История Клуба-81 - Борис Иванов

В своем докладе я не назвал имена великих реформаторов-современников Александра Солженицына и Андрея Сахарова, не говорил о том, что духовные вожди и институты советской власти дискредитировали себя, но сказал, что страна, в которой мы живем, уже вступила в эпоху реформации.

Первый конфликт с КГБ вызвало выступление Наля Подольского: он прочел главу из повести, в которой, помимо прочих петербургских типов, был выведен стукач. На наших вечерах Адамацкий обратил внимание на мужчину средних лет, на общем фоне клубной аудитории выглядевшего госслужащим. Вскоре мы с ним познакомились: «Коршунов Павел Николаевич».

Он – офицер 5-го отдела – вызвал Н. Подольского к себе для внушения: тот, кого обыватели называют «стукачом», выполняет свой гражданский долг, стоит на страже государственной безопасности.

Узнав об этом, правление клуба направило в комитет протест, в котором заявило, что, если выступления в клубе будут подвергаться цензуре, существование клуба теряет всякой смысл.

Коршунов обещал не вмешиваться в наши внутренние дела, а мы согласились перед выступлениями на чужой территории давать тексты на просмотр Ю. Андрееву. Помещение Клуба-81 на улице Петра Лаврова, 5, стало «Монако свободы», – так вскоре окрестили завоеванное пространство.

В первые месяцы особенно ощущалось, как нуждались литераторы в общении со слушателями, – обычные жалобы тех дней: «Когда же мне дадут возможность выступить!» Составили список очередности выступающих.

Я, казалось бы, должен был знать если не всех, то, по крайней мере, очень многих – пятый год выпускал «Часы», участвовал в работе Религиозно-философского семинара, – круг моих знакомств в неофициальной среде был весьма широк, и тем не менее на каждом вечере встречал новые лица. Привлеченные литературными вечерами из тени выходили дети андеграунда.

В марте на литературном вечере Андреев делает заявление: издательство «Советский писатель» объявило о своей готовности оперативно выпустить сборник произведений членов Клуба-81 объемом в 22 печатных листа. Подумать только – официальное издательство будет издавать неофициалов! Утопия-2, кажется, начинает приобретать реальные очертания25.

Я считал, что любой публичный успех объединения ни в коем случае не должен порождать внутриклубные конфликты. Доверить составление сборника какому-либо клубному авторитету значило бы занести в коллектив бациллы ссор и интриг. Во избежание сего на очередном собрании принято «Положение о порядке составления клубных сборников».

И. Адамацкий:

16 марта 1982 года было принято «Положение о порядке составления сборников произведений членов Клуба-81».

Через неделю, а именно 23 марта, начался сбор текстов; к концу марта уже имелось в наличии 760 страниц машинописи двадцати поэтов и девятнадцати прозаиков.

Все помнят эти месяцы восторга – собирание текстов, собирание денег на перепечатку, доставание денег, бумаги, копирки. То были веселые хлопоты – как переезд на новую квартиру.

К 16 августа объем собранных рукописей достиг 1000 страниц, к середине сентября – 1200.

Многие члены клуба принимали участие в рецензировании поступивших произведений: Кривулин, Стратановский, Адамацкий, Подольский, Улановская, Бешенковская и другие. Большинство авторов впервые встретились с письменно сформулированным анализом своих произведений.

Уже весной поступающие произведения мы стали распределять по четырем сборникам под литерами X, Y, Z, W. В сборнике X поэзию представляли В. Кривулин, Е. Шварц, С. Стратановский, А. Драгомощенко, прозу – Б. Дышленко «Антрну», Н. Подольский «Повелитель теней», В. И. Аксенов «Понедельник, 13 сентября». В раздел критики и искусствоведения предполагалось включить статьи «„Черные доски“ Владимира Овчинникова» Ю. Новикова, интервью с художником В. Гаврильчиком, статью Д. Панченко о поэзии Елены Шварц «Одежды Кинфии». В раздел «Публикации» – стихи Роальда Мандельштама, его имя открывает список выдающихся поэтов послесталинской независимой поэзии. Он умер, так и не увидев свои стихи опубликованными.

В сборнике Y предполагалось опубликовать стихи О. Бешенковской, П. Чейгина, О. Охапкина, прозу Б. Улановской, Б. Кудрякова, И. Беляева, в разделе критики – интервью с художником Ю. Дышленко, новаторскую работу Е. Барбана о джазе, статью Б. Останина об Александре Кушнере. В отделе «Публикации» читатель прочел бы в переводе с английского работу В. Набокова «Николай Гоголь». В других составленных сборниках также были представлены авторы и произведения, которые через пять-десять лет будут опубликованы.

Каждый должен знать: все получат возможность предложить свои вещи и влиять на состав будущего издания. Все проекты сборников будут представлены общему собранию клуба. Могло показаться, что Положение излишне формализует, бюрократизирует отношения внутри клуба, на деле оно уравнивало права членов клуба.

Вскоре стало очевидно: размеры планируемого клубного сборника были слишком малы.

Тексты концентрировались у руководителей секций, кратко рецензировались, о трех китах негласного цензурного кодекса все знали: к публикации не допускаются 1) религия (кресты и прочее божественное); 2) порнография (имелась в виду эротика в любой дозе); 3) так называемый антисов – расплывчатое понятие, которое вполне можно было заменить словцом из Салтыкова-Щедрина «посягательство». Авторы, посягающие решать проблемы, порученные историей «диктатуре пролетариата» и передоверенные трудящимися верхушке КПСС, конечно, не могли рассчитывать на уважение к своему литературному труду.

В то время, пока секции были поглощены заботой, как лучшим образом представить свой раздел в сборниках, Ю. Андреев выяснял в «высших сферах» реальные перспективы будущих изданий. Как и следовало ожидать, творцы и исполнители Утопии-1 немедленно задумались о том, как бы поменьше заплатить за будущую лояльность непослушных литераторов. С повестки дня был снят вопрос о публикации в газетах какой-либо информации о клубе, – объяснение: на клубные вечера полгорода сбежится. Наш куратор, с одной стороны, был поражен «гуманистическим отношением к клубу самых высоких партийных товарищей», с другой – «не лучше ли всего первый сборник пропустить через Горлит, подчеркнув, что издание экспериментальное, и опубликовать его тиражом в 200 экземпляров».

Идея малотиражного издания трудов клуба не казалась большинству его членов их умаляющей. Напротив, при публикациях в таком масштабе появлялась возможность непосредственного влияния клуба на качество, главное – опубликовать одновременно все четыре сборника. В лице издательства «Советский писатель» мои коллеги видели высокомерного идеологического монстра, который слыл производителем лучшей литературной продукции в стране. Правление в начале сентября посылает в секретариат правления ЛО ССП письмо:

Правление клуба предлагает опубликовать данные сборники ненаборным способом (ротапринт, ксерокс) в качестве предварительного пробного издания Клуба с обозначением их правового статуса; такое издание, хотя и неудовлетворительно, с точки зрения авторов, тем не менее введет их произведения в границы, установленные законом, и затруднит их безнаказанное использование, позволит противостоять кривотолкам и необоснованным слухам, может послужить материалом для критического анализа.

Это письмо было дипломатическим демаршем против обвинений в продолжающихся публикациях наших коллег в эмигрантских журналах – мы вставали на защиту своей интеллектуальной собственности. Но, с точки зрения власти, реализация этого предложения создавала прецедент раскола тоталитарного единства гигантской иерархической пирамиды, в которую будет внедрен жучок, который, как считали идеологи, начнет подтачивать эту египетскую постройку. «Узкая дорога к демократии» плохо просматривалась в зарослях бюрократического леса.

Разумеется, ротапринтные издания со временем ушли бы в прошлое, зато был бы приобретен опыт позитивного решения вопроса, действительного сотрудничества власти с новыми культурными явлениями. За несколько лет такого компромисса, распространенного также на сферу театра, изобразительного искусства, кино, музыки, философии, конфликт между властью и интеллигенцией не достиг бы той остроты, которая в итоге привела к катастрофе всю систему, не подготовив внутри ее политиков, способных к интегральному мышлению. Нас терпели, нас изучали – для того, чтобы в конце концов уничтожить. Проект эволюционного врастания страны в современный мир М. Горбачеву и его сторонникам не удался.

В ответ на наши предложения последовали сетования, что секретариат ЛО ССП множительной аппаратурой не распоряжается, и – вообще – советской литературе катастрофически не хватает бумаги. Еще бы! Я подсчитал, что только один лживый и бездарный роман Г. Холопова «Докеры», переиздания которого следовали одно за другим, а общий тираж достиг полутора миллионов (не считая изданий на языке народов СССР), отнимает у читателей сотни и сотни совершенно необходимых книг. (Для сравнения: средний тираж издаваемых в США романов составлял тогда 6 тысяч экземпляров.) Было у ЛО ССП и другое возражение: если начать издание произведений членов клуба малотиражным способом, не возжелают ли другие ЛИТО города получить такую же возможность?..