсиды тех лет. Я не сомневаюсь, что нынче малахольного мальчика, решившего гаркнуть на столичной трибуне нечто подобное, сожрут немедленно и даже костей не оставят ни от него, ни от его сопровождающих. Но в те времена, когда самое сильное выражение из тех, что неслось с трибун, было: «Судью на мыло!» – на меня, конечно, начали оглядываться: что это, мол, за ненормальный пацан объявился? Отец, конечно, покраснел и толкнул меня в бок: не надо, мол, таких фраз на столичных трибунах выкрикивать – но и только. Довольно скоро инцидент был исчерпан и забыт.

Только сейчас, кучу лет спустя, я с помощью всезнайки-Сети вспоминаю, что матч тот завершился со счетом один ноль в пользу динамовцев московских, которые и заняли по итогам тогдашнего чемпионата второе место.

А я так и остался телевизионным болельщиком, посещающим стадион лишь в исключительных, крайне редких случаях.

Квартирная лотерея

Домом своим ростовским я гордился. Он был не простой, а кооперативный. Это означало, что моим маме и папе не дали квартиру – как давали обычным очередникам. Мои родители квартиру – купили! За свои деньги! Тогда это было странно, диковинно: ничего себе! Жилье можно не получить, а купить – как хлеб или колбасу!

Дом наш – кооперативный! – был длинной панельной пятиэтажкой. Его никто тогда не называл ни «хрущевкой», ни тем более «хрущобой». Никита Сергеевич Хрущев уже был снят со своего поста Председателя Совета министров СССР, но еще жив. Народное мнение о бывшем лидере страны в те времена пребывало в районе насмешливой неприязни. Разговоры вслух о былом властителе – с хулой, а тем паче хвалой – не поощрялись. По радио, телевидению и в газетах о нем не говорили вообще. Тем более никому не пришло бы в голову называть в честь развенчанного кумира что бы то ни было. Особенно тип дома.

И вообще, неологизм этот образован явно по аналогии с трущобой – но какая, к аллаху, трущоба! Ведь квартирой (подобной той, что получили мы) гордились. Представляете, жилье не в военном городке, а в городе, в новом доме! Отдельное! Свое!

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Родион Яковлевич Малиновский (10 (22) ноября 1898, Одесса – 31 марта 1967, Москва) – советский военачальник и государственный деятель. Полководец Великой Отечественной войны, Маршал Советского Союза, с 1957 по 1967 год – министр обороны СССР.

2

Первое название популярной передачи «Голубой огонек».

3

Каботаж (франц. cabotage) – судоходство между портами одной страны.