Тень каннибала - Андрей Воронин

Когда она окончательно овладела собой и повернулась к дочери, та уже спала. Ее опухшее от слез лицо выглядело несчастным и беззащитным. Анна Александровна едва слышно вздохнула. Любовь и жалость боролись в ее душе с сильнейшим раздражением. За что ей это на старости лет? Тридцать лет в школе - тяжкий крест, даже если не считать того, что довелось увидеть и пережить за стенами школьного здания. И вот теперь, когда, казалось бы, все более или менее наладилось и настало время отдохнуть, надо же было случиться такому!

Анна Александровна не стыдилась этих мыслей, потому что знала: между тем, о чем ты думаешь в минуту слабости, и тем, что ты делаешь и как живешь на самом деле, - пропасть. Она напоминала самой себе солдата, который после долгого и полного опасностей перехода едва успел устроиться на привал, как услышал команду на построение. Естественно, солдат станет в строй и пойдет дальше, но кто сказал, что он должен этому радоваться?!

Неслышно ступая по собственноручно отмытому и натертому до матового блеска паркету, она вышла из комнаты, заглянула на кухню и, убедившись, что там все в порядке, осторожно, чтобы не разбудить дочь, открыла входную дверь.

Она не знала, куда пойдет и что станет делать, но сидеть сложа руки в пропахшей смертью однокомнатной квартирке за плотно задернутыми желтыми шторами было выше ее сил. Анна Александровна была неглупой женщиной и понимала, что идти в милицию, стучать кулаком по столу и требовать немедленно, сию минуту изловить преступника совершенно бесполезно. Маньяк был хитер, как все маньяки, а среди тех, кто пытался его искать, судя по всему, не было ни Шерлоков Холмсов, ни эркюлей пуаро. Да если бы и были, им вряд ли удалось бы справиться с этим делом. Что толку от самых хитроумных умозаключений, дедукции и тончайшей логики, когда имеешь дело с хитрым и кровожадным сумасшедшим, укрывшимся в многомиллионном городе и действующим вопреки здравому смыслу? Все, на что могла рассчитывать милиция, - это случайно поймать маньяка на месте преступления, схватить его из засады, запугать и заставить признаться в своих преступлениях. Это была единственно возможная тактика в сложившейся ситуации, но она, насколько могла судить Анна Александровна, до сих пор не дала никаких результатов. Если, конечно, не считать результатом того, что зверь выследил и сожрал одного из охотников...

Она бесцельно шла по улице, обсаженной тоненькими прутиками, которым через много лет предстояло превратиться в березы, липы и рябины, и снова, в который уже раз, пыталась понять, почему такое несчастье случилось именно с ней, с ее семьей.

Неужели все-таки правы те, кто талдычит о переселении душ, карме и прочей чепухе, которую невозможно ни доказать, ни опровергнуть и которую ни один здравомыслящий человек не станет воспринимать всерьез? Неужто в нынешнем своем существовании каждый из нас расплачивается за грехи, совершенные в прошлых жизнях, причем вовсе не обязательно за свои собственные? Тогда у места, где мы живем, есть название, решила Анна Александровна. Это название - ад. Нас всю жизнь пугают адом, а мы, глупцы, послушно пугаемся, не зная, что мы уже в аду, что мы родились здесь, выросли и умрем в свое время, чтобы перейти в следующий круг. Котлы, сковородки и вилы - чепуха. Если ад существует, то он должен выглядеть точь-в-точь как этот микрорайон. Или как наша деревня после того, как в сорок третьем году она восемь раз переходила от наших к немцам и обратно... А те редкие минуты радости, любви и счастья, что выпадают нам иногда, тоже имеют свой смысл и свое предназначение в этом пекле. Человек привыкает ко всему, в том числе и к страданиям. Вот для этого нам и дается радость чтобы не привыкали, чтобы каждый новый удар ощущался в полном объеме, со всей остротой...

Она огляделась, ища скамейку, на которую можно было бы присесть, чтобы спокойно выкурить сигаретку. Но вокруг был только серый асфальт, вытоптанные газоны с чахлыми прутиками деревьев да огромные бетонные махины многоэтажных жилых корпусов. Ближайшая скамейка виднелась в паре сотен метров от того места, где стояла Анна Александровна, на троллейбусной остановке, где уже топталось человек пятнадцать. Сивакова махнула рукой, щелкнула замком сумочки и вынула пачку "Мальборо-лайт". В конце концов, здесь была Москва, а не родная деревня, где ее знала любая собака и где, случись ей закурить на улице, пересудов хватило бы на полгода.

Умело, по-солдатски закуривая от спички, она невесело усмехнулась краешком твердо очерченного, немного жестковатого рта. "Родная деревня"... Господи, кто бы знал, как она всю жизнь ненавидела эту дыру, в которой ей пришлось прожить большую часть своей жизни! Ах, если бы, если бы у нее был выбор! Но выбора у нее, увы, не было. В сороковом году отца арестовали, припомнив ему и дворянское происхождение, и то, что его отец, штабс-капитан Леваневский, воевал на стороне Врангеля, и даже то, что его мать была дочерью приходского священника. Через месяц после отца забрали маму. Они так и не вернулись из лагеря, а если вернулись, то не смогли разыскать дочь. Потом был детский дом с его вечной голодовкой и звериными порядками, потом педучилище, институт... Вышла замуж за директора сельской школы, в которой работала по распределению, а потом, когда муж умер от рака, сама стала директором. Вот так и осела навечно в "родной" деревне...

"Карма", - подумала она, мысленно катая на языке полузнакомое слово, взвешивая, примериваясь, пробуя его на вкус.

Ноги сами собой вывели ее на окраинную улицу, где за широкой полосой асфальта зеленел вытоптанный пригородный лес. Кроны деревьев застыли в мертвой неподвижности, источая густые запахи нагретой солнцем листвы, древесной коры и сосновой хвои. Буйство молодой, ярко освещенной зелени показалось Анне Александровне зловещим и кощунственным, более того, абсолютно неуместным, как присутствие на поминках подвыпившего гармониста, с пьяных глаз перепутавшего похороны со свадьбой.

В двери расположенного поблизости универмага по одному, по двое входили и выходили люди. До Анны Александровны доносились их голоса, шарканье подошв по бетону и стук дверей, но ощущение пустоты и какой-то нехорошей предгрозовой тишины от этих звуков только усиливалось. Сивакова видела, как двое молодых людей, перевалив через невысокий глинистый вал, оставленный на противоположной стороне дороги строителями, скрылись в лесу, шагая в сторону автостанции по той самой тропинке. Они о чем-то оживленно разговаривали. Перед тем как исчезнуть из виду, один из них засмеялся, поправляя на плече ремень спортивной сумки.

Анна Александровна огляделась, ища, куда бы бросить окурок. Легкий ветерок катал по асфальту россыпи бычков и конфетных бумажек, хотя урна для мусора поблизости имелась. Она стояла возле осветительной опоры и была набита доверху. Обертки от мороженого, какие-то скомканные газеты и банановая кожура буйно выпирали из нее во все стороны, свешиваясь через край и грозя вывалиться на асфальт. На светло-сером бетоне столба белело какое-то объявление, и Анна Александровна, подойдя к урне, механически пробежала его глазами.

"Избавлю от страданий, открою путь к духовному и физическому совершенству. Тайны черной и белой магии, диагностика кармы, составление астрологических прогнозов, коррекция осанки, гимнастика йогов и др.", гласило объявление.

Анна Александровна горько улыбнулась и покачала головой. Эту бумажку словно нарочно прилепили здесь к ее приходу. Диагностика кармы - это было как раз то, что ей сейчас требовалось. По крайней мере, будет повод размазать хоть кого-то по стенке, этого шарлатана-диагноста например. Или шарлатанку, безразлично. Подобные тонкости волнуют, как правило, только мужчин, да и то лишь тех, которые безнадежно испорчены интеллигентным воспитанием. А таких в наше время - раз, два и обчелся. Остальным же глубоко плевать, кого вколачивать в землю по самые ноздри - мужчину, женщину или ребенка...

Анна Александровна аккуратно отделила от объявления бумажку с номером телефона и домашним адресом шарлатана, даже не подозревая, что трое с небольшим суток назад ее покойный зять стоял на этом самом месте и занимался тем же, чем занималась сейчас она. Даже мысли Анны Александровны в какой-то степени повторяли мысли лейтенанта Сивакова, но она об этом, конечно же, не догадывалась.

Спрятав листок с адресом в сумочку, которая, честно говоря, больше напоминала хозяйственную сумку, чем дамский ридикюль, Анна Александровна неторопливо двинулась дальше, почти бессознательно держа путь по указанному в объявлении адресу.

Ее мысли вдруг сделали неожиданный поворот и свободно потекли по новому руслу. Анна Александровна не прилагала к этому никаких усилий, да это, в общем-то, и не требовалось: русло было готово заранее и только и дожидалось, чтобы кто-нибудь поднял шлюзы, пустив в него мутную воду подозрений.