Ведун Сар - Сергей Шведов

Виновник провала миссии был найден, и комит финансов смог вздохнуть с облегчением. В конце концов божественный Авит сам допустил крупный промах, поставив во главе посольства человека, не заслуживавшего столь высокого доверия. Ну, кто, скажите, в Риме не знал, что высокородный Эмилий лучший друг агента вандалов Туррибия? И уж конечно, императору Авиту было отлично известно об отношениях матроны Климентины с дуксом Ратмиром, которые даже просто дружескими назвать было нельзя, настолько тесно переплетались интересы двух этих людей. Распутной колдунье, надо полагать, не понадобилось много времени, чтобы заставить слабохарактерного Эмилия плясать под свою дудку. Точнее, под дудку сына матроны Пульхерии. Варвары в который уже раз одержали верх над римскими патрикиями, но винить в этом следовало отнюдь не Дидия, а как раз Эмилия, предавшего как интересы империи, так и христианскую веру ради сомнительного удовольствия сжимать в своих объятиях потаскуху.

Долгая дорога настолько измотала комита финансов, что он по возвращении в Рим почти сутки не мог оторвать разбитое вдребезги тело от ложа. Да и поднялся он с него только по настоятельному требованию Афрания, пришедшего к старому другу, дабы узнать о результатах посольства. Рабы на руках отнесли охавшего Дидия в баню и под мудрым руководством префекта Рима принялись мять его задеревеневшие члены. Почти все утро ушло у них на то, чтобы вернуть патрикию дар речи, а на ноги он встал только к полудню. Зато пообедал с большим аппетитом, несмотря на зловещие пророчества Афрания.

— Пока ты нежился на ложе, Эмилий уже встретился с божественным Авитом.

— Ему не оправдаться, Афраний, — торжествующе прорычал Дидий. — В Риме нет такой бани, которая смыла бы с этого негодяя все его многочисленные грехи.

— Тогда объясни мне, дорогой друг, одну странность, — ехидно улыбнулся префект Рима. — Эмилий вошел к императору комитом схолы нотариев, а вышел от него магистром двора. А его пасынок Либий стал комитом свиты, и это в восемнадцать лет — неслыханное возвышение! По-твоему, все эти милости — в благодарность за измену!

Дидий был потрясен. Он так и застыл над дымящимися блюдами с кубком в одной руке и жирной гусиной ножкой — в другой. Афраний явно городил что-то несуразное. В худшем случае божественный Авит мог бы простить Эмилия, но награждать его точно было не за что! Ведь миссия провалилась. Так за что же осыпать патрикия милостями?

— Спишь много, Дидий, — зло выдохнул желчный Афраний.

— Но ведь Эгидий и Орест должны были все рассказать императору? — ошарашенно уставился на гостя хозяин. — Ты ущипни меня, префект, или скажи, что пошутил. Ведь императором в Константинополе стал Лев, а не Прокопий.

— Как будто со Львом нельзя договориться, — презрительно фыркнул Афраний.

— А деньги?! Два миллиона денариев!

— Ты был в Константинополе, Дидий, или я?

Чтоб он провалился этот Афраний со своими вопросами! Дидий, потрясенный до глубины души, рванулся к императору в одной тунике. К счастью, его перехватили на пороге и облачили в тогу. Два десятка рабов крутились вокруг патрикия, дабы придать ему надлежащий вид. И, надо признать, их усилия не пропали даром. Похудевший за время долгого путешествия комит финансов обрел наконец величавость, достойную его высокого сана и положения.

— Колесница тебе зачем? — прикрикнул на Дидия Афраний. — Ты бы еще лавровый венок водрузил на плешь. Триумфатор!

Префект Рима и в этом был прав. Божественный Авит терпеть не мог пышных выездов, считая их забавой праздных болтунов. А уж в нынешней сложной ситуации приличнее было явиться к императору в носилках и в сопровождении всего лишь десятка приживал. Впрочем, обнищавшему Дидию с трудом удалось набрать и такое количество клиентов. А ведь еще года не прошло с того времени, когда в его дворе толпились сотни просителей! Вот она, благодарность людская! Пока высокородный Дидий был богат и в почете, толпы римлян готовы были бежать за его колесницей, а ныне прихлебателей словно корова языком слизнула.

— Нашел время для воспоминаний, — зло крякнул Афраний, садясь в свои носилки. — Голову бы сохранить.

За свою голову Дидий как раз не опасался. Его буквально распирало желание открыть глаза божественному Авиту на чудовищную ошибку, которую тот совершил, поддавшись на льстивые речи Эмилия. Сделать предателя магистром двора! Это чудовищно! Невероятно!

По мраморной лестнице императорского дворца Дидий вбежал почти бегом, удивив своей расторопностью Афрания. И здесь, в атриуме, он едва не сшиб с ног Эгидия и Ореста, томившихся в ожидании.

— Эмилий околдовал его! — крикнул комит финансов своим соратникам.

— Кого? — не понял Орест.

— Божественного Авита, — отозвался Дидий, с трудом переводя дух. — Сиятельный Афраний не даст соврать.

— Я ничего подобного не говорил, — запротестовал префект Рима. — Окстись, Дидий. Несешь непотребное.

Дидий готов был уже обрушить свой гнев на голову завилявшего на ровном месте старого друга, но не успел: император Авит призвал своих сановников для серьезного разговора. Покои божественного повелителя Рима были обставлены с солдатской простотой. Дидий, уже успевший привыкнуть к византийской роскоши, был расстроен этим обстоятельством не на шутку. Оправдываться он начал с порога. К счастью, ему удалось обуздать свой темперамент, а потому речь его была разумной и складной. Не остановило его даже удивление, отчетливо вдруг проступившее на лице императора.

— Значит, Эмилий — изменник? — спросил Авит.

— Да! — дружно подтвердили Дидий, Орест и Эгидий.

— А это что? — сунул им под нос кусок пергамента император.

Дидий успел прочитать только подпись, но и этого оказалось достаточно, чтобы почувствовать дрожь в коленях и ледяной холод в области спины.

— А это? — указал божественный Авит на кожаные мешки, сваленные в углу комнаты, словно ненужный хлам. — Кто дал сиятельному Эмилию золото?

— Высокородному, — поправил старого отца Эгидий.

— Высокородный у меня ты, — рыкнул император. — А он сиятельный! Чем вы занимались в Константинополе, патрикии? Проматывали римские деньги с византийскими потаскухами? Вот результат, но не ваших трудов!

И только тут Дидий понял, какую глупость совершил, поддавшись чувству зависти и гневу. Эмилий хоть и скрыл от своих спутников собственный успех, но чернить их в глазах императора не стал. Зато они сами, в дурацком ослеплении, выставили себя перед божественным Авитом полными дураками. И это еще мягко сказано.

— Я не нуждаюсь в ваших оправданиях, патрикии, — остановил на полуслове император заговорившего было Эгидия. — Свою вину вам придется заглаживать делами. Еще одной промашки я вам не прощу.