Сон войны - Александр Рубан

- Вы сами все это видели? - спросил я.

- Нет, я выспрашивал. Это еще вечером, когда мы чай пили, несколько человек выбрались через переходник и пошли. Заполночь вернулись - как раз когда мы воду настукивали. Взяли штурмом вагон-ресторан и отпраздновали свое поражение...

- Про вертухаев забыл, - сказал Сима.

- Вертухаи... Вдоль всей дороги, по обе стороны - оцепление. Далеко, насколько хватает глаз. Поближе к дороге - могилы, а подальше - оцепление. В стороны никого не пускают. Оружие не применяют, но и пройти не дают...

- А вдоль дороги можно? - спросил я. - Внутри оцепления?

- Выходит, что можно. Пойдете?

- Уже не знаю, - сказал я сквозь зубы. И, обнаружив, что все еще стою, сел. Напрягая колени - чтобы не стучали друг о дружку... Следующую фразу я тщательно обдумал, решил, что ее тоже можно произнести, не разжимая зубов, и произнес: - Я не знаю, куда здесь можно прийти по шпалам.

- Никуда, - отозвалась Танечка.

Я хотел спросить: "Почему?" - но сумел только втянуть в себя воздух.

- Той ночью была гроза, - сказала Танечка. В стенку сказала, не оборачиваясь. - Некоторые не спали. Они говорят, что мы остановились во время грозы. А когда она кончилась - было уже светло, как днем. Ночью. Как днем.

- Сейчас наговорят, - хмыкнул Сима, - а ты слушай. И про гончих псов наговорят, и про грозу, и про дисковод со щупальцами...

- Дискоид, - поправил Олег.

- А не однохерственно?.. Извини, Танюха.

- Ничего, Сима, - сказала Танечка в стенку. - Я эти слова знаю.

Я повесил плащ обратно и стал расстегивать пиджак.

- Давайте хряпнем, - предложил Сима без особенной надежды на согласие. - Под икорку. А то когда еще эти палатки поставят. И "бабок" нет.

- А если бы и были? - сказал Олег. - Здесь, наверное, совсем другие деньги.

- Петрович, ты доперестроечными трешками рассчитывался. Остались? Вдруг подойдут.

- Попробуйте. - Я достал деньги и отдал их Симе.

- Сколько тут? - спросил он.

- Рублей двести, может, чуть больше.

- Годится. Хлява семьдесят в месяц получает, и каждый год в Австралию летает. На море. Билеты казенные, но в кабаках-то сам платит.

- Не обольщайся, Серафим, - сказал Олег. - Здесь это просто бумага. Вот увидишь.

- Попытка - не пытка. - Сима сунул трешки в карман и нагнулся под столик. - Ну что, будем? - спросил он, выпрямившись и свинчивая крышечку с бутылки.

- Нет, - сказал Олег.

- Будем, - возразила Танечка и, оттолкнув Олега, села. - Наливайте, Сима! Ему побольше. - Она ткнула пальцем в Олега.

Олег пожал плечами и стал открывать икру.

"Сидра" уже не осталось, а от спирта (мы разбавляли его кипяченой водой из термоса) Танечка быстро захмелела и стала вести себя вольно. Ей было на все наплевать. Олегу тоже. Они по очереди кормили друг друга икрой с ложечки, а когда начали целоваться, Сима сунул мне в руку полный стакан и выволок в коридор. Коридор был очень большой и одновременно тесный. Вагон качался, потому что мы плыли в Австралию - расплачиваться в тамошних кабаках доперестроечными трешками. При такой качке было совершенно невозможно держать в руке полный стакан и не расплескать - поэтому я отпил половину и сообщил Симе, что в Австралии очень много русских: наши трешки наверняка будут иметь там хождение. А Олег, вообще-то, хам. Разве можно целоваться у всех на виду с такой женщиной? Ее надо носить на руках. Он ничего не понимает. И она, между прочим, тоже. Подумаешь, четыре вида спорта! А душа? Вот когда мы с Марой... Палубу опять качнуло, но я устоял. Однако, попытавшись допить, обнаружил, что стакан пуст. Чертова качка.

Лучше всего было бы прыгнуть за борт и поплавать - но я был еще не настолько пьян. Поэтому я просто пошел спать.

6

Почему-то всегда получается так: все про все знают, а я в стороне. Как на другой планете, ей-Богу!

Оказывается, нас поставили на довольствие. По офицерским нормам.

Вдоль вагонов были накрыты столы под ярко-зелеными тентами. Пятнистые солдатики в белых передниках разносили пищу. Большими черпаками из больших двуручных котлов наливали в тарелки кашу, расставляли миски с салатом и мисочки с маслом, дымящиеся жаровни, пузатые широконосые чайники, кружки, солонки, перечницы и привлекательные графинчики, наполненные чем-то прозрачным, янтарно-солнечным...

А на десерт солдатики приволокли необхватные деревянные блюда с золотистыми дынями, нарезанными толстыми ломтями.

Если обед будет таким же, как и завтрак, то жить можно.

Пикник, уготованный нам генералом дивизии Грабужинским, продолжался. Культурной программой.

Между столами и вагонами был сооружен обширный квадратный помост, на котором солдатики демонстрировали воинские искусства. Что-то вроде восточных единоборств, приправленных английским боксом и молодецкими славянскими замахами. Как раз когда я протолкался поближе, широкоплечий и брюхастый илюша муромец обхватил тощего ниндзю поперек туловища и через головы зрителей кинул в овсы. Так его! Знай наших! Я зааплодировал вместе со всеми.

Окруженный секундантами ниндзя ворочался в овсах, а брюхастый илюша муромец, оглаживая воображаемую бороду, упруго косолапил по помосту, покачивал могутными плечами и зычно выкрикивал оскорбления возможным соперникам:

- А вот, кому еще своей головы не жалко? Кто на Русь, мать нашу?..

На помост выбрался еще один ниндзя. С двумя автоматами, очень похожими на наши "калашники". Илюша было изготовился - но драться они не стали. Перекинулись двумя-тремя неслышными фразами, после чего илюша закинул один автомат на плечо, легко (слишком легко для своей комплекции!) спрыгнул следом за ниндзей с помоста, и оба побежали прочь от состава сквозь отхлынувшую толпу. Только что поверженный ниндзя и все его секунданты бежали туда же, мимоходом перепрыгивая через столы и скамьи. И солдатики в белых передниках - тоже, побросав чашки-ложки и на бегу срывая с себя передники. Почти у каждого был автомат с примкнутым штыком...

А через пару секунд ожили обе "шилки".

Толпа, давя сама себя, посунулась к вагонам. Меня и еще нескольких человек, угодивших в некое аномальное завихрение, вынесло на помост. Не везет, так ух по-крупному - мы же тут, как на ладони...

Оцепление как стояло в трехстах метрах от насыпи, так и продолжало стоять, не двигаясь. Им, чуть не на головы, сыпались парашютисты. У них (и у нас) над головами с леденящим конечности гулом пронесся сбитый "шилками" самолет и врезался в землю где-то у горизонта. Сквозь них бежали их вооруженные коллеги и, едва пробежав, немедленно вступали в рукопашную с едва успевшими приземлиться парашютистами... А оцепление продолжало стоять.

- Это показательный бой, - сказал у меня под ухом дрожащий голос. Ненастоящий, понимаете?