Круглосуточный книжный мистера Пенумбры - Робин Слоун

Она слегка подскакивает на стуле, и ее губы складываются на слове «корпус» в занятную гримасу.

Запах книг

Моя задача: вынести книгу из магазина. Если у меня получится, я, может быть, узнаю об этом месте и его назначении что-то интересное. Но главное: это, может быть, впечатлит Кэт.

Просто забрать журнал домой я не могу, потому что Оливер с Пенумброй тоже в него пишут. Журнал — это часть магазина. Если я захочу забрать его на дом, понадобится веская причина, и я даже не могу представить какая. «Эй, мистер Пенумбра, я хочу написать портрет Тиндэлла акварелью». Ага, сейчас.

Есть и другой способ. Можно взять другой журнал, старый — не IX, а VIII, или даже II, или I. Тоже опасно. Некоторые из этих журналов старше самого Пенумбры, и я боюсь, как бы от моего прикосновения они не рассыпались в прах. Так что последний из заполненных томов, VIII, самый безопасный и логичный выбор… но он при этом все время на виду. Восьмерку ты видишь всякий раз, когда ставишь на полку последний журнал, и я абсолютно уверен, что его пропажу Пенумбра тут же заметит. Так что, может, VII или VI…

Скрючившись за стойкой, я одним пальцем трогаю корешки журналов, проверяя целостность конструкции, и тут брякает колокольчик на входе. Я рывком выпрямляюсь. Пенумбра.

Он разматывает тонкий серый шарф и описывает кривой круг около стойки, постукивая по крышке суставами пальцев и бросая взгляды сначала на короткие полки, потом на Дальнеполочный фонд. Негромко вздыхает. Что-то будет.

— Сегодня тот самый день, мальчик мой, — произносит он наконец, — ровно тридцать один год назад я приступил к управлению этим магазином.

Тридцать один год. Пенумбра сидит за этой стойкой дольше, чем я живу на свете. Это заставляет меня осознать, насколько я новичок в масштабах этого места, мимолетное дополнение.

— Но лишь одиннадцать лет назад, — продолжает Пенумбра, — я поменял имя на витрине.

— А чье там было раньше?

— Аль-Асмари. Он многие годы был моим учителем и работодателем. Мохаммад Аль-Асмари. Я всегда считал, что его фамилия на стекле смотрится лучше. И до сих пор так думаю.

— Пенумбра отлично смотрится, — возражаю я. — Это таинственнее[10].

Пенумбра улыбается.

— Меняя название, я думал, что изменю и магазин. Но он совсем не изменился.

— И почему?

— Ох, много причин. Хороших и плохих. Отчасти дело в финансировании… я ленился. В былые времена я читал больше. Искал новые книги. А теперь, похоже, мне хватает моих любимых.

Ну, раз уж он об этом заговорил…

— Может, стоит задуматься о закупке каких-то более популярных вещей, — начинаю я. — Существует рынок независимых книготорговцев, и куча народу просто не знает, что ваш магазин есть, но когда узнают, то здесь им особо нечего выбрать. Вот у меня кое-кто из друзей заходил посмотреть, и… у нас не нашлось ничего, что они бы захотели купить.

— Не знал, что люди ваших лет еще читают книги, — говорит Пенумбра. Он поднимает бровь. — У меня сложилось впечатление, что все читают с мобильных телефонов.

— Не все. Есть множество людей, ну, знаете, тех, кому по-прежнему нравится запах книг.

— Запах! — повторяет Пенумбра. — Когда заходит разговор про запах, считай, дело табак.

Он улыбается — потом ему что-то приходит в голову, и он с прищуром смотрит на меня.

— У вас ведь нет… электронной книги?

Ы-эх. Как будто директор колледжа спрашивает, не лежит ли у меня в рюкзаке травка. Но дружелюбно, будто хочет, чтобы я с ним поделился. А читалка у меня как раз при себе. Я вынимаю ее из сумки. Она слегка потертая, с длинными царапинами на задней панели и с пятнами чернил у нижней границы экрана.

Пенумбра поднимает ее и хмурится. Экран пуст. Я, протянув руку, трогаю уголок, и машинка оживает. Пенумбра шумно втягивает воздух, и в его голубых глазах отражается бледно-серый прямоугольник.

— Надо же, — говорит он. — А я-то все еще не опомнился от этих вот разновидностей… — Он кивает на макинтош. — …волшебного зеркала.

Я открываю настройки и делаю ему шрифт покрупнее.

— Отличная типографика, — замечает Пенумбра, вглядываясь в текст и поднося очки к экрану. — Я знаю этот шрифт.

— Ага, — говорю я. — Это у них стандартный.

Мне он тоже нравится.

— Классический шрифт. Gerritszoon.

Пенумбра, помолчав, добавляет:

— Мы использовали его для оформления витрины. А электричество в этой машинке не заканчивается?

Он слегка встряхивает читалку.

— Батареи должно хватать на пару месяцев. Но моя дохлая.

— Пожалуй, это утешает.

Пенумбра со вздохом возвращает мне книжку.

— Нашим книгам батареи пока не нужны. Но я не дурак. Не бог весть какая выгода. Так что, думаю, хорошо… — Тут он подмигивает мне, — …что у нас такой щедрый покровитель.

Я засовываю читалку в сумку. Но меня-то это не утешает.

— Честно, мистер Пенумбра, если мы просто прикупим популярных книжек, люди полюбят наш магазин. Здесь станет…

Я замолкаю, потом решаю говорить начистоту:

— Станет повеселее.

Он трет подбородок, устремляя взгляд в пространство.

— Пожалуй, — произносит он наконец. — Пожалуй, пора собрать остатки энергии, что у меня была тридцать один год назад. Я подумаю об этом, мальчик мой.

Я не передумал добыть и принести в Гугл какой-нибудь из прошлых магазинных дневников. Дома, под сенью Мэтрополиса, развалившись на диване и прихлебывая паровое пиво, несмотря на семь утра, я рассказываю свою задумку Мэту, который вертит малюсенькие дырочки в стенке какого-то похожего на крепость здания в бледно-мраморной облицовке. Мэт тут же выдает план. На это я и рассчитывал.

— Я могу сделать неотличимую копию, — говорит он. — Без проблем, Дженнон. Только дай мне фотографии оригинала.

— Но ты же не можешь скопировать все страницы, а?

— Только внешний вид. Обложку, корешок.

— А что если Пенумбра откроет неотличимую копию?

— Не откроет. Ты говоришь, эта книжка как бы из архива, верно?

— Верно…

— Так что важна только поверхность. Люди хотят, чтобы вещи были настоящими. Всему поверят, только дай повод.

Из уст шамана спецэффектов звучит убедительно.

— Ладно, значит, тебе нужны только фотки?

— Хорошие фотки. — Мэт кивает. — Куча фоток. Со всех углов. Яркий, ровный свет. Ты понимаешь, что я имею в виду под «ярким, ровным светом»?

— Без теней?

— Без теней, — соглашается Мэт, — что, конечно, никак не выйдет в вашем закутке. Там у вас, можно сказать, магазин круглосуточного полумрака.

— Ага. Тени и книжный запах, у нас этого навалом.

— Могу притащить кое-какую подсветку.

— Боюсь, это меня выдаст.

— Ладно. Глядишь, немного тени и не помешает.

Значит, операция спланирована.

— Кстати, о темных делишках, — говорю я. — Как у тебя с Эшли?

Мэт сопит.

— Я ухаживаю за ней в традиционной манере, — отвечает он. — И кроме того, мне запрещено говорить об этом в квартире. Но в пятницу я веду ее ужинать.

— Ничего себе, все по полочкам.

— Наша соседка — величайший в мире раскладыватель по полочкам.

— А она… В смысле… о чем вы вообще разговариваете?

— Мы разговариваем обо всем, Дженнон. И, представь себе…

Он указывает на бледно-мраморную крепость.

— …она нашла эту коробку. Подобрала на мусорке у себя в офисе.

Чудеса. Скалолазка и мастер ризотто, профессиональный дирижер общественным мнением Эшли Адамс участвует в строительстве Мэтрополиса. Может быть, она, в конце концов, не такой уж андроид.

— Это прогресс, — говорю я, салютуя бутылкой.

Мэт кивает.

— Прогресс.

Павлинье перо

У меня тоже свой прогресс: Кэт пригласила меня на домашнюю вечеринку. К сожалению, пойти я не могу. Я вообще не могу ходить ни на какие тусовки, потому что моя смена в магазине начинается ровно в «туса ноль-ноль». Обида ввинчивается в сердце: Кэт устраивает бал и любезно выписывает мне контрамарку, а у меня связаны руки. «Жаль», — печатает она. Мы общаемся в гугл-чате.

Да, жаль. Хотя погоди-ка.

Кэт, ты же веришь, что мы люди когда-нибудь вырастем из своих тел и будем обитать в безмерном цифровом эфире, так?

так!!

Готов спорить ты не захочешь проверить это на практике.

в каком смысле?

А вот в каком:

я приду к тебе на вечеринку, но через ноут, по видеочату. А ты будешь моим гидом: носить туда-сюда, знакомить с людьми.

Нипочем не согласится.

вау гениально! да давай сделаем так! но тебе надо быть при параде. и придется выпить.

Она согласна. Но:

Стой, я же буду на работе, мне нельзя пить надо. а то ведь что это будет за вечеринка, правильно?