Под кожей - Кайла Стоун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не трогай меня. Никогда. Какую часть фразы «оставь меня в покое» ты не понимаешь?
Лукас снова улыбается этой ужасной однобокой ухмылкой.
— Пойдем со мной на обед.
Мой желудок сжимается. Невозможно. Ни за что. Никак. Я понятия не имею, чего он от меня хочет, но не настолько глупа, чтобы поддаться на его игру. По идее, он член «Отряда сучек». Это все, что мне нужно знать.
— Вероятность подобного так же мала, как снежная буря в июле.
— Ну, это же Мичиган. Разве это место не славится своей темпераментной погодой?
— Я ухожу. Не смей за мной идти. — Я поворачиваюсь на каблуках и направляюсь в другую сторону, к выходу.
Забегаю в туалет, пока меня никто не заметил. Прислонившись к раковине, я не смотрю в зеркало. Я не хочу смотреть.
Через минуту дверь в туалет открывается. Входит Жасмин Коул, все еще сосредоточенная на своем телефоне.
Мой желудок сжимается.
— Ты следишь за мной? У тебя какая-то странная одержимость слушать, как я писаю?
Удивление промелькнуло на ее лице, прежде чем она изобразила усмешку.
— Нет, черт возьми. — Жасмин достает тюбик помады из кармана своих фиолетовых обтягивающих брюк и смотрит на себя в зеркало. Она щурит глаза. — Ты на самом деле нечто невообразимое, знаешь это?
Внутри меня открывается трещина. Болезненные воспоминания вонзаются в мой мозг, как щепки. Жасмин с ее громким, звонким смехом и постоянной болтовней, которая почти заполнила все пустые места внутри меня. У нее получалось заставить меня чувствовать себя нормальной только силой своей буйной воли. Я помню то лето после восьмого класса, когда почти каждый день ездила к ней домой на велосипеде. Всего в миле от моего дома, а ее аккуратный, усаженный деревьями район казался другой планетой. В ее доме всегда было чисто и светло. Как будто переносишься в фильм со счастливым концом, где ее мама готовила нам хрустящие бутерброды с огурцами. А мы нежились в бассейне, пока не обгорали на солнце, или валялись на ее кровати, я делала наброски в блокноте, а она сосредоточенно накалывала крылья бабочки.
— Зачем ты это делаешь? — спрашивает она, глядя на меня в отражение зеркала.
— Я могу спросить у тебя то же самое. Это ты спустила на меня свою шавку.
Она закатывает глаза.
— Что? Ты имеешь в виду Марго? Ты сама навлекла это на себя. Думаешь, никому не будет дела, если ты ударишь невинного шестиклассника?
— Невинного? Что ты куришь? Ты же всегда его ненавидела.
По лицу Жасмин пробегает что-то похожее на недоумение. Она как будто совсем забыла, что я когда-то знала все ее секреты. Жасмин прочищает горло.
— Неважно. Дело даже не в этом.
Она наносит свежий слой малиновой помады и поджимает губы. Я ищу что-нибудь, что могу узнать, какую-то ее часть, которая сохранилась с прежних времен. У нее те же тонкие, ровные брови, вмятина в центре носа, оставшаяся после несчастного случая на физкультуре в пятом классе, те же прищуренные зеленые глаза.
— Что с тобой случилось?
Она выпрямляется.
— Со мной ничего не случилось. Алло? Люди меняются.
Я хочу верить, что это Марго украла ее у меня. Хотя на самом деле мы уже отдалялись друг от друга тем летом после восьмого класса. Жасмин не понимала, почему я перестала смеяться. Почему начала вдыхать еду, как воздух, все больше и больше, столько, сколько могла запихнуть в свой раздутый живот. Почему мне нужна жировая броня для защиты. Больше всего она не понимала, почему я режу себя.
Я помню выражение ее лица, когда впервые рискнула показать ей себя. Мы лежали в шезлонгах у ее бассейна. Мои руки дрожали, когда я поднимала край плавательных шорт. Мне хотелось, чтобы она увидела меня. Мне необходимо было показать ей, что происходит внутри меня, что мои нервы разлетаются на осколки. Но я не могла произнести ни слова. Могла только показать ей, отчаянно желая, чтобы она поняла. Надеясь, что Жасмин увидит, как боль, которую я писала на своей коже, это только вершина, только начало темного ужаса, не подающегося описанию.
На ее лице, когда она увидела мои ноги, застыла смесь замешательства, шока и отвращения. Она вскочила на ноги, как будто я превратилась в таракана.
— Мама хочет, чтобы я закончила кое-какие дела, — только и сказала она, заворачиваясь в шафрановое полотенце. Больше мы никогда об этом не говорили. Тогда меня в последний раз пригласили к ней домой. Несколько месяцев мы почти не разговаривали. К Рождеству мы стали чужими.
Я моргаю от воспоминаний с горячими, жалящими глаза слезами.
— Мы обе изменились.
Она смотрит на меня в зеркало, как будто тоже вспоминает.
— Да, наверное, да.
— Это не обязательно должно быть так.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь.
— Твой брат издевался над Аароном, — объясняю я, мой голос дрожит. — Вот почему я это сделала. Помнишь Аарона? Маленького чумазого мальчишку, который все время ел мелки? Сейчас ему восемь.
Она моргает.
— Это ничего не меняет.
— Джексон поставил ему фингал под глазом.
Жасмин поправляет свой кремовый свитер на плечах.
— Мне все равно, ясно? Это не моя проблема.
Я вздрагиваю.
— Просто скажи своей шавке, чтобы оставила меня в покое.
— Если ты не заметила, Марго делает то, что хочет.
— Поверь мне, я заметила. Ты должна быть осторожна. Сближаться с ней — все равно что обниматься с гремучей змеей.
— Она не так уж плоха. — Но при этих словах ее взгляд скользит по зеркалу.
— Да, точно. Если ты так думаешь, то действительно идиотка. Каждый имеет право порой быть глупым, но ты злоупотребляешь этой привилегией.
Что-то меняется в лице Жасмин, как будто закрывается дверь.
— Мне почти жаль тебя. Почти. Ты чуть не сломала нос Джексону. Моя мама плакала. Ты просто… ты психопатка, урод. Ты заслуживаешь всего, что с тобой происходит. — Она поворачивается и выбегает из туалета.
Я стою там, звук биения моего сердца отражается от кафельных стен. Боль прожигает меня насквозь. Я хочу оцепенеть, хочу, чтобы мое сердце было высечено из камня. Вместо этого я чувствую себя так, будто кто-то прижал зажженную сигарету к моей коже.
Глава 7
На уроке государственного управления я сижу сзади, на месте, расположенном ближе всего к окнам. Реку не видно сквозь деревья, пока в ноябре не опадут листья. Несколько красных кленов начинают уже окрашиваться, их листья становятся красновато-розовыми.
— Готовясь к тесту в пятницу, давайте подумаем о