Ведун Сар - Сергей Шведов

— Я не нуждаюсь в ваших оправданиях, патрикии, — остановил на полуслове император заговорившего было Эгидия. — Свою вину вам придется заглаживать делами. Еще одной промашки я вам не прощу.

Дидий покинул императорский дворец на подрагивающих ногах. Мыслей в голове не было, зато в обширном чреве квакала большая холодная лягушка, заходившаяся от горечи и ненависти к расторопному Эмилию.

— Вы мне скажите, патрикии, где и когда он успел договориться с императором Львом? И почему Маркелл вдруг расщедрился, выделив Риму два миллиона денариев?

Увы, вопрос Дидия повис в морозном римском воздухе. Эгидия и Ореста сейчас волновали совсем другие проблемы, тем не менее патрикии охотно откликнулись на зов сиятельного Афрания, предложившего обсудить создавшееся положение. За два месяца, которые послы провели вдали от родного города, в Риме многое, надо полагать, изменилось. А кто лучше сиятельного Афрания знал истинное состояние дел в империи — разве что божественный Авит.

Префект Рима за короткое время сумел поправить свои пошатнувшиеся дела, а потому принял гостей с достоинством истинного римского патрикия. Его дворец, разоренный вандалами, был приведен в относительный порядок. Где Афраний добыл денег на новую мебель, патрикии спрашивать не стали, зато дружно выразили восхищение изысканными закусками, выставленными хозяином на стол.

— Князь Меровой умер, — порадовал гостей хорошей вестью Афраний. — Правда, Майорину не удалось воспользоваться ситуацией. Паризий так и остался в руках франков. Сын Меровоя княжич Ладо отбросил римские легионы к реке Роне. Счастье еще, что нам удалось удержать Орлеан.

— Теперь понятно, почему так расстроен божественный Авит, — криво усмехнулся Эгидий. — Майорин не сумел одолеть Ладорекса, а расхлебывать кашу, заваренную им, придется нам с тобой, светлейший Орест.

Сын магистра Литория, пожалуй, более всех пострадал от коварства Эмилия — обещанная ему императором должность комита агентов грозила уплыть в чужие руки. Более того, божественный Авит недвусмысленно дал понять, что подвергнет Ореста опале, если тот допустит еще один крупный промах. Положим, Орест человек не бедный и мог бы спокойно дожить до старости частным лицом, однако бывший секретарь кагана Аттилы был слишком честолюбив, чтобы согласиться со столь жалкой участью.

— Не понимаю, — задумчиво проговорил Орест, — зачем Ратмиру понадобилось устранять Прокопия? И чем, скажите на милость, угодил ему Лев Маркелл?

— Маркелл — ставленник варваров, — напомнил Дидий.

— И что с того? — пожал плечами Орест. — Божественный Лев уже дал согласие божественному Авиту на ведение войны с вандалами.

— Но, быть может, он сделал это втайне от своих сторонников.

— В таком случае мы напрасно обвиняем Эмилия в измене, — сделал вывод Орест. — Если бы он действовал по сговору с Туррибием и Ратмиром, то наверняка не стал бы просить у Льва Маркелла поддержки в войне с вандалами.

— Ты хочешь сказать, патрикий, что Ратмир ничего не знает о союзе Авита и Льва? — насторожился Эгидий.

— Скорее всего, да, — кивнул головой Орест. — Конечно, Эмилий многим обязан Туррибию, но ведь свои долги он оплатил. Расторопный агент вандалов буквально заставил патрикия жениться на Климентине. Но вряд ли этот брак Эмилию по душе. А теперь, заслужив расположение императора и став магистром двора, Эмилий вполне способен поставить на место старого Туррибия, если тот вздумает на него давить.

Дидий с Афранием переглянулись. Орест рассуждал вполне здраво. Будет большой потерей для Великого Рима, если этот сильный и бесспорно умный человек не займет подобающее ему место в свите императора. В конце концов, в империи осталось не так уж много умных людей, чтобы разбрасываться ими налево и направо.

— Надо внедрить в окружение Эмилия и Климентины своего человека, — подсказал Дидий префекту. — Лучше всего женщину.

— Спасибо за подсказку, комит, — самодовольно усмехнулся Афраний. — Но я уже успел это сделать.

Сиятельный Афраний, еще будучи префектом анноны, создал обширную сеть осведомителей, помогавших ему в делах отнюдь не самых благовидных. А теперь, став главой огромного города, он наверняка сумеет воспользоваться открывшимися возможностями, дабы увеличить свое влияние на дела империи.

— Мне нужен надежный человек в Паризии, — вопросительно глянул на Афрания комит Эгидий.

Префект Рима с готовностью кивнул:

— Есть у меня на примете некий Скудилон. Отец у него галл, мать римлянка. Торговец не из самых крупных, но пронырлив. Франков ненавидит, но умеет с ними ладить.

— А почему он франков ненавидит? — спросил Орест.

— Его дед владел крупным поместьем в окрестностях Паризия, но с приходом франков он свои земли утратил, оставив сына прозябать в нищете. Внуку же от былого богатства остались крохи.

— Есть у меня к тебе еще одна просьба, сиятельный Афраний, — сказал Эгидий, задумчиво поглаживая подбородок. — Найди мне княжича Сара, двоюродного брата Ладорекса.

— Сара я знаю, — удивленно глянул на комита Орест. — Зачем он тебе понадобился?

— У него больше прав на власть, чем у сына Меровоя.

Орест с сомнением покачал головой. В свое время даже кагану Аттиле не удалось вернуть Паризий под руку сыновей Кладовоя, правда, противостоял ему в том беспримерном походе даже не Меровой, а Аэций, один из самых талантливых полководцев в истории Великого Рима.

— Уж не собираешься ли ты, высокородный Эгидий, выиграть новую Каталонскую битву? — насмешливо спросил Орест.

— Я собираюсь прибрать к рукам Паризий, — спокойно отозвался сын Авита, — дабы обезопасить границы империи. А для достижения этой цели все средства хороши.

После Константинополя и Рима город Паризий показался комиту Эгидию жуткой дырой. Паризий был даже меньше Орлеана, в котором сыну божественного Авита пришлось прожить немало лет. Тем не менее этот расположенный в медвежьем углу город был когда-то форпостом на границе Римской империи, и внушительности его стен могли позавидовать не только Рим и Медиолан, но и неприступная Ровена. В Паризии проживало никак не менее двадцати тысяч жителей, и франки составляли здесь явное меньшинство, но меньшинство вооруженное. Галлам римляне запретили носить оружие еще во времена первых императоров, что во многом и предопределило судьбу этих земель. Как только Рим ослаб, воинственные варвары, населявшие соседнюю Фризию, прибрали к рукам и город, и окружающие его поместья. В сущности, для римлян Северная Галлия, заросшая лесами и славная разве что охотой, стала бы скорее обузой, чем подспорьем, но нельзя было оставлять без присмотра воинственных франков, вторгаясь в цветущие испанские провинции.