Необходимо для счастья - Анатолий Жуков

Мотор затрещал, захлопал, окутался дымом. Я бросил ручку Пашке под ноги и захлопнул дверцу кабины. Он привязал ее изнутри супонью: запоры не работали.

— Сволочь, — сказал Николай Иванович. — Жрать бы только, пить да с бабами… Такую машину угробил!

Полуторка, прыгая на рытвинах, поскакала к дороге.

— Недели через полторы начнем жнитво, — сказал Николай Иванович, — к этому времени быков надо обучить. Сильно они тебя?

Я сказал, что не очень, штаны вот жалко, других нет.

— Ладно, не тужи. Я дам тебе новый мешок, пусть мать покрасит и сошьет другие. В понедельник начнете обучение. Один ты не сладишь, будете вдвоем с Васюком. За обучение начислим аккордно по пятьдесят рублей за быка — хорошие деньги. В ФЗО мастеру так платят за каждого ученика. Договорились?

Я был рад обучать с Васюком — он самый ловкий среди пацанов и знает быков и лошадей лучше всех. Весной он обучил под седло Визгушку для Николая Ивановича, злую и коварную кобылицу, от которой давно отступились. А с быками ладил запросто. Но меня совсем не привлекали быки. Далеко в степи клубилась дорожная пыль за Пашкиной полуторкой — моя мечта, заветная, давняя.

— Договорились, — сказал я, потупившись. — Только лучше бы к трактору.

— Знаю, — сказал Николай Иванович. — Но зерно отвозить тоже надо, грузовиков нет. Осенью пойдешь на трактор, а потом и шофером станешь, может быть, не торопись. У нас всего одна полуторка, а вот кончится война, все машины пойдут к нам, в деревню, шоферов понадобится много, и ты первый поедешь на курсы, я обещаю.

— Побожись!

Николай Иванович засмеялся:

— А если скажу «честное комсомольское», поверишь?

— Поверю.

— Честное комсомольское! Сделаю все, чтобы ты стал шофером! — Николай Иванович сказал это серьезно, торжественно.

Я обрадовался и побежал к Мустафе на конюшню, чтобы узнать, где Васюк, и заодно украсть пару сыромятных чересседельников для кнута.

В понедельник мы с Васюком приступили к обучению. Злодей и Буран еще не совсем оправились после операции, можно бы подождать денек-другой, но так они будут смирней, сговорчивей. На это рассчитывал и Николай Иванович.

Утром он прискакал к скотобазе на своей отчаянной Визгушке, помог обротать волов, надеть на них по одинарному ярму. До обеда мы решили обучать их раздельно — пусть привыкнут к тяжести на шее, научатся стоять в оглоблях. Если сразу запрячь парой, они разнесут все вдребезги и себя покалечат.

— Ну, с богом! — сказал Николай Иванович смеясь. — Помните, сейчас вы не просто обучаете быков — вы создаете новое творение на земле: рабочего вола! Давай, Васюк, трогай.

Низкорослый и крепкий, как копыл, Васюк прыгнул в сани и огрел Злодея ременным кнутом. Я держал своего, тоже запряженного, Бурана, прикрученного к столбу. Пускай поглядит, наберется ума-разума.

— Пошел, ёкарный бабай! — закричал Васюк, вытянув Злодея вторично.

Черный Злодей откинул белые рога, попятился и вдруг бешено рванул сани — Васюк, задрав босые ноги, кубарем покатился назад, но тотчас вскочил, нагнал Злодея и врезал ему по правому боку:

— Лева, лева держи!

— Правильно, — сказал Николай Иванович. — Надо сразу приучать их к дороге, к направлению. Если повернет вправо, хлещи его по левому боку — поймет! Боль заставит понять. Ну, теперь давай ты.

Васюк уже «вырулил» Злодея на дорогу и скрылся в туче пыли, поднятой санями. Буран глядел им вслед и дрожал. Я отвязал его, смотал веревочную налыгу на рога, показал ему кнут:

— Поехали!

Буран дернул сани и… спокойно пошел по дороге. Так спокойно, будто родился с ярмом на шее и всю жизнь возил летом сани. Удивительно! Я даже кнутом ни разу не хлопнул, новеньким кнутом, который только вчера сплел из украденных в конюшне чересседельников. А может, Буран запомнил нашу битву у оврага и признал меня хозяином?

— Гляди в оба! — Николай Иванович вскочил в седло и поскакал следом. В руках у него тоже был кнут.

Буран шел нога за ногу, как настоящий вол, обмахивал бока хвостом от мошкары и не обращал внимания на танцующую рядом Визгушку.

Было жарко и тихо, разбитая сухая дорога густо пылила, запел над головой тяжелый и быстрый, как пуля, овод. Заслышав этот звук, Буран осатанел и бросился со всех ног к пруду, высоко задрав хвост. Ни крики, ни удары кнута не помогали. Николай Иванович выскочил на своей Визгушке вперед, заступая нам дорогу, но Буран ничего не видел и мчался прямо, выставив острые рога. Визгушка с пронзительным ржаньем отскочила.

Я держался за передок саней и махал кнутом, чтобы отогнать овода. Может, я отогнал бы его или прихлопнул, но тут из-за крайнего дома, где жила Клавка, вылетел на своем Злодее Васюк, наши сани сшиблись наклестками, Васюк успел выскочить, а я оказался в пруду вместе со своим Бураном.

— Занозу вытащи, занозу! — кричал с берега Николай Иванович. — Быка утопишь!

Клавка стояла рядом с ним — выскочила из дома простоволосая, в халатишке — и осматривала напуганную Визгушку.

Буран, спасаясь от овода, влетел на глубину и поплыл, фыркая и захлебываясь. Тяжелые сани и ярмо мешали ему, он весь погрузился в воду, наверху торчала лишь рогатая морда с ушами да ноздри.

До берега было далеко, больше сотни метров, я прыгнул с плывущих саней в воду, по оглобле добрался до ярма и вынул занозу. Освобожденный Буран всплыл над водой и повернул обратно. Умница! Догадался, что этот берег ближе, чем тот.

Почти до обеда мы провозились, вызволяя из пруда сани и отыскивая мой сыромятный утонувший кнут. Потом я сушил на воротах рубашку и новые мешочные штаны, сидя голый у скотобазы, а Васюк и Николай Иванович лежали на траве и совещались. Визгушка с распоротой ляжкой — я и не заметил, когда Буран ее пырнул, — лечилась у Клавки в изоляторе.

— Кнутом надо меньше работать, — говорил Николай Иванович. — Кнутом ты запугаешь его, боязливым сделаешь, нервным, слабым. А вол спокойным должен быть и понятливым, как человек.

— А поворачивать? — спросил Васюк недоверчиво.

— И поворачивать так же: хлопай кнутом не по боку, а по земле. Поймет. Буран вот нагляделся, как ты порол Злодея, и сразу пошел без кнута, а в пруд он побежал от овода, застрочился. Вы мажьте им спины креолином, овод не так будет донимать.

— Без кнута нельзя, — сказал Васюк. — Слушаться не будут.

— Будут. Я в госпитале одну книжку прочитал про условные рефлексы, там все правильно написано. Рефлекс — это привычка к тому, к чему можно привыкнуть. А к боли привыкнуть нельзя, и вот бык запоминает, что боль ему несет твой кнут. Он соображает, как спасти свои бока, и привыкает везти груз, поворачиваться направо, налево, останавливаться. Значит, рефлекс у него уже есть, бить не надо, этим его только собьешь с толку, озлобишь: он же выполняет все правильно, а ты его колотишь — за что?

Буран и Злодей стояли «валетом» и ели из саней друг друга семенной ячмень. От рождения они его не пробовали, летом — трава, зимой — солома, а вот теперь хрупают пахучий ячмень. Все равно как пряники для нас с Васюком.

Николай Иванович берег этот ячмень с самой посевной, два мешка держал под замком у завхоза — только для обучения быков. И вот сегодня принес полведра и велел, чтобы раздавал я, Васюку запретил. «Ты только обучаешь, — объяснил он, — а ему на них работать, хозяином быть: он их трудиться заставляет, колотит иногда, но он же их и милует, награждает — тут политика!»

Николай Иванович лежал на траве, глядел в небо, где застыли белыми сугробами редкие кучевые облака, и говорил, что труд создал человека, но в этом не одни приятности были. Пока из дикой обезьянки с хвостом получился человек, много она хлебнула горюшка. Да и человеком не меньше, а пожалуй, больше. Ведь у человека разум появился, он соображает, и вот с этим своим соображением делает иногда не то, что ему хочется, а то, что надо. Быков вот жалко выхолащивать, а надо: всю силу они должны отдавать работе, только одной работе и ничему больше. Или война. Противное дело, гибельное, а воюем — надо!

Николай Иванович со вздохом поднялся, помассировал раненую левую руку с намертво сжатыми в кулак пальцами, потом оправил солдатскую гимнастерку под ремнем и вытер травой пыльные сапоги.

— Разболтался с вами, а надо еще на пары съездить, на сенокос… Давайте договоримся так: сегодня вы гоняете до вечера поодиночке, а завтра запряжете парой. Тоже в сани, на колесах они вас разобьют. У завхоза возьмите еще полведра ячменя и давайте понемногу, как награду — понятно?

— Понятно, — сказал Васюк уже в спину ему: Николай Иванович торопился навстречу Клавке, которая вела в поводу его Визгушку с забинтованной ногой.

И бинт нашла для лошади, и ведет сама, — наверно, у них получится вскорости настоящая любовь.

Я стал надевать просохшие штаны и рубашку.