На берегу Днепра - Порфирий Гаврутто

Командир роты привстал, дал длинную очередь. Низенький, коренастый гитлеровец ткнулся в бруствер его окопа, но другой прыгнул ему прямо на голову. Он сбил Куско с ног, подмял под себя и начал душить. Гитлеровец что-то кричал, и лейтенант совсем рядом увидел его налитые кровью глаза. Куско пытался приподняться, сбросить его и дотянуться рукою до ножа. Но в окопе было тесно. Гитлеровец плотно сидел на нем и все сильней и сильней давил ему горло.

В глазах у лейтенанта потемнело. Он задыхался, терял сознание. Еще какие-то доли секунды, и лейтенант погиб бы. Но вовремя подоспевший Кухтин застрелил гитлеровца.

Лейтенант Куско вскочил и тут же увидел новую группу поднявшихся в атаку гитлеровцев. Он торопливо схватил с земли автомат, дал очередь. В это время на бруствере окопа показался маленький Кухтин.

— За Родину! Ура-а-а! — во весь голос закричал он и рванулся вперед. Все, кто не был ранен, последовали за товарищем.

Вражеская атака была отбита…

— Да, момент напряженный! — сказал комиссару Рыбину полковник Захарчук, наблюдавший за ходом боя. — Надо что-то предпринимать, иначе рота Куско будет полностью уничтожена…

— Выход один, — отозвался Рыбин. — Поднять солдат третьей роты и бросить их на поддержку Куско. И пока не поздно, сделаю это я.

— А доберешься? — спросил Захарчук.

— Попытаюсь, — тихо ответил Рыбин и, не медля ни минуты, ушел с командного пункта.

Гитлеровцы заметили перебегавшего между деревьями офицера и открыли по нему огонь. Рыбин приник к земле. Когда огонь затих, он поднялся на ноги и, скрываясь за деревьями, начал перебегать к третьей роте.

— Что же это вы, хлопцы, лежите и спокойно наблюдаете, как умирают ваши товарищи? — тяжело дыша, спросил он, прыгнув в первый оказавшийся на его пути окоп.

— А что делать? Головы поднять нельзя, — несмело ответил ему кто-то из солдат.

— Где командир роты?

— Убит! — коротко сообщили комиссару.

— Значит, командир погиб, а вы решили отлежаться? Так, что ли?

Солдаты молчали.

— Спасовали, значит, заробели?

— Нет, не заробели! — наконец отозвался один из солдат — рядовой Лорин. — Да что ж делать-то? Командир роты убит, командиры взводов тоже.

— Понятно! Коммунисты есть? — громко крикнул Рыбин, высовываясь из окопа.

— Есть! — отозвалось несколько голосов.

— А комсомольцы?

— Есть!

— А ну-ка, давайте поближе ко мне!

Коммунисты и комсомольцы задвигались, подползли к комиссару.

— Вот что, товарищи! — начал Рыбин. — Положение в роте Куско очень тяжелое. И жизнь его людей и его самого всецело зависит от нас с вами. От этого зависит судьба целой роты и даже всей бригады. — Он помолчал немного, потом негромко добавил: — Прежде всего надо преодолеть эту полосу. — И он указал на простреливаемую поляну.

Первым поднялся сержант Иванов. Невысокий, мускулистый, он легко вскочил на ноги, добежал до края поляны и сразу же, сраженный пулей, упал на пожелтевшую траву. Вслед за ним еще кто-то попытался перебежать поляну, но и его постигла такая же участь. Тогда побежал Рыбин. Он достиг тела убитого сержанта и зашатался.

«Ранен», — мелькнуло в голове подполковника, и он, пробежав еще несколько метров, припал к земле.

Над его головой просвистел целый рой пуль. «Надо переждать немного», — решил Рыбин. И тут же почувствовал, как теплая кровь залила ему грудь.

«Это ничего!» — ощупав простреленное плечо, сам себя успокоил подполковник.

— Убили, комиссара-то убили! — встревоженно крикнул кто-то. Вслед за тем послышался все нарастающий топот.

Рыбин приподнялся.

— Нет, я жив! — закричал он и, пересиливая нестерпимую боль в простреленном плече, вскочил и побежал вместе с солдатами в окопы роты Куско.

— Ну что же вы там так долго загорали? — с упреком встретил автоматчика Лорина Никита Назаренко.

— Потом поговорим об этом. Перевяжи руку, — и Лорин показал Никите окровавленную левую кисть.

Никита Назаренко наскоро наложил повязку.

И почти в это же время, сделав свою последнюю перебежку, гитлеровцы снова пошли в атаку на позиции десантников.

Лорин положил на бруствер окопа свой автомат и, слегка придерживая его раненой рукой, открыл огонь.

— Да ты уж, ладно, не мучь себя, — сказал ему Назаренко. — Мы и без тебя теперь справимся. Давай отдохни лучше.

Лорин усмехнулся.

— Отдыхать, Никита, будем потом.

Гитлеровцы подбегали все ближе.

— Ур-р-р-а-а!

Подполковник Рыбин снова поднял людей в контратаку. В порванной гимнастерке, с наскоро перевязанным плечом и пистолетом волевой руке, стиснув зубы и закинув назад голову, он, не сгибаясь, побежал через редкий кустарник.

Назаренко выскочил из окопа и, стреляя на ходу, устремился вслед за ним. Возле его головы свистели вражеские пули. Но он ни на что не обращал внимания. Он видел перед собой только неприятельских солдат, которых надо обязательно убить, иначе они убьют его, убьют товарищей, убьют родных, знакомых, вытопчут ногами всю страну. Он бежал до тех пор, пока не споткнулся о труп гитлеровца и не упал. Мимо него пробежал Лорин. Поддерживая окровавленной левой рукой автомат, он стрелял в гитлеровцев и что-то кричал. Назаренко бросился следом за ним. Но Лорин вдруг приостановился, выпустил из рук автомат, а вслед за этим и сам упал на землю.

Назаренко склонился над ним.

— Все теперь, Никита, все! — тихо прошептал Лорин.

— Ну, ну, крепись! Мы с тобой еще… — начал было Назаренко.

— Горит все в груди, огнем горит.

— Сейчас санитара пришлю. Перевяжут тебя, и легче станет.

— Не надо… Если жив останешься…

Никита ниже наклонился к нему.

— Если жив останешься, напиши батьке письмо. Все напиши.

Назаренко молча кивнул.

— А теперь иди. Как там? — Лорин, привстав на локти, посмотрел вперед. — Потеснили гада! — В его затухающих глазах сверкнул огонек радости. — Ну иди и ты туда, иди, Никита. Ты ведь ловкий, сильный. Давай хоть одного за меня…

Назаренко не слышал его последних слов. Он вскочил и побежал вперед.

…Через час на опушке леса все затихло. Гитлеровцы снова были отброшены.

Никита подошел к тому месту, где упал Лорин, нашел его, присел на землю и долго смотрел в его уже посиневшее лицо. Потом встал, взял тело товарища на руки и понес в лес. Там, под высокой ветвистой сосной, Сидоров, Кухтин и другие солдаты уже готовили братскую могилу.

После боя солдаты долго не могли прийти в себя. У всех были суровые, изменившиеся лица. Люди много курили и пили воду. Пили много, с жадностью, но никто не притрагивался к еде.

Солдатам выдали водку. Но даже те, кто любил в обыкновенное время выпить чарку, отнеслись к водке безразлично. Кухтину, Назаренко, Сидорову и пулеметчику Будрину досталась двойная порция. Они сели на траве в кружок, достали из мешков жестяные кружки, хлеб, консервы.

— Такой бой, ребята, вовек не забудешь! Умирать будешь, а вспомнишь. Вспомнишь, и страшно станет. Вот какой, ребята, мы сегодня бой вынесли, — наливая в кружку водку, тихо проговорил Кухтин. Он подал кружку Сидорову. — На, выпей! Пей до дна. Пей за то, чтобы ты целым и невредимым вернулся домой и чтобы, когда тебе снова придется выпить, вспомнил сегодняшний день, людей, которые погибли, и тех, которые живы и вот сейчас с тобою выпивают…

Сидоров молча взял кружку, поднес ее к губам, запрокинул голову и выпил. Потом вытер рукавом губы, понюхал кусочек хлеба, закурил и задумчиво уставился куда-то вдаль.

— Ты что? Летчицу вспомнил? — спросил его Кухтин.

Сидоров сначала отрицательно покачал головой, но потом вдруг сознался:

— Ее. И не хочу будто о ней думать, а она все стоит и стоит перед глазами.

— А ты не думай. Не надо, — посоветовал Кухтин.

В небе между вершинами деревьев показался немецкий самолет-разведчик «фокке-вульф».

— «Рама», ребята, «рама», — тревожно проговорил Назаренко.

— Эх, долбануть бы его, да нечем! — с сожалением протянул Будрин.

— Так и знай — скоро бомбить будут, — с тревогой следя глазами за самолетом, сказал Кухтин.

— Да уж не без этого, — согласился Сидоров.

Самолет покружился над лесом и исчез.

…Вечерело. Лес притих. Притихли и солдаты, наблюдая, как высокие красноголовые осины роняли последнюю багрово-красную листву.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Появление над лесом вражеских самолетов-разведчиков ничего хорошего не предвещало. Ожидался налет бомбардировщиков и крупнокалиберной артиллерии, спешно подтянутой к Яблоновскому лесу. Потом Захарчук узнал еще одну неприятную новость: к лесу, в котором они укрылись, со всех сторон стягивались войска противника. Силы гитлеровцев во много раз превосходили силы советского соединения, и о вступлении с ними в бой не могло быть и речи. Выход был один: немедленно покинуть лес и тем самым сохранить силы. Но как его покинуть, полковник еще не решил.