Тайны древних бриттов - Льюис Спенс

В ирландских народных сказаниях и сагах друидизм упоминается настолько часто, что не остается сомнений в том, что это была древняя религия Ирландии. В них друидизм означает магию. Частое выражение — слат на драойхта, или «жезл друидизма», то есть «волшебная палочка». Саги очень много говорят о владении друидами магическими искусствами. Они затопляли равнины, организовывали снежные бури и огненный град, переворачивали горы и превращали камни в вооруженных людей. Друиды могли принимать любое обличье и также могли видоизменять облик других людей. Они могли сварить такое зелье, один глоток которого вызывал беспамятство; похоже, что они обладали гипнотической силой. Их подготовка включала в себя заучивание наизусть длинных магических формул и заклинаний, которые потом перешли по наследству к филидам, или поэтам, — их преемникам. Самые ранние записи об Ирландии упоминают об «искусстве Гоибниу», мастера друидической магии, и о «целительском искусстве Дианцехта», — их можно найти в рукописях VIII и IX веков, удивительным образом созданных в эти христианские времена.

«Когда мы вспомним тот факт, — говорит г-н Кендрик, — что в Ирландии через определенные интервалы времени проводились важные встречи, собиравшие представителей из далеких областей, то убедимся в несправедливости утверждения, что в среде приверженцев ирландского друидизма отсутствовала та координация действий, что наличествовала в Галлии». И еще одно замечание: «Представляется важным то, что друиды Ирландии придерживались первичного кельтского распорядка празднеств и собраний, но в центральноевропейской форме».

Свидетельства существования друидизма в Уэльсе представлены еще в большем количестве и являют собой еще более убедительные доказательства сохранения культа вплоть до относительно недавнего времени. Есть все основания полагать, что после вторжения саксов и последующего ухода кельтов из южной Британии в ту область, которая сейчас называется Уэльс, где они искали себе прибежище, именно среди валлийских гор нашел себе пристанище друидический культ. Я знаю, что некоторые авторитетные ученые подвергли сомнению и этот исход, и сопровождавшее его религиозное возрождение, но они это сделали, опираясь не на приемлемые исторические свидетельства, а лишь на «разумные» доводы. Однако никакие аргументы не являются резонными, если нет веских доказательств, чего об этих доводах никак нельзя сказать.

То, что друидизм не исчез в Уэльсе после римского правления — достаточно очевидно, хотя это утверждение неоднократно горячо оспаривалось. Не только «Триады» хранят записи о том, что он продолжал существовать почти до VI века н. э., но и фольклорные свидетельства показывают, что его жизнь длилась еще дольше, хотя и в более или менее искаженной форме. Так, барды Уэльса претендовали на знание мистической традиции друидов. Бард Гвалхмай (1150–1190) говорит в своей элегии на смерть Мадога, принца Повисского: «Видно, роковой день пришел для Бога, раз друиды приносят скорбные вести».

О положении барда достаточно красноречиво говорят слова Киндделва, современника Гвалхмая, в его панегирике, обращенном к Овену Гвинедду, в котором он говорит: «Барды — это законные судьи высшего уровня, и барды славят тебя, даже друиды круга, говорящие на четырех наречиях, происходящие из четырех областей». В одной поэме, процитированной на поэтическом состязании, он говорит о «друидах блистательной расы, владельцах золотых цепей», словно в тот период они еще существовали.

В другой поэме, адресованной Овену Кивейлкаугу, принцу Повисскому, он вновь упоминает друидов: «Это было приказано друидами этой земли… да будут подготовлены песни», а в своей элегии на смерть Ририда он называет себя «бардом Керридвен, мистической богини» и упоминает о стихотворениях Талиесина следующим образом: «Из уст Талиесина исходит бардовская мистерия, о которой барды умалчивают». Лливарх аб Ллевелин (1160–1220) также говорит о «порядке самых первых бардов» и упоминает о пророчествах друидов так, словно они, его современники. Филип Бридидд, Верховный бард (1200–1250), рассказывает о состязаниях бардов и о претендентах на его место, говоря, что никто в присутствии важных друидов Британии не мог претендовать на это место при отсутствии ярких черт в своем искусстве, таким образом упоминая о друидах как о своих современниках.

Фактически, мало сомнений в том, что какие-то более или менее искаженные формы друидизма были известны в Уэльсе даже в XIII веке, как мы это увидим в следующих главах.

Замечание: Дэйвис в своей «Мифологии британских друидов»{32} довольно скрупулезно описывает свидетельства существования друидизма в Северной Британии в VI веке н. э. Рассказывая историю Колла, «великого мистагога» Корнуолла, он замечает, что этот маг, как утверждают, преподнес в подарок Бринаху, князю северных гвидделов Стрэтклайда (Шотландия), орленка, которого снесла некая мистическая свинья, чье символическое потомство разошлось по всей Британии. У этого орла появились два темных птенца, перешедших во владение Гвенддолеу, князя стрейтклайдских бриттов, жившего около 593 г., который был разгромлен и убит саксонским князем Дейры и Берниции, то есть, как считает Дэйвис, речь идет о поражении друидического князя и мистика, нанесенном христианским саксонским правителем. Мерлин был жрецом Гвенддолеу, как об этом упоминается в поэме «Авалленау», и ему князь подарил сто сорок семь яблонь, которые, как полагает Дэйвис, являлись мистическими посланиями, содержащими секреты друидизма. «Гвенддолеу, — пишет он, — возглавлял древнюю друидическую церковь в Северной Британии».

Продолжая рассказывать о Мерлине, он пишет: «Мирддина величали верховным судьей Севера, то есть областей, лежавших за пределами маленького королевства Стрэт Клуйд, его также называли Сивом, или прорицателем этой земли, и в силу этих своих качеств и положения он являлся Серддглудом Клидом Ллиантом, верховным обладателем знания бардов долины реки Клайд. Он был сподвижником Канавона Кинллайта, потомка богини кровопролития, которую Анейрин таким образом поминает в песнях о Гододине: “Если на пиру с медом и вином саксы приносили жертву Кровопролитию, матери Грабежа, то энергичный Эйдиол также чествовал ее у подножия горы, в присутствии бога победы, короля, который восходит в свете и возносится в небо”. И эта связь между божествами кровопролития и победы отмечена в чертах характера Мирддина, или Мерлина, которого величают Аллведдом биддин Бадд Нером — глашатаем или посланцем армии бога победы.

Он был братом Гвенддидд Вен, Аддлам Серддеу — прекрасной госпожи дня, прибежища бардовского знания — мифологического персонажа; и эта леди обращается к почтенному священнику со следующими словами: “Восстань из потаенного места и раскрой книги Авена (Бардовского духа), предмета общего ужаса, и речь Бан (Прозерпины), и видения сна”».

Таковы некоторые из характеристик Мирддина, как они были описаны одним неизвестным северным бардом, который писал от его имени около 948 г. Он был верховным судьей, священником и пророком и хорошо был знаком с мистериями, в которых действовали те же самые божества — Кинллайт, Бадд, Авен и Бан, — почитавшиеся в великом храме Стоунхенджа.

Однако Стивенс в своей «Литературе Уэльса»{33} считает, что эти поэмы не могли быть написаны ранее периода правления Овена Гвинедда (1160), и указывает на факт анахронизма, заключающегося в том, что поэт сделал из Мерлина набожного христианина! Таким образом, трудно расценивать эти «свидетельства» серьезно, и я привел их здесь только для полноты картины. В то же самое время эти повествования частично подтверждаются другими, гораздо более авторитетными источниками, и уже не может оставаться сомнений в том, что друидизм продолжал существовать в валлийской части южной Шотландии на протяжении веков.

ГЛАВА III

Тайна кельтской философии

Тайна кельтской философии приводила в отчаяние поколения философов и культурологов. Полемика по этому поводу едва ли отличалась меньшей страстностью, чем смежная с ней дискуссий по вопросу о происхождении кельтской расы. Совершенно очевидно, что Ренан и Арнольд пытались разрешить эту тайну таким же примитивным образом, каким астрологи Халдеи пытались проникнуть в секреты звезд. Но такая глубокая пропасть едва ли может быть одолена проницательностью политического эссеиста или измерена логическим мышлением специалиста в области сравнительного религиоведения. Это задача для пророка или провидца, для Блейка или Брахана. Для человека, в крови которого нет магического состава, кельтские глубины остаются навсегда запечатанными. Я думаю, что тот, кто приближается к ним, должен не только принадлежать к древней расе первых носителей культуры на этом острове, но он должен также с детства слышать настойчивый зов голосов рода, которые бы побуждали его к решению задачи исследования тайн своей страны.