Что такое психотерапия - Джей Хейли

Еще до консультаций с Эриксоном я осознавал, что при всем моем опыте я знаком лишь с индивидуальным и исследовательским применением гипноза. Применение гипноза с целью изменить кого-то было совершенно другим. Именно поэтому я решил консультироваться у Эриксона по поводу моих случаев.

Некоторое время я занимался психотерапевтическими исследованиями, в частности изучал работу Эриксона и знал о его необычайном умении гипнотизировать. В то время и Эриксон, и многие другие обучали терапевтов на семинарах исключительно по выходным. Фрейд был против гипноза и обладая достаточным влиянием для того, чтобы предотвратить его преподавание. Было нелегко найти консультанта по гипнозу, и мне повезло, что моим учителем был Эриксон с его специфическим подходом к терапии. Я начал консультироваться с ним; многие из наших бесед я записал в книге «Беседы с Эриксоном»[6]. Много лет подряд раз в год я приезжал к нему на неделю. Когда я начинал, моя проблема была не в том, что моя терапия не была успешной. Я изменял клиентов, но я не знал, каким образом. Следовательно, я не был уверен, что смогу повторить свой успех. В беседах с Эриксоном я учился давать названия некоторым своим действиям. Например, я излечил женщину от сильнейших головных болей, но не знал, как я этого добился. Разговаривая с Эриксоном, я осознал, что я вел учет ее головным болям и стимулировал их, и это можно было расценивать как парадоксальную технику. В течение многих лет Эриксон оказывал большое влияние на мою терапевтическую технику и на мой стиль преподавания.

Вот несколько положений, которым Эриксон обучил меня: во всех своих супервизорских беседах Эриксон учил, что людей можно изменить и вылечить. Даже самые тяжелые и сложные случаи поддаются изменению. Я напомнил ему о женщине, с которой он некоторое время работал и не добился особого успеха, и он гневно ответил: «Эта женщина все еще наносит мне поражение». Для него было совершенно ясно, что работа терапевта заключается в изменении людей, и вина за неудачу лежит на терапевте. Он редко передавал своих клиентов другим, ему мешало сделать это чувство ответственности. Иногда он рассказывал о клиентах, от которых отказался. Я вспоминаю один случай с молодым человеком, от которого Эриксон отказался, сказав ему, что не может добиться успеха, поскольку страшно раздражается на него. Для Эриксона это была редкость. Он не обвинял в этом молодого человека, но взял ответственность за неудачу на себя. Именно такое отношение Эриксона заставило меня говорить моим подопечным: «Я хочу, чтобы вы продолжали работать с клиентом, пока он не вылечится или пока вам не стукнет 80, независимо от того, какое событие настанет первым». Часто клиенты меняются, если верят, что терапевт никогда не откажется от них.

Эриксон учил, что следует быть директивными, во времена, когда признавали только недирективную терапию. Он учил применять директивы, придумывать метафоры и использовать гипноз. Весь его опыт учит, как действовать, чтобы влиять и изменять клиента или начинающего терапевта. Он не категоризировал свои указания, но в рассказах о конкретных случаях терапии очевиден их ряд. Он использовал прямые директивы: он говорил клиентам, что им делать, иногда настаивая на весьма существенных изменениях в жизни. Он давал советы, тренировал клиентов в достижении желаемого и применял испытания, которые помогали людям отказаться от симптома.

Иногда Эриксон не делал вообще ничего. Как-то он объяснял большой аудитории, что такое гипноз, и попросил вызваться добровольца для демонстрации сопротивления. Вперед вышел молодой человек и встал напротив него. Хотя Эриксон просто стоял перед ним, я заметил, что молодой человек вошел в транс. Позже я спросил у Эриксона, что он сделал, чтобы погрузить юношу в транс. Он сказал, что ничего не делал. «Но он вошел в транс, — настаивал я. — Вы должны были что-то сделать». Эриксон ответил: «Нет». И добавил: «Этот юноша встал перед всеми этими людьми. Я ничего не делал, но кто-то должен был сделать хоть что-то, вот он и вошел в транс». Я уверен, что иногда Эриксон ничего не делал и с обучающимися, заставляя их, таким образом, действовать.

Я позволю себе привести в качестве примера прямые указания, которые Эриксон давал мне, когда я спрашивал его, что мне делать с тем или иным клиентом. Я работал с супружеской парой, и жена жаловалась на то, что по утрам в субботу она пылесосила все комнаты в доме, а ее муж слонялся вслед за ней из комнаты в комнату и смотрел. Она нервничала и просила его перестать. Так как он все равно не перестал этого делать, она спросила у меня, как его остановить. Я дал несколько советов, но поведение мужа не изменилось. Я попросил помощи у Эриксона, у которого всегда было наготове решение, как это и должно быть у хорошего супервизора. Он предложил, чтобы женщина разрешила своему мужу ходить за ней во время субботней уборки из комнаты в комнату. После того как она закончит пылесосить, она должна была вынуть из пылесоса мусоросборник, полный грязи, и насыпать в каждой комнате кучку мусора на пол. После этого она должна была сказать: «Так, это сделано» и оставить кучки грязи на полу до следующей субботы. Когда я спросил Эриксона, почему это должно сработать, он ответил: «Это очевидно». После настойчивых просьб объяснить, он сказал, что люди не выносят абсурда, поэтому, если жена убирает, а потом создает беспорядок там, где убирала, муж не вынесет этой ситуации и ретируется. Я посоветовал жене так поступить, и муж перестал ходить за ней из комнаты в комнату.

Иногда Эриксон прямо говорил, как следует поступить терапевту в каком-либо случае, но чаще всего он выслушивал описание конкретного случая, а потом рассказывал о бывшей у него похожей ситуации. Его описание носило метафорический характер и учило человека размышлять над проблемой. Его метафоры не только содержали непосредственные указания на то, как нужно работать с конкретным клиентом, но и стимулировали воображение терапевта, побуждая его придумывать новые интервенции.

Эриксон давал и непрямые указания, которые оказывали отсроченное воздействие как на обучающегося терапевта, так и на клиента. Я вспоминаю нашу беседу о женщине, которую я лечил от фантомных болей. Она потеряла руку из-за рака, но до сих пор чувствовала боль. Я внушал ей, что ее рука становится легче от ее фантомных болей, и она говорила, что она поднимается. Я считал это гипнотическое внушение уникальным, заслуживающим специальной статьи. Я рассказал об этом Эриксону, но он никак не прореагировал, а продолжал говорить о другом. Через день или два он обсуждал со мной одного клиента, которого лечил от боли, и сказал, что невозможно навести транс на болезненную область, нужно обратиться к чему-то более позитивному. После этого сеанса я обнаружил, что обдумываю, что, может быть, мне не следует наводить транс, сосредоточиваясь на больной руке моей клиентки. Я хорошо запомнил этот урок, так как пришел к выводу самостоятельно.

Как с клиентами, так и с обучающимися Эриксон использовал гипноз, и в обеих ситуациях человек мог знать, а мог и не знать, что происходит. Его основным обучающим инструментом был транс. Я думаю, что временами он гипнотизировал любого человека, с которым беседовал, просто от скуки. Он постоянно экспериментировал с различными формами влияния, неважно с кем — с клиентами или с обучающимися. И у тех и у других он, по-видимому, часто вызывал амнезию; человек был всегда слегка неуверен в том, что он узнал — или в том, узнал ли он что-нибудь вообще, — потому что в беседе некоторые моменты оказывались утраченными.

Большинство форм терапии берет свое начало в гипнозе. Психодинамическая школа начинала с гипноза, теория научения была основана на работах И. П. Павлова, который использовал гипноз. В семейной терапии тоже есть специалисты, обученные гипнозу. Частью крушения ортодоксального подхода в 1950-е гг. стало принятие гипноза Американской медицинской ассоциацией, давшее возможность психиатрам и другим врачам обучаться этому искусству. Теперь самые большие форумы, посвященные терапии любых видов, собирает Фонд Милтона&Эриксона, и он же готовит множество терапевтов.

Даже те, кто не использует гипноз напрямую, могут применять в своей работе умения, связанные с гипнотическим внушением. Кто-то учится более эффективно присоединяться к клиенту, кто-то — давать указания. Подготовка в области гипноза учит использовать метафоры в посланиях, а также прямые директивы. Помимо оказания помощи в экстренных случаях есть еще множество симптомов, при работе с которыми гипноз более эффективен, чем разговорная психотерапия.

Ситуация такова, что терапевту сложно пройти подготовку в клиническом использовании гипноза. Существуют по крайней мере три вида обучения гипнозу:

человек может обучиться самогипнозу, преследуя самые разные цели. Можно научиться гипнотизировать людей с исследовательскими целями для изучения возможностей трансового поведения. Ни один из этих подходов не соотносится с клиническим гипнозом, при котором терапевт пытается избавить человека от проблемы. Чтобы изучать клинический гипноз, терапевт должен наблюдать учителя в процессе работы, а затем учитель должен наблюдать за ним и направлять его действия. Так гипнозу учились в XIX в. Для этого нужны клиенты, на которых можно было бы практиковаться. Семинары, на которых терапевты гипнотизируют друг друга, помогут им научиться наводить транс, но не научат изменять людей. Это искусство постигается только на практике. Если супервизор не хочет использовать гипноз в работе с клиентами или проводить демонстрации, то у него есть еще один выход — наблюдать за обучающимися, гипнотизирующими клиента, через «прозрачное» зеркало. В этом случае можно давать указания по телефону, и они не будут слишком сильно нарушать процесс, так как клиент в это время обычно находится где-то «не здесь».