Один - Николай Андреевич Внуков

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Как быстро прогорают ветки! Огонь просто лопает их. Определенно и этого на ночь не хватит. Надо бы найти не таких сухих.

Я выполз из палатки и пошел ко второму дереву, выше источника. Его ветви нависали над самой землей, до них легко дотянуться и, наверное, нетрудно сломать.

Я заметил, что сегодня смерклось раньше обычного, и посмотрел на гору. Облака у вершины не было, и ветра сегодня тоже не было, зато все небо затянуто темно-серой мглой. Наверное, собирается дождь, недаром солнце обжигало как ненормальное.

У самого дерева я провалился в какую-то яму. Ну и остров! Весь из ям и камней.

Ухватив руками один из нижних сучков, я попытался отломить его от ствола. Не тут-то было! Сучок сгибался, пружинил и ни за что не хотел отламываться. Вот если бы топор…

Другие ветки, потоньше, отламывались, но с трудом. Да еще на них были какие-то колючки, которые неожиданно втыкались в ладони. Смерклось так, что я не видел, что ломаю и где. Дурак! Надо было собрать все доски на берегу, вытащить из водорослей тот бочонок, расколошматить его камнями и тоже высушить.

Я отломил с десяток тонких ветвей и потащил их к костру. Он красновато светился сквозь кусты.

У огня ножом накромсал ветки на короткие палки и сложил все у входа в палатку. Подбросив на угли несколько штук, я буквально свалился на матрац и заснул.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Эх, мама…

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Над головой шумело ровно и нудно.

Куртка и джинсы отсырели. По телу шла дрожь.

Сначала мне показалось, что я на полу в машинном отделении катера. Потом я вообразил, что это каюта и иллюминатор задернут шторкой, оттого так темно. Я поднялся на колени и протянул руку, чтобы отодвинуть шторку, и тут понял, что я в палатке и снаружи моросит дождь.

Костер! Я вскочил и протер глаза.

Груда полуобгорелых веток слабо дымилась у входа.

Я упал перед ними на колени, расшевелил золу палкой и увидел несколько красных углей.

Уф-ф! Не погасли. Их прикрыло от дождя дерево.

Я настругал от дощечки сухих стружек и сунул их в уголья. Начал раздувать. Вспыхнуло, задымило.

А если бы дождь ночью припустил сильнее?.. Хотя у меня есть лучок, палочки и сучок для добывания огня. Правда, снова пришлось бы возиться.

Проверил огневые инструменты. Они лежали в низком конце палатки, завернутые в кусок полиэтиленовой пленки. Сухие.

Снаружи все было размыто серой мутью. Кусты просматривались как сквозь кисею. А дальше — ни неба, ни горы, ни дерева, которое я обдирал вчера. Ровная серая пелена.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Я расшуровал костер посильнее и стал греться, поворачиваясь то одним, то другим боком к огню. Почувствовал, что здорово заложило нос. Да и горло побаливало, когда я сглатывал слюну.

Хорошо бы сейчас дома сидеть в чистой теплой комнате, читать интересную книгу и не хотеть есть!

Обогревшись, достал мешочек с саранками.

Четвертый день ем только эти проклятые луковицы, серые и противные на вкус. Но больше у меня ничего нет.

Я с отвращением сунул клубень в рот и начал жевать.

Перед глазами стояла целая буханка теплого, мягкого, душистого хлеба, большущий кусок жареной рыбы на тарелке и стакан чая. Нет, не стакан — целый чайник стоял на столе. И сахарница. И масленка с маслом. Я намазываю масло на ломоть хлеба и ем, ем, ем, изредка прихлебывая густой сладкий чай… Потом ем рыбу… Потом…

Я съел три луковицы. Больше в меня не лезло. На языке остался пресный металлический привкус.

Почему я раньше так мало ел хлеба с маслом? Почему не любил вареную рыбу? Почему не нравилось молоко? Вот болван! Будь сейчас дома, я слопал бы все, что нашлось на столе. И в шкафу на кухне. И выпил бы целый чайник молока.

Нет, на одних саранках скоро загнешься. Надо попробовать ловить рыбу.

Снова перед глазами замаячила тарелка с жареной рыбой. У меня весь рот залился слюной и даже в голове стало мутно от голода. Я отстегнул от кармашка куртки свои булавки и принялся их разглядывать.

Да, пожалуй, крючки из них получатся. Жаль только, что они будут без бородок. Но ничего. Если большая рыба поглубже заглотнет даже гладкий крючок, то уже не сорвется.

Пружинная петелька на нижнем конце булавки сойдет за ушко для привязывания лески. Острую часть загну крючком. А остальное надо отломить.

Я вынул из кармана перочинный нож и принялся за работу.

На одной стороне граненого шила, которое входило в набор ножа, имелись насечки вроде пилки для ногтей. Я надрезал этой пилкой булавку у самой петельки и отломил ненужную часть. Потом сунул острый конец булавки в паз, куда входило лезвие ножа, когда он закрывался, и осторожно согнул. Получился вполне приличный крючок. Я спрятал его в карман куртки и начал мастерить леску.

Я уже говорил, что среди моего имущества оказался капроновый шнурок метра в полтора длиной. Такими шнурками привязывались к линькам[3] на катере планктонные сетки. Шнурок состоял из еще более тонких шнурочков — каболок, — свитых вместе. Их было шесть штук. Я распустил шнурок на каболки и связал их вместе. Потом нашел подходящую палочку, одним концом привязал к ней получившуюся леску, а на другой конец двойным затяжным узлом прикрепил крючок. Здесь, на острове, можно рыбачить без удилища — залезай на скалы, которые выдаются в море, и забрасывай. Там сразу же глубина. Только вот из чего сделать наживку? Я решил, что для наживки поймаю небольшую рыбку где-нибудь на отмели и разрежу ее на куски.

Итак, удочка есть. Теперь только дождаться, когда кончится дождь.

А он все шумел снаружи, медленный, нудный, холодный. С листвы дерева, у которого я натянул палатку, вода каскадами стекала на парусину.

А если бы я не нашел на берегу этот кусок покрышки и не сумел бы добыть огонь? Ни в каком шалаше не спасся бы от потоков воды и замерз бы теперь, как щенок…

Ветки, которые я наломал вчера вечером, промокли и разгорались медленно, нехотя. Надо было набросать целую кучу на огонь, чтобы они сначала подсохли. Я заметил, что сырые ветки дают более плотные и жаркие угли.

Будь у меня рыба, жарил бы ее сейчас, нанизав кусочки на палочки, и жизнь не казалась бы такой