Антология советского детектива-38. Компиляция. Книги 1-20 (СИ) - Азольский Анатолий

Стояли погожие осенние дни. Воздух по утрам казался вытканным из тонюсеньких прозрачных нитей, что струились от земли вверх. Протянешь руку - нити раздвигаются, обволакивая кожу прохладой и лаской. Зелень еще держалась крепкая, даже непонятно, откуда во двор набивался такой ворох золотых чеканных листьев. Под вечер Антонина подметала двор. А утром словно и не было работы.

Красная кляминская автомашина притулилась у самого сарая, словно божья коровка. Клямин хотел оставить ее на улице - Антонина не позволила: лучше убрать с глаз, все меньше разговоров…

Каркас абажура зацепился прутьями за руль велосипеда в глубине сарая. Антонина сняла каркас и понесла в дом. Она уже решила, что накинет на прутья. Была у нее юбка голубая в белый горох, не ношенная вовсе по причине малого размера. Ее и подрезать не надо - только натянуть на прутья и закрепить сверху. Юбку разыскать труда не составляло, она лежала в сундуке, в сенях. Теперь надо было прикинуть, как ловчее приладить всю эту конструкцию к лампочке…

Занятая делом, Антонина как-то не подумала о том, что табурет, на который она поднялась, был ненадежный. Одна ножка у него шаталась. Вспомнила об этом, когда с грохотом свалилась на пол. Падая, Антонина ухватилась руками за скатерть и потянула ее за собой вместе с кастрюлей, укутанной ватником. Придя в себя от неожиданности, она повела глазами и обомлела. В дверях стоял Клямин. Стоял в трусах и майке.

- Вот, упала, - виновато проговорила Антонина.

- С потолка?

- Нет, с табуретки… Зараза…

Подтянув ноги, Антонина стала на колени. Увидела в руках погнутый каркас - отбросила его прочь.

- Хотела лампочку прикрыть…

- У тебя всегда хорошие намерения, - буркнул Клямин.

- Разбудила тебя?

- Думал, бомбу сбросили. - Клямин примеривался, как сподручнее помочь подняться Антонине. - Веса в тебе - тонна, не меньше.

- Восемьдесят три было в прошлом году, - тем же виноватым голосом уточнила Антонина. - А что ты так перепугался? Бледный весь.

- Воевать неохота. Молодой еще, жизни не видел.

- Жизни не видел, - вздохнула Антонина. - Ты-то? Представляю, сколько баб распечатал. - Антонина замерла и прильнула к полу, что-то высматривая под столом.

Ватник бессильно раскинул пустые рукава, как бы пытаясь удержать кастрюлю, из которой вывалилась картошка.

- Вот. Завтрак приготовила, старалась… Ну? Не растяпа? - Антонина отпрянула назад, удрученно села на пятки.

Клямин расхохотался. Нередко маленькие и нелепые неприятности посторонних людей, вызывая добродушное сочувствие, непостижимым образом просветляют мрачное настроение, и жизнь начинает казаться смешной и доброй. Так и у Клямина стало легче на душе, лучезарнее, что ли…

Не переставая смеяться, он просунул руки под мышки Антонины, поднатужился, поднял вверх, принял на грудь ее рыхлое тело. Он поставил Антонину на ноги. И тут Клямин почувствовал, как его пронзило давящее влечение к этой несуразной, громоздкой женщине. Тело его передернул озноб, глаза застил туман, затмивший на мгновение и без того темноватую комнату.

Мазнув быстрым взглядом по заострившемуся лицу Клямина, Антонина проговорила упавшим голосом:

- Поди оденься.

И торопливо отошла от него, словно пытаясь спрятаться. Он вернулся в свою комнату, а когда вышел из нее в тренировочном голубом костюме, его лицо выражало безучастность и тоску, подмеченную Антониной в первые минуты появления Клямина в этом доме.

- Попросила бы меня - подвесил бы твой абажур, - проговорил он, словно подчеркивая, что минутная его слабость была случайной и что возвращения к этому он не допустит.

Антонина молча собирала завтрак. Картошки, оставшейся в кастрюле, вполне хватило на двоих. На стол были выставлены консервы «Судак в томате», соленые огурцы, квашеная капуста, масло и еще что-то. Антонина достала бутыль с недопитым вчера черным густым пивом. Отодвинув занавеску, глянула поверх забора на улицу. Никого.

И слава богу. Может, никто и не появится из посторонних, пока Клямин вернется из зеленого домика, что стоял в глубине сада. Неужели так она и будет волноваться при каждом его выходе из дома? Глупость! Пошли они все к черту! Все равно сплетничать будут…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

- Садись, пора, - бросила она вошедшему в дом Клямину и села, привалившись пышной грудью к высокому самодельному столу. - Чего тебе положить-то?

- Сам соображу.

Клямин уселся, осмотрел стол. Вчера он обратил внимание на необычайный вкус капусты. Видимо, Антонина подбрасывала в бочку какие-то корешки.

- Бери, бери, - подбодряла гостя Антонина. - В городе такой нет.

Она налила Клямину полстакана мутной жидкости. И себе столько же.

- Прогноз слушала по радио. Дожди заладили почти по всей стране, - проговорила она для затравки.

- Пора, - поддержал Клямин.

- А у нас вот сухо.

- И сюда доберутся.

- Дрова пораскиданы, собрать надо, прикрыть, - подумала вслух Антонина.

- Я помогу.

- Вот еще. И сама справлюсь. - Антонина вскинула на Клямина влажные выпуклые глаза.

Клямин усмехнулся. Неужели он испытывал влечение к этой каракатице? Чувствуя облегчение, он подмигнул Антонине диким правым глазом. Приблизил к носу стакан, понюхал:

- На обувном креме завариваете пиво?

- Почему? Дрожжи с шалфеем замешиваем, - серьезно пояснила Антонина и добавила решительно: - Лучше скажи, каким ветром тебя занесло. А то вчера какой-то мятый был - слова не выдавишь.

Клямин зажмурился и сделал глубокий глоток. Рот обволок пряный и резкий дух. Наверняка и сюда корешки вложила эта лесная фея.

- На чабреце и шалфее замешивала, - угадала его мысль Антонина. - Все дело в доле: сколько чего вложить. - Она ждала от Клямина исповеди и выражала это нетерпеливым блеском черных глаз.

Клямин не торопился. Ему не хотелось ничего рассказывать. Ни о том, что с ним стряслось. Ни о том, как в четыре утра погрузил в багажник все что мог из ценных вещей, запер квартиру и рванул из города. Поначалу подался на побережье, прожил два дня в Ялте, потом махнул в Старый Крым и там провел три дня. Все это время ему казалось, что его вот-вот обнаружат. Или власти, или люди Серафима. В конце концов ему пришла в голову мысль махнуть к Антонине. А там время покажет…

- Слушай, что у тебя болтается на цепочке? - Антонина аппетитно хрумкнула соленым огурцом.

- Фотография матери.

- Покажи.

- Руки измазаны.

- Я сама достану. - Антонина мигом вытерла руки о полотенце и потянулась к медальону.

Ее пальцы коснулись груди Клямина. Они шарили, медленно спускаясь вниз от горла в широко распахнутый ворот спортивной куртки. Клямин поймал ладонью шершавую, жесткую кисть Антонины и прижал к груди. Вблизи черты ее лица размазывались, а здоровая кожа высвечивала изнутри накопленным за лето чистым солнцем. Клямину чудился вольный запах леса, цветов и трав, настоянный на дожде…

- Не балуй, Антон, - тихо промолвила Антонина.

- Что так?

- Не балуй… Потом ты меня возненавидишь. И мне будет тяжело.

Второй рукой Антонина решительно отвела ладонь Клямина в сторону и достала медальон. Она вглядывалась в лицо женщины на пожелтевшей фотографии. Вздохнула, захлопнула крышку и закинула медальон в ворот куртки.

- Красивая была, - проговорила Антонина.

- Дочка моя на нее похожа, - проговорил Клямин. Антонина отломила горбушку, намазала ее маслом:

- Ты про друга своего рассказывал. Помнишь? Историю с дочкой, о которой тот ничего не знал… Твоя история?

- Моя.

- То-то! - с каким-то злорадством воскликнула Антонина. - Такой историей никого не обманешь. Я и тогда тебе сказала. Ну и что?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

- Люблю я ее, Антонина.

- Вот и хорошо, - кивнула она. - Что же ты ускакал?

- Это другая история, не будем о ней. Поживу у тебя немного, огляжусь.

- Накуролесил небось и деру дал. - Антонина бросила на Клямина пытливый взгляд.

Он с маху стукнул кулаком о стол. Гневно сверкнул глазами.