Быть Корелли (СИ) - Грэм Анна "Khramanna"

— Я надеюсь, ты осознаёшь все риски.

Проникновение в частные владения? Причинение лёгкого вреда здоровью? Похищение? И у кого?! У федерального прокурора Чикаго, протеже семейства Фальконе! Алек «вляпался» — так любят говорить его американские коллеги. Он прекрасно осознавал, что может повлечь за собой его поступок. Осознавал и принимал неоспоримый факт того, что за него придётся отвечать, и при этом умудриться не бросить тень бесчестия на семью. Выкрасть женщину у прокурора и друга Фальконе — дерзкий акт, ещё одна брошенная в лицо перчатка. Ведь труп Габриэле — его жены и дочери Фальконе — ещё не остыл в могиле…

Алессандро сжал челюсти, а после залпом выпил обжигающий напиток. Тепло разошлось по груди быстрее, чем обычно — так бывало, когда он нервничал или возбуждался. Наверное, сейчас он испытывал и то, и другое. Алек не успел ответить — в дверь зазвонили. Синьор Альдо — именно так, без фамилии — сухой, малорослый старичок с большой красной лысиной и курчавыми, седеющими висками вошёл в квартиру, неся перед собой кожаный, видавший виды чемоданчик. Алек помнил его с юных лет — синьор Альдо латал подстреленных «солдат» Корелли в убогих, захолустных времянках, подальше от любопытных, жадных до взяток американских копов и официальной медицины.

— Синьор Корелли, — он низко поклонился. Алек ответил ему сухим, коротким кивком головы.

— Лео, проводи синьора Альдо.

Фалани довёл его до приоткрытой двери хозяйской спальни, толкнул её. Алессандро невольно бросил внутрь взгляд. Изабелла Бланко сидела у изголовья, укутавшись в плед и поджав под себя ноги. Длинная, узкая ступня с мерцающим кристаллом на ногте большого пальца виднелась из-под него, и на тёмно-сером покрывале казалась похожей на голую кость. Без броского макияжа, без украшений и дорогих платьев она выглядела иначе — моложе. Сколько же ей лет? Надо дать распоряжение Фалани проверить всю её подноготную, странно, что Алек не додумался до этого раньше. После знакомства с этой женщиной «странно» стало слишком часто возникать в его жизни.

Когда дверь распахнулась, Изабелла зябко поёжилась. Алек перехватил её взгляд. Испуганный и в то же время обречённый. Прокурор, будь он проклят, довёл её до полного безразличия к собственной судьбе. Так же почтительно раскланявшись с ней, Альдо положил на прикроватную тумбу свой истёртый чемодан, раскрыл его. В нём было всё: от стетоскопа до хирургического набора.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Позвольте осмотреть вас, синьорина Бланко? Я — врач, я не причиню вам вреда.

— Делайте, что хотите, — немного помолчав, ответила Изабелла. Её терпкий, как мёд, тягучий голос раздался в его спальне — спальне, в которую Алессандро никогда не водил женщин. В этой спальне он от женщин скрывался — от их интриг, козней, ожиданий и требований, и именно в этой спальне была сейчас Изабелла Бланко, словно нечисть, которая не могла переступить порог без приглашения. А он рад был пригласить.

Синьор Альдо поставил ей капельницу с глюкозой и витаминами, вколол антидепрессант и успокоительное, не ленясь объяснять каждое своё действие и успокаивать Изабеллу — она вздрагивала и провожала нервным взглядом каждую иглу, которую синьор Альдо готовил по её душу.

— Синьорита Бланко, вам делали операции? — осторожно спросил врач. Алессандро прислушался.

— Да. Две. Пластические.

— Позвольте уточнить, где.

— Нос и грудь.

Осборн даже под нож её положил, перекроил по своему вкусу. Чёртов ублюдок! Лучше бы брюхо себе уменьшил, свинья.

— Возможно, вам делали приколы или надрезы в других местах.

— После ринопластики, сзади на шее, был пластырь, — осторожно начала она. — Я спросила, что это, и мне ответили что там была папиллома, которая не нравилась… — Изабелла Бланко оборвалась, взглянув на дверь, словно чувствовала что её слушают. Алек никогда не скрывал от неё своей неприязни к прокурору, которая стократно усилилась после знакомства с его женщиной. Изабелла знала это, знала и не хотела задеть его чувства. Что ещё она знала? Понимала ли, что Корелли испытывает к ней на самом деле? Понимал ли он сам в полной мере?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Алек молча кивнул Фалани. Лео всегда был понятлив — достав кармана небольшой контейнер, он вошёл в комнату.

— Не бойтесь, — хмуро приказал он, словно эта сухая фраза могла с ходу отключить у неё инстинкт самосохранения.

Изабелла боялась. Боялась двух незнакомых ей мужчин, которые тянули к ней руки, боялась так, что на глазах у неё выступили слёзы беспомощности. Алессандро не выдержал, встал с дивана, отпружинив от сиденья, словно подброшенный, вошёл в спальню. Ему показалось, или Изабелла испытала облегчение, увидев его лицо.

— Синьор Корелли… — в её томном, тихом голосе послышалась надежда.

— Делайте, что они скажут, Изабелла. Вам здесь никто не навредит.

Бланко смиренно поджала губы и откинула растрепавшиеся волосы на плечо, чуть развернула корпус, чтобы дать доступ к шее. Тонкая шея с бархатистым пушком тёмных волосков и с тонкой цепочкой из белого золота… Алек отвёл глаза, не мог смотреть. Лео поднёс к ней сканер. Прибор пронзительно запищал.

- 2 -

— GPS-модуль, — констатировал Фалани, и Алек снова едва сдержался, чтобы не разнести всё вокруг. Прокурор действительно чипировал Изабеллу — это раз, прокурор уже наверняка знает, где она — это два. Стоило отвезти её в отель, а не тащить к себе, в этом случае, своё участие в этой чёртовой спасательной операции ещё можно было бы скрыть, а сейчас придётся действовать на опережение…

— Извлекайте.

Хоть в этом и не было больше смысла.

— Синьорина Бланко. Сейчас может быть немного больно.

Доктор вколол ей анестетик и подготовил скальпель. Отмеряя на наручных часах необходимое для действия местного наркоза время, он крутил его в ладони, одетой в белую стерильную перчатку. Блики света играли на его гладкой, стальной поверхности. На постели уже лежала плёнка и одноразовая впитывающая салфетка, а Изабелла путалась в завязках халата, чтобы освободить спину. Её худые лопатки казались Алеку обрезанными крыльями, из-под тонкой оливковой кожи один за другим выпирали позвонки, плечи её были тонкими, словно из фарфора. Изабелла сидела на краешке его постели, ссутулившись, и прижимала к груди руки, комкая в ладонях синий атлас халата. Она изо всех сил пыталась скрыть свою наготу. Жестом руки Алек отправил Лео прочь, а сам отвернулся к окну.

Над городом нависли тяжёлые дождевые тучи, густая зелень в парке потемнела и словно бы замерла в ожидании дождя. Солнце в Чикаго в это время года явление редкое, и Алек порой отчаянно скучал по нему. В детстве и юности он часто бывал на Сицилии и в Италии, и местный, жаркий и влажный климат дарил ему чувство дома. Америка тогда казалась ему ульем, и днём, и ночью полным суетящихся пчёл, он не успел заметить, когда сам стал точно такой же пчелой. Для праздности не оставалось времени. Редкие вылазки на яхте, отпуска не больше десяти ночей в горнолыжной Швейцарии или на по-итальянски уютных Виргинских островах в Карибском море, не давали ему столь желанного ощущения расслабленности. Его дёргала Габриэле, дела семьи держали его, словно в упряжке, он не выпускал из рук телефона и даже спал тревожно. «Отдыхать» в лексиконе отца означало «валять дурака», и Корелли придерживался этого негласного правила долгие годы. Только сейчас, видя краем зрения Изабеллу Бланко, слыша её мученические вздохи, он вдруг задумался, а правильно ли это? Сегодня он отступил от этого кодекса, сегодня он крупно облажался, но отчего-то он больше не сомневался в правильности своего поступка.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Вот, синьор Корелли.

Доктор показал ему железный поднос с маленькой микросхемой, выпачканной в крови. Алессандро придавил её бокалом с виски словно таракана и, раскрыв окно, смахнул остатки вниз. Бокал с пятном крови на дне он оставил на подоконнике, горничная разберётся.

Изабелла всё также сидела на краешке его постели, придерживая рукой свежую повязку позади шеи. Она была слаба и, кажется, её качало даже потоками воздуха из приоткрытого окна.