Роман Ангелины. Фантастический роман о фантастической любви - Сергей Филиппов (Серж Фил)

– Боже, да что же это такое! Ну почему тут такие дикие законы?! – и горькая безнадёжность светлыми солёными потоками хлынула из огромных чёрных глаз.

Но так не бывает, чтобы безысходность овладевала человеком всевластно. Она лишь доходит до своего пика, а потом рушится оттуда под толчками озарений здравого смысла. Так случилось и с нашей героиней. Слёзы испарились на смуглых горячих щеках, оставив грязные полоски – и в те века прекрасный пол не хотел полагаться на природную красоту и украшал себя, как мог, только вот, несмываемую тушь шумеры придумать не смогли. Ангелина успокоилась, и в лице её появилась решимость:

– Что ж, пусть будет так, как задумал этот мерзкий жрец! Не я, так другая невольница выполнит эту работу. Но я попытаюсь хоть как-то подбодрить несчастного – может быть, он почувствует это, и ему будет не так страшно покидать наш мир. Тем более, я совсем ничего о нём не знаю. Если это человек хороший, то жаль его, несомненно, но вдруг он какой-нибудь злодей, преступник?! Хотя вряд ли, таких, насколько я знаю, в жертву не приносят. И всё равно, у меня нет выбора, я это сделаю! Мой выбор – это мой Роман, божественно гениальный, но по-детски глупый, безумно далёкий, но невероятно близкий! Ты думаешь, что убегаешь от меня, но ведь я живу в тебе, только я! И ты-то это знаешь лучше меня, но боишься отдать себя во власть любви, нет, не боишься, а ещё пока в тебе есть силы сопротивляться ей. Но силы эти будут убывать, таять, как ледяное сердце Кая под горячими слезами Герды! Ты сдашься и придёшь ко мне, и упадёшь к моим ногам, и будешь просить прощенья! А я наброшу на лицо равнодушную гримасу и… Да нет, мой любимый, я тоже упаду, и мы сольёмся в едином вздохе, в едином сердечном биении!

VIII

– Не развязали – вот развязка! Вот и ответ на все вопросы, да и нет теперь нужды делать выбор.

Роман, как был спелёнут, так и лежал на жертвенном столе. Все его члены онемели, словно их ампутировал искусный хирург, и даже душа, кажется, уже выползла из тела, приготовившись к последней, бесконечной дороге.

– Ну что ж, наверное, так будет и лучше, и честнее. А то поблуждаю по эпохам, а потом вернусь: здравствуй, любимая! А она мне не на шею бросится, а только молвит, сожалея, мол, где ж ты шлялся, старый хрен, я тебя давно позабыла!

Но все эти мысли в поэте возникали только от безнадёжности и усталости, он лишь заставлял ими, как перегородками, чувства истинные, он хотел просто уйти от реальности!

Роман пытался представить перед собою картины детства: вот кривая, неглубокая речка, где он с друзьями купался и дни, и ночи. Вот тенистый ручеёк, в котором вода почти замерзает даже в жаркий полдень. Вот потрескавшийся, вырядившийся в моховую жилетку Мамонт-камень, на горбу которого они любили посидеть…

Ах, зачем, ну зачем ты, поэт, бродишь мыслями не там, где нужно?! Ведь ты сейчас умрёшь, поэтому надо готовить себя к встрече с миром иным! А ты что сделал? Ты опять вызвал к себе ЕЁ! Это же Ангелина сидит на древнем камне, даря тебе чистую улыбку, даря тебе добрую душу, даря тебе жаркое сердце! Её озорные глаза изливают радость тебе, в них и счастье, и нетерпение – когда же ты решишься, поэт?!

Солнце ловко запрыгнуло на высший пик небесных гор, и изливало на землю весь жар своего нутра.

Роман уже весь истёк потом, и он, превратившись в толстую солёную корку, покрыл тело жёстким панцирем. Да и мысли, словно выпариваясь из усохшего мозга, стали густы и тяжелы. И казалось поэту, что не слепящее солнце сводит его с ума, а разнузданная пурга закручивает снежные шары и подбрасывает их прямо в зенит, где они взрываются с яркими вспышками. Роману стало на миг знобко, и он очень ясно увидел ту самую пургу, разродившуюся самым удивительным чудом – его любимой! А вот и ОНА. Подходит неторопливо, склоняется к нему, протягивает чашу с прохладной водой. Да, это ОНА, это ЕЁ взгляд, но… это не она! Поэт видит округлый овал смуглого лица, огромные чёрные глаза – это всего-лишь жрица!

– Всё правильно, в таком состоянии так и должно быть. Скорей бы уж кончилось это! Теперь нет никакого страха. И скоро я точно узнаю, что же есть там, за чертой, если, конечно, там что-то есть.

Жрица поднесла к губам Романа чашу, и он машинально потянулся к ней, но неожиданно почти умерший ум его обожгла невероятная мысль:

– Подожди, подожди, Ромка, а ведь у тебя появился шанс! Чёрт возьми, и жить что-то захотелось, и сердце даже забилось, как живое!

Роман попытался пошевелиться, но путы были прочны. Тогда он разлепил испещрённые сетью трещинок губы и прохрипел:

– Прошу, прошу тебя, о, жрица, смилуйся, исполни последнее желанье! Ты так прекрасна, но ты и так же добра, я знаю! Вот здесь, на шее, висит пузырёк, а в нём горошинки. Кинь мне в рот одну, сверши это чудо!

Роман увидел, как руки жрицы дрогнули, и чаша выпала из них. Лицо девушки склонилось к лицу его, и поэту вновь почудилось, что он знает этот взгляд, самый прекрасный, самый желанный! И сердце его забилось неровно, оно сбилось с такта и торопилось поймать ритм другой, казалось, такой знакомый!

Послышался чей-то недовольный голос, и Роман узнал в нём баритон Бироса.

– Скорее, жрица, скорее!

Но не было нужды ему торопить девушку. Пальцы её, изящные и гибкие, уже вытряхнули из пузырька горошинку на ладонь. Жрица ещё раз взглянула на Романа, и он увидел в её глазах не то испуг, не то восторг.

– Бог мой, а вдруг её теперь казнят, когда увидят, что я исчез, – подумал поэт, но было уже поздно: шарик быстро растаял в иссохшем рту.

Ушли и жар, и боль, и свет, и ужас казни. И прекрасная жрица растворилась, как тень в сумерках. Всё погасло на несколько мгновений, а потом перед Романом, далёкая, как туманность Андромеды, проявилась Ангелина, вернее, милое лицо её. Оно медленно приближалось, и скоро уже можно будет разглядеть любимые глаза, в которых – Роман знает! – есть то, ради чего он и живёт – ответ на его неразрешимую дилемму. Сейчас он узнает его, сейчас! Но опять всё меркнет, и поэт погружается в липкую, но приятную трясину…

IX

Урукагина упивался сладостью победы. Он возлежал на ложе свергнутого правителя, даже не переменив одежд, обрызганных засохшей кровью. Рука поглаживала рукоять меча, выполненную из кости, инкрустированной золотом. Лезвие же бронзового оружия было сплошь покрыто зубцами, знать, немало поработало нынешней ночью.

Внезапно патеси вздрогнул, почувствовав чьё-то присутствие:

– Это ты, Мардук?

– Я, повелитель, – начальник личной стражи будто материализовался из воздуха, наполненного благовониями.

– Как прошло жертвоприношение? Шамаш доволен?

– Не думаю.

Урукагина резко поднялся с ложа и подошёл вплотную к слуге:

– Что ещё произошло?

– Жертва исчезла.

– Кто отвечал за охрану? Не ты ли?

– Нет, господин, жертва исчезла прямо с жертвенного стола. Невозможно понять, как это случилось!

Урукагина вперился яростным взглядом в Мардука, но тот стойко выдержал это.

– А что Бирос?

– Бирос твердит, что Шамаш принял жертву. Может быть, так оно и есть?

– Не знал я, что ты настолько наивен. Запомни: не мы служим богам, но боги служат нам!

– Но как же объяснить, что жертва исчезла прямо со стола на глазах у многих?!

– Наверняка это проделки Бироса! Жрец любит напустить таинственности в свои делишки! Сколько мы жертвуем еды, пива, золота богам, и всё это исчезает. Но не боги же забирают приношения! Их сгребают жрецы, уж ни мне тебе говорить об этом! Посмотри, как они живут – это настоящие богачи! Да и богов они уважают лишь настолько, насколько могут за их счёт поживиться!

Урукагина был очень доволен, что разговор пошёл именно по этому руслу, так легче будет отдать приказ об устранении Бироса и его приспешников.

– Ты понимаешь, Мардук, что кто-то должен ответить за то, что Шамаш не получил свою жертву?!

– Я думаю, господин, поскольку Бирос – главный жрец, то и отвечать должен он! – легко прочитал ход мыслей патеси Мардук.

– Ты очень умён. После того, как мы устраним жреческую братию, ты получишь великий подарок, – Урукагина положил руку на плечо слуги.

– А что мне делать со жрицей? Бирос хотел её бросить на жертвенный стол и вспороть ей грудь, но я не допустил этого. Мне показалось, что ты желал её видеть?

– Как мудро ты поступил, Мардук! Нет, не ей, а Биросу место на том столе! Сделай так, чтобы и солдаты, и народ узнали, кто виновен в том, что жертва не была принесена! И ещё нужно, чтобы они сами, понимаешь, сами, потребовали жестокого наказания жрецам!

Двое воинов привели Ангелину к Урукагине. Они не позволяли себе даже прикоснуться к ней, отлично зная, для чего их господин жаждет видеть эту юную прекрасную жрицу.

Да-да, читатель, Ангелина пока ещё здесь, в Шумере. И, хотя она уже точно знает, что Роман, так неожиданно спасённый ею, исчез из этого жестокого времени, но покинуть древнюю страну не торопится. И здесь нет никаких странностей. Во-первых, появилась какая-то определённость – девушка точно знает, что найти любимого вполне возможно. Во-вторых, ей хочется себя немного помучить, ведь бывает так приятно, прострадав целый день от жажды, взять в руки стакан с прохладной водой и, глядя на живительную влагу, помедлить минуту-другую, оттягивая сладостный момент! И, в-третьих, не могла эта нежная девушка, но с характером твёрдым, как воля стоика, не хлопнуть на прощанье дверью, не высказать то, что она думает о некоторых правителях. Вы, конечно, догадались, кто были эти правители. И, если Биросу Ангелина не успела высказать все комплименты, приготовленные для него, то Урукагина должен был их услышать. А в том, что тот её обязательно захочет сделать своей наложницей, девушка не сомневалась.