Русская идея и американская мечта — единство и борьба противоположностей - Елена Головина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отец другого моего дедушки, Даниил Головин, был бригадир хитников из Белоярского. Хитник — это авантюрист, по общепринятому значению этого слова, но на Урале хитниками называли тех, кто искал минералы и добывал их без официальной лицензии. В 1830 г. крестьянин из Белоярской волости Максим Стефанович Кожевников, работающий вместе с товарищами по сбору смолы, нашёл изумруд и сообщил в Екатеринбург. 23 января 1831 Яков В. Коковин, командир Екатеринбургской Гранильной фабрики, вместе с работниками находит камни в местах, которые становятся первыми изумрудными копями на Урале и в России. Много новых камней было здесь найдено помимо изумрудов, в том числе впервые в мире были обнаружены александрит, гинзбургит и клинобехоит. Был найден гигантский изумруд, который сейчас хранится в Музее А. Е. Ферсмана в Москве. После первых активных 20 лет разработки, добычи прекрасных экземпляров камня прииски стали простаивать, и в 1862 г. они переданы в аренду в частные руки, однако и после смены нескольких хозяев прииски в основном простаивают. В 1891–1892 гг. местные крестьяне получили право на их разработку на 8 лет в связи с голодом, который охватил Россию. Государство оказывало различную помощь, в том числе выделяло ссуду в виде зерна, и, видимо, в каждой конкретной местности что-то ещё добавлялось. В 1899 г. прииски были проданы англо-французской компании. Однако академик А. Е. Ферсман говорит об уникальной ситуации до революции: что на Урале мастера, которые издавна славились камнерезным делом, не могут заполучить уральские камни, а вынуждены закупать плохого качества камни везде по миру, поскольку англо-французская компания ничего не продаёт в России — всё отправляет в Европу. Любая добыча в российской компании — государственная и почти вся уходит в Санкт-Петербург, оставшееся достаётся Екатеринбургской гранильной фабрике; а вот местным кустарям, ювелирам — ничего. И тут Ферсман пишет о лазейке, которая спасала любителей камней и ювелиров. Он пишет о районе Белоярского: «Часть камней сбывалась рабочими асбестовых копей, часть — продавалась у некоторых определенных лиц в Белоярском, но большую часть можно было купить только в самом лесу и через знающего ямщика; если удастся заслужить его доверие, можно легко попасть к тем центрам хитных работ, где продается камень. Этот путь покупки изумрудов хорошо был известен екатеринбургским ювелирам, часто навещавшим этот район и здесь в лесу скупавшим хороший камень». 1917-й был годом суперактивности для хитников, поскольку никаких владельцев не существовало. С 1920–1921 гг. начинается советский период в разработке приисков.
Еще расскажу и о семейной легенде: как-то прадед, выпив, решил спрятать добытые недавно изумруды и закопал в огороде — время, видимо, было уже тревожное, после революции, не ровен час, тебя ограбят или все добро экспроприируют. А наутро не смог вспомнить, где закопал (я думаю, точнее — не смог найти), перерыл весь огород. Очень он расстраивался, что подвёл товарищей, и семья была вся расстроена так, что до сих пор мой дядя, его внук, считает, что если плохие события происходят с его потомками — то это результат вот этой вины. Я, конечно, не следователь, но думаю, что видел кто-нибудь, что он что-то закапывает, тем более чужой народ постоянно здесь толкался, покупал камни, и откопали ночью. Легенда, может быть, и не очень прекрасная, однако я её привела, поскольку мы можем судить о морали, нравственности той эпохи, что-то можно сказать о моём простом предке, жившем ещё до революции. Исчезли изумруды — во-первых, он их не брал; во-вторых — не врал, мог бы сказать, что украли, тем более годы были лихие, и это мог быть вполне возможный вариант; в-третьих, очень переживал не за себя, а за других, что подвёл товарищей (была община, все старались не подводить соседей).
Однако хитническая деятельность прадеда имела и одно преимущество, возможно, решающее. Крестьянским хозяйством он занимался меньше, то есть было меньше голов скота, инвентаря, что была большая удача, поскольку они посчитались бедняцким хозяйством в 30-х. Кроме того, как бедняк, его сын, мой дедушка, пошёл учиться в «Школу красных директоров» в начале 1930-х, а уже после этого работал только на руководящих работах — и на строящемся Уралмашзаводе, и директором нескольких мелких заводов — электролампового, кирпичного, заместителем директора крупного мельзавода, в войну занимался поставками фронту из Средней Азии. А в 1948 г. сел вместе с 100 000 других хозяйственников на 4 года. Жили они просто, без роскоши, была своя корова, на которой настояла мама моей бабушки и которая очень пригодилась во время войны.
Мои родственники участвовали в Великой Отечественной. Погиб брат бабушки, Пётр, а другой брат, Василий, в июне 1941 г. окончил геологический факультет и сразу ушёл на фронт, дважды был тяжело ранен, вернулся после войны и работал начальником и старшим геологом геолого-поисковых партий на рудное золото в Свердловской области. Горный институт заканчивал мой папа и двое из троих моих дядей; конечно же, Урал — как здесь быть без тяги к камням?!. Мамин брат закончил Свердловский горный институт с отличием ещё в 30-х, и когда началась война в 1941 году, его направили на строительство бункера для И. Сталина в Куйбышеве, на случай если правительство должно было переехать. А третьего дядю, видимо, потянуло на родину далёких предков — Мещёру, поскольку работал он в Рязани, а на пенсии живёт в сельской местности около Рязани.
Я немного расскажу и о моей семье в моем детстве. Бабушка жила с нами и занималась моим воспитанием 24 часа в сутки, как тогда было принято у бабушек. Я могу сказать, что это была полная самоотдача. Бабушка была очень доброй, заботливой, не очень разговорчивой, вызывающей большое уважение, сама любила читать и меня приучила к этому, а еще я помню, мы смотрели с ней телевизор, особенно чемпионаты по фигурному катанию и хоккею — наверное, их тогда смотрела вся страна. Бабушка была человеком интеллигентным, и не барыней, а большой труженицей, а ещё она знала очень много пословиц и поговорок (папа, я помню, даже пытался их записывать). Домашним хозяйством она моим родителям заниматься не давала — всё сама. Бабушка готовила хорошо, любила печь тортики по праздникам; вкусно готовила и моя вторая бабушка, а какие русские пироги она пекла — и с рыбой, и с урюком и клюквой, и с маком — и приглашала свою очень дружную родню,
