Политбюро и Секретариат ЦК в 1945-1985 гг.: люди и власть - Спицын Евгений Юрьевич

Вечером 10 июля «узкий круг» собрался в кабинете И. В. Сталина и принял Постановление «О реорганизации аппарата ЦК ВКП(б)», согласно которому на Г. М. Маленкова временно возлагались все полномочия второго секретаря ЦК, которые через пару месяцев станут постоянными. А поздним вечером 12 июля А. А. Жданов в последний раз появился в сталинском кабинете в Кремле и утром следующего дня отбыл на правительственную дачу на Валдай. Первые 10 дней его здоровье шло на поправку. Но вечером 23 июля 1948 года во время телефонного разговора с Д. Т. Шепиловым у А. А. Жданова произошел тяжелый сердечный приступ, однако симптомов инфаркта на кардиограмме не обнаружили. Уже в середине августа врачи сняли строгий постельный режим, а на 9 сентября даже запланировали обсудить вопрос о возвращении своего пациента в Москву. Более того, тогда же по поручению Политбюро на Валдай приехал Н. А. Вознесенский[82]. Однако в ночь на 28 августа после ряда новых телефонных разговоров с Москвой А. А. Жданова вновь сразил сердечный приступ. И утром на Валдай экстренно прилетели академики В. Н. Виноградов, В. X. Василенко, профессор П. И. Егоров и заведующий кардиологическим кабинетом кремлевской больницы Л. Ф. Тимашук. Именно она диагностировала инфаркт миокарда у второго человека в партии. Однако остальные врачи выступили против этого диагноза, заявив, что у больного «функциональное расстройство на почве гипертонической болезни». 29 августа у А. А. Жданова повторился аналогичный приступ, однако по указанию В. Н. Виноградова и П. И. Егорова на сей раз Л. Ф. Тимашук не только было запрещено проводить новую ЭКГ, но и «вторично в категорической форме было предложено переделать заключение, не указывая на инфаркт миокарда», о чем она сразу поставила в известность начальника ждановской охраны майора А. М. Белова, а через него и генерал-лейтенанта H. С. Власика, который с апреля 1946 года возглавлял уже Главное управление охраны МГБ СССР[83]. Наконец, 31 августа, сразу после обеда, у А. А. Жданова случился третий сердечный приступ, который и свел его в могилу.　

Существует версия, что это трагическое событие не вызвало особых эмоций у И. В. Сталина, поскольку к тому времени его отношение к А. А. Жданову резко изменилось в худшую сторону[84]. Однако многие сталинские соратники, в частности А. И. Микоян, H. С. Хрущев и В. М. Молотов, в один голос говорят о том, что вождь «питал какую-то слабость к Жданову», «относится к нему очень внимательно», «больше всех ценил» и «просто великолепно к Жданову относился»[85]. Неслучайно А. А. Жданов, как до этого М. И. Калинин, был удостоен чести быть погребенным не в Кремлевской стене, а в земле у ее подножья, за Мавзолеем В. И. Ленина.　

Безусловно, уход А. А. Жданова вызвал новый виток борьбы внутри «узкого руководства» за роль возможного преемника И. В. Сталина. Традиционный взгляд на данную проблему, широко представленный в работах большинства современных авторов (В. А. Кутузов, В. И. Демидов, Р. Г. Пихоя, Ю. В. Аксенов, Е. Ю. Зубкова, А. В. Пыжиков, А. А. Данилов, Г. В. Костырченко, О. В. Хлевнюк, Й. Горлицкий, А. З. Ваксер, А. Н. Волынец, С. Ю. Рыбас, А. А. Амосова и др.[86]), состоит в том, что эта острая схватка за власть была борьбой «ленинградской» и «бериевско-маленковской» группировок в правящей элите. При этом ряд авторов (В. Д. Кузнечевский[87]) в категорической форме утверждают, что эта острая борьба была инспирирована лично И. В. Сталиным и очень коварно и умело направлялась самим вождем с целью разгрома «русской партии» внутри ВКП(б), которую якобы олицетворяли «ленинградцы». Однако их оппоненты (Ю. Н. Жуков, М. В. Зеленов[88]) более обоснованно говорят о том, что вся эта борьба гораздо больше походила на личное соперничество Г. М. Маленкова и А. А. Кузнецова, который после смерти А. А. Жданова любыми средствами пытался вернуть себе прежнее расположение вождя и ключевую роль второго человека в партии, который по традиции вел заседания Секретариата ЦК.　

В конце концов победу в этой острейшей борьбе одержал Г. М. Маленков, с подачи которого уже в январе 1949 года А. А. Кузнецов был освобожден от должности секретаря ЦК и утвержден секретарем только что созданного Дальневосточного бюро ЦК ВКП(б). Правда, сам А. А. Кузнецов не торопился покидать Москву и исполнять решение Секретариата ЦК. Более того, он стал «бомбить» вождя личными посланиями с разного рода кляузами, клятвами и просьбами. Поэтому 15 февраля 1949 года вышло Постановление Политбюро ЦК «Об антипартийных действиях члена ЦК ВКП(б) т. Кузнецова А. А., кандидатов в члены ЦК ВКП(б) тт. Родионова М. И. и Попкова П. С.»[89], которое стало прелюдией знаменитого «Ленинградского дела».　

А уже через неделю в Ленинград прибыл новый партийный вожак — Василий Михайлович Андрианов, — который в годы войны, возглавляя Свердловский обком и горком ВКП(б), за успешное руководство военно-промышленным комплексом всего региона был удостоен четырех орденов Ленина. В марте 1946 года он был переведен в Москву на руководящую работу в цековский аппарат, где стал членом Оргбюро ЦК, а уже через полгода был назначен сразу заместителем начальника Управления по проверке партийных органов ЦК и председателя Совета по делам колхозов при Совете Министров СССР. За ним быстро закрепилась слава очень жесткого руководителя, человека с крутым нравом, который терпеть не мог расхлябанности, кумовства и прочих «управленческих» пороков. Считается, что В. М. Андрианов был маленковской креатурой, однако его биограф А. В. Сушков уверяет, что его деловые качества были хорошо известны И. В. Сталину и вполне возможно, что новый «хозяин Смольного» был выбран именно им[90].　

Вскоре в северную столицу прибыл еще один сталинский назначенец — Фрол Романович Козлов — выпускник Ленинградского политеха, который в годы войны, будучи вторым секретарем Ижевского горкома, сыграл выдающуюся роль в обеспечении фронта стрелковым оружием. Как пишет тот же доцент А. В. Сушков, эта ответственная работа в Ижевске потребовала от него «не только четкости, оперативности и компетентности в принятии решений, но и наложила серьезный отпечаток на личность, характер, стиль и методы его руководства, сформировала жесткого руководителя сталинского типа»[91]. В середине мая 1944 года Секретариат ЦК по подсказке Г. М. Маленкова принял решение о переводе Ф. Р. Козлова на работу в Москву, в Управление кадров ЦК, где он проработал без малого три года на постах ответственного организатора, а затем инспектора ЦК. А уже в марте 1947-го он уезжает на пост второго секретаря Куйбышевского обкома, где становится куратором всего промышленного, в том числе военного, комплекса области. Затем в середине сентября 1949 года Ф. Р. Козлов был утвержден инспектором ЦК ВКП(б), но буквально через две недели уехал в Ленинград, где в самом конце ноября по предложению В. М. Андрианова был избран вторым секретарем Ленинградского горкома. Именно в этой должности он застал «решение ЦК о разграничении постов первого секретаря обкома и первого секретаря горкома» и в середине января 1950 года с подачи того же В. М. Андрианова стал главой Ленинградского горкома партии.　

Между тем предыстория отставки А. А. Кузнецова и появления упомянутого Постановления ЦК была такова: осенью 1947 года глава Совета Министров РСФСР Михаил Иванович Родионов и Первый секретарь Ленинградского обкома и горкома Петр Сергеевич Попков, опираясь на покровительство Н. А. Вознесенского и А. А. Кузнецова, в значительно большей степени, чем это допускал сам И. В. Сталин, стали активно разыгрывать карту «русского патриотизма». В частности, П. С. Попков предлагал создать внутри ВКП(б) отдельную Российскую коммунистическую партию (большевиков) (РКП(б)), объявить Ленинград столицей РСФСР и перевести туда Совет Министров РСФСР, а М. И. Родионов в своем письме на имя И. В. Сталина попросил его «рассмотреть вопрос о создании Бюро ЦК ВКП(б) по РСФСР», которое, по его мнению, «необходимо для предварительного рассмотрения вопросов РСФСР, вносимых в ЦК ВКП(б) и союзное Правительство»[92]. Стареющий вождь, хорошо помнивший «зиновьевскую фронду» 1920-х годов, сразу расценил это предложение как стремление обособить Ленинград и его парторганизацию от ЦК, создать внутри ВКП(б) фактическое двоевластие и лично разъяснял П. С. Попкову на заседании Политбюро, «куда это ведет, и что это значит», о чем в присутствии Г. М. Маленкова он и поведал лично на объединенном Пленуме ленинградских обкома и горкома в феврале 1949 года, то есть задолго до того, как чекисты принялись «выбивать» из него нужные показания[93]. При этом ссылки ряда авторов (А. Н. Волынец, В. Д. Кузнечевский), как и ряда мемуаристов (H. С. Хрущев, А. И. Микоян) на то, что у А. А. Жданова и всех его выдвиженцев из числа «нижегородцев» и «ленинградцев» было налицо «ярко выраженное русофильство», а у Н. А. Вознесенского даже «великодержавный шовинизм редкой степени» не очень согласуются с реальными фактами. Тем более что новые руководители Ленинградской парторганизации Ф. Р. Козлов и В. М. Андрианов и по месту своего рождения (в Рязанской и Калужской губерниях), и по опыту своей работы исключительно в российских весях и городах были не меньшими «русофилами», чем их предшественники.