Ламия, Изабелла, Канун святой Агнесы и другие стихи - Джон Китс

Так и Сатурн, войдя в печальный круг,

Почувствовал растерянность и слабость.

Но Энкелада мужественный взор,

С надеждой устремленный на него,

110 Придал Сатурну сил, и он воскликнул:

"Я здесь, титаны!" Услыхав вождя,

Кто застонал, кто попытался встать,

Кто возопил - и все пред ним склонились

С благоговением. Царица Опс,

115 Откинув траурное покрывало,

Явила бледный изможденный лик

И черные запавшие глаза:

Как гул проходит между горных сосен

В ответ на дуновение Зимы,

120 Так прокатился шум среди бессмертных,

Когда Сатурн им подал знак, что хочет

Словами полновесными облечь,

Исполненными музыки и мощи,

Смятение свое и бурю чувств.

125 Но сосен шум сменяется затишьем,

А здесь, едва нестройный ропот смолк,

Глас божества возрос, как гром органа,

Когда стихают хора голоса,

Серебряное эхо оставляя

130 В звенящем воздухе. Так начал он:

"Ни в собственной груди, где я веду

Сам над собой дознание и суд,

Не отыскал я ваших бед причину,

Ни в тех легендах первобытных дней,

135 Которые Уран звездоочитый

Нашел на отмели начальной мглы,

Когда ее прибой бурлящий схлынул,

В той книге, что служила мне всегда

Подставкою для ног - увы, неверной!

140 Ни в символах ее, ни в чудесах

Стихий - земли, огня, воды и ветра

В их поединках, в яростной борьбе

Одной из них с двумя, с тремя другими,

Как при грозе, когда идет сраженье

145 Огня и воздуха, а струи ливня,

Хлеща, стремятся их прибить к земле,

В соитье четверном рождая серу,

Ни в этих схватках, в таинствах стихий,

Которые мне до глубин открыты,

150 Я не нашел причины ваших бед;

Напрасно вчитывался в дивный свиток

Природы, - я не мог сыскать разгадки,

Как вы, перворожденные из всех

Богов, что осязаемы и зримы,

155 Слабейшим поддались. Но это так!

Вы сломлены, унижены, разбиты.

Что мне теперь сказать вам, о титаны?

"Восстаньте!"? - вы молчите. "Пресмыкайтесь!"?

Вы стонете. Что я могу сказать?

160 О небеса! О мой отец незримый!

Что я могу? Поведайте мне, братья!

Мой слух взыскует вашего совета.

О ты, глубокомудрый Океан!

Я вижу на твоем челе суровом

165 Печать раздумья. Помоги же нам!"

Сатурн умолк, а вещий бог морей

Хотя не ученик Афинских рощ,

Но сумрака подводного философ,

Встал, разметав невлажные власы,

170 И молвил дивно-звучным языком,

Мерно-шумящим голосом прибоя:

"О вы, кто дышит только жаждой мести,

Кто корчится, лелея боль свою,

Замкните слух: мой голос не раздует

175 Кузнечными мехами вашу ярость.

Но вы, кто хочет правду услыхать,

Внимайте мне: я докажу, что ныне

Смириться поневоле вы должны,

И в правде обретете утешенье.

180 Вы сломлены законом мировым,

А не громами и не силой Зевса.

Ты в суть вещей проник, Сатурн великий,

До атома; и все же ты - монарх

И, ослепленный гордым превосходством,

185 Ты упустил из виду этот путь,

Которым я прошел к извечной правде.

Во-первых, как царили до тебя,

Так будут царствовать и за тобой:

Ты - не начало, не конец вселенной.

190 Праматерь Ночь и Хаос породили

Свет - первый плод самокипящих сил,

Тех медленных брожений, что подспудно

Происходили в мире. Плод созрел,

Явился Свет, и Свет зачал от Ночи,

195 Своей родительницы, весь огромный

Круг мировых вещей. В тот самый час

Возникли Небо и Земля; от них

Произошел наш исполинский род,

Который сразу получил в наследство

200 Прекрасные и новые края.

Стерпите ж правду, если даже в ней

Есть боль. О неразумные! - принять

И стойко выдержать нагую правду

Вот верх могущества. Я говорю:

205 Как Небо и Земля светлей и краше,

Чем Ночь и Хаос, что царили встарь,

Как мы Земли и Неба превосходней

И соразмерностью прекрасных форм,

И волей, и поступками, и дружбой,

210 И жизнью, что в нас выражена чище,

Так нас теснит иное совершенство,

Оно сильней своею красотой

И нас должно затмить, как мы когда-то

Затмили славой Ночь. Его триумф

215 Сродни победе нашей над начальным

Господством Хаоса. Ответьте мне,

Враждует ли питательная почва

С зеленым лесом, выросшим на ней,

Оспаривает ли его главенство?

220 А дерево завидует ли птице,

Умеющей порхать и щебетать

И всюду находить себе отраду?

Мы - этот светлый лес, и наши ветви

Взлелеяли не мелкокрылых птах

225 Орлов могучих, златооперенных,

Которые нас выше красотой

И потому должны царить по праву.

Таков закон Природы: красота

Дарует власть. По этому закону

230 И победители познают скорбь,

Когда придет другое поколенье.

Видали ль вы, как юный бог морей,

Преемник мой, по голубой пучине

Средь брызг и пены в колеснице мчит,

235 Крылатыми конями запряженной?

Я видел это, - и в его глазах

Такая красота мне просверкала,

Что я сказал печальное "прощай"

Своей державе, я простился с властью

240 И к вам пришел сюда, чтоб разделить

Груз ваших бед - и утешенье дать:

Да будет истина вам утешеньем".

Смущенные ли мудрой правотою,

Иль из презрения к его словам,

245 Но все хранили тишину, когда

Смолк рокот Океана. Лишь Климена,

Пренебрегаемая до сих пор,

Заговорила вдруг - не возражая,

А только кротко изливая грусть,

250 Тишайшая среди неукротимых:

"Отец, я здесь неискушенней всех,

Я знаю только, что исчезла радость

И скорбь-змея свила себе гнездо

В сердцах у нас, боюсь, уже навеки.

255 Я бы не стала предрекать беду,

Когда б сама могла ее смирить,

Но здесь нужна могущественней сила.

Позвольте же поведать мне о том,

Что так заставило меня рыдать

260 И отняло последние надежды.

Стояла я на берегу морском;

Бриз, веявший от леса, доносил

Благоуханье листьев и цветов,

Такой исполненное чудной неги,

265 Такой отрады, что в тоске моей

Мне захотелось эту тишь нарушить,

Смутить самодовлеющий покой

Печальной песнею о наших бедах.

Я села, раковину подняла

270 С песка - и тихо в губы ей подула,

Чтобы извлечь мелодию; но вдруг,

Покуда я пыталась разбудить

Глухое эхо в сводах перламутра,

С косы напротив, с острова морского

275 Донесся столь чарующий напев,

Что сразу захватил мое вниманье.

Я раковину бросила, и волны

Наполнили ее, как уши мне

Наполнила отрада золотая;

280 Погибельные, колдовские звуки

Каскадом ниспадали друг за другом

Стремительно, как цепь жемчужин с нити,

А вслед иные ноты воспаряли,

Подобно горлицам с ветвей оливы,

285 И реяли над головой моей,

Изнемогавшей от отрады дивной

И скорбной муки. Победила скорбь,

И я безумные заткнула уши,

Но сквозь дрожащую преграду пальцев

290 Прорвался нежный и певучий голос,

С восторгом восклицавший: "Аполлон!

О юный Аполлон золотокудрый!"

В смятенье я бежала, а за мной

Летело и звенело это имя!..

295 Отец мой! братья! если бы вы знали,

Как было больно мне! Когда б ты слышал,

Сатурн, как я рыдала, - ты б не стал

Меня корить за дерзость этой речи".

Как боязливый ручеек, петляя

300 По гальке побережья, медлит впасть

В безбрежность волн, так этот робкий голос

Струился вдаль, - но устья он достиг,

Когда был, словно морем, поглощен

Взбешенным, гневным басом Энкелада.

305 Он говорил, на локоть опершись,

Но не вставая, словно от избытка

Презрения, - и тяжкие слова

Гремели, как удары волн о рифы.

"Кого должны мы слушать - слишком мудрых

310 Иль слишком глупых, братья-великаны?

Обрушьте на меня хоть все грома

Бунтовщиков с Олимпа, взгромоздите

Всю землю с небесами мне на плечи

Страшнее я не испытал бы мук,

315 Чем ныне, слыша этот детский лепет.

Шумите же, кричите и бушуйте,

Вопите громче, сонные титаны!

Неужто вы проглотите обиды

И униженья от юнцов снесете?

320 Неужто ты забыл, Владыка вод,

Как ты ошпарен был в своей стихии?

Что - наконец в тебе проснулся гнев?

О радость! значит, ты не безнадежен!

О, радость! наконец-то сотни глаз

325 Сверкнули жаждой мести!" - Он поднялся

Во весь огромный рост и продолжал:

"Теперь вы - пламя, так пылайте жарче,

Пройдитесь очистительным огнем

По небесам, калеными стрелами

330 Спалите дом тщедушного врага,

За облака занесшегося Зевса!

Пусть он пожнет содеянное зло!

Я презираю мудрость Океана;

И все же не одна потеря царств

335 Меня гнетет: дни мира улетели,

Те безмятежные, благие дни,

Когда все существа в эфире светлом

Внимали нам с раскрытыми глазами

И наши лбы не ведали морщин,

340 А губы - горьких стонов, и Победа