Трое против Колдовского Мира: Трое против Колдовского Мира. Заклинатель колдовского мира. Волшебница колдовского мира - Андрэ Нортон

— Так что же нам делать? Искать мост? — спросил Илэриэн.

— Вряд ли такой мост вообще существует, — устало отозвался отец. — А пытаться разыскать какой-нибудь обходной путь… Боюсь, нам придется проехать немало лиг, мы даже не знаем, в какой стороне это может находиться. — Он отвернулся от экрана и взглянул прямо в глаза колдуну. — Ты можешь сказать хотя бы приблизительно, сколько еще до твоих Ворот?

— Лига, может быть, и того меньше…

— Есть один выход, — нерешительно начал отец, словно размышляя вслух. Было ясно, что оптимального варианта не существовало, и приходится выбирать меньшее из зол. — Что если воспользоваться нашим танком как мостом, хотя это очень опасно, и если мы застрянем на полпути… — он с сомнением покачал головой.

— Я думаю, Саймон, — вмешалась мать, — что выбора у нас нет. Найдем ли мы какой-нибудь окружной путь, неизвестно, а времени потратить можем очень много, не говоря уж о том, что там нас тоже могут подстерегать ловушки. Нам нельзя терять ни минуты, и раз другого выхода нет, надо рискнуть…

Отец ответил ей не сразу, он не отрываясь смотрел на экран, будто решал трудную задачу, потом произнес:

— Я могу обещать тебе, что это будет не труднее, чем сражаться с остроконечниками Лотура.

Мать засмеялась:

— Но я же видела, как ты справился с ними, и после этого, Саймон, я всегда готова ставить на тебя! Жизнь все время бросает вызов, и от этого никуда не денешься, нужно принимать его!

— Прекрасно. Я точно не знаю, каково действие этой силы, но думаю, оно похоже на мощное течение, на неудержимый поток. Нам нужно быть осторожными и надеяться на лучшее.

Прежде всего необходимо было хорошо подготовиться. По приказу отца мы все выбрались из машины и через некоторое время загрузили почти всю кабину камнями, собранными поблизости. Тяжело нагруженная машина превратилась в подобие якоря и теперь могла успешнее сопротивляться потоку. Отец извлек цепь, которая служила нам лестницей, когда мы выбирались из колодца. Из нее мы сделали нечто вроде перил на плоской крыше машины, и сложили там все оставшиеся у нас съестные припасы и воду. Как только все мы, кроме отца, забрались наверх, он протиснулся в кабину на свое место, свободное от камней. Машина под нами ожила, чуть подалась назад, слегка вильнула в сторону и направилась под уклон, прямо к той самой черной поверхности, что так страшила отца.

Как только машина вновь заскользила вниз, отец выбрался из кабины и присоединился к нам. Похоже, его опасения были не напрасны — как только мы вползли на черную ленту дороги, почувствовался такой сильный толчок, словно на нас обрушился гнев морского течения, против которого мы пытались плыть.

Неужели поток развернет нас и будет нести, как беспомощных пленников, в одну из тех башен? Или может быть, отцу все же удастся противостоять ему? Я лежала на крыше, вцепившись в лестницу, и звенья цепи болезненно впивались в мое тело, а машина подо мной металась и боролась. Течение пыталось развернуть ее вправо, что для нас было равносильно гибели. Я не могла понять, продвинулись ли мы хоть немного вперед, к противоположной стороне, или продолжаем раскачиваться на одном месте.

Мы уже были снесены течением довольно далеко от той точки, где начали свой путь. А что произойдет, если какая-нибудь летающая машина понесется сейчас из башни навстречу нам? Я столь живо представила себе последствия подобного столкновения, что, кажется, от страха потеряла сознание и поэтому не помню, как произошел переломный момент этой нашей битвы.

Неожиданно я осознала, что отец мой больше не лежит неподвижно рядом со мной, но стоит на коленях, освобождая мешки с припасами. Затем он сильно швырнул их влево от себя, и, приподняв голову, я увидела, как они упали на землю по ту сторону дороги. Отец крепко сжал мое плечо.

— Отпусти цепь! — крикнул он. — Как только я прикажу, прыгай!

Я не надеялась, что все это может закончиться благополучно, но доверилась отцу и, замирая от страха, оторвала онемевшие, непослушные пальцы от цепи и встала на колени. Затем, повинуясь взмаху отцовской руки, я поднялась на ноги, мельком заметив, что Айлия стоит между моей матерью и Илэриэном, недоуменно оглядываясь, словно только что проснулась.

— Прыгайте!

Я с трудом заставила свое безвольное тело сделать это, отгоняя мысли о том, что должно случиться в следующее мгновение. К счастью, мне удалось приземлиться прямо на холмик мягкого, пушистого пепла, я почти утонула в нем, но совсем не ударилась и выбралась довольно быстро, сплевывая попавший в рот песок, прочищая нос и протирая запорошенные глаза.

Закончив с этим, я смогла спокойно осмотреться вокруг и отыскала глазами другие запорошенные песком фигуры, кажется, все приземлились удачно, на мягкое. Я, спотыкаясь, направилась к ним. Вскоре мы убедились, что сильных повреждений нет ни у кого, — все отделались незначительными синяками, кашлем от попавшего в горло песка и запорошенными глазами.

Тем временем танк уже полностью развернуло течением и быстро тащило от нас, а вскоре он совсем пропал из виду, унесенный к воротам одной из башен.

Приведя себя в порядок, мы тщательно обследовали дюны и после недолгих поисков нашли и откопали мешок со съестными припасами. Илэриэн достал жезл, который был спрятан в складках туники, повертел его в руках и решительно показал вперед.

— Сюда! — Конец жезла смотрел, казалось, в самую середину песчаной пустыни.

Айлия шла сама, хотя за ней приходилось следить, и я, поняв, что мать постоянно поддерживает с ней мысленный контакт, присоединилась к ней, зная как это нелегко.

Идти по зыбучим пескам, когда ноги постоянно проваливаются в мягкое, было очень тяжело. Иногда мы почти по колено погружались в эту смесь, похожую на пепел и песок одновременно. Все холмы выглядели одинаково, так что если бы не колдовской жезл Илэриэна, мы сразу бы заблудились, оставив позади черную дорогу.

Вдалеке неясно вырисовывалось что-то высокое и, приглядевшись пристальнее, я поняла, что это одна из металлических колонн, которые мы видели, пройдя в этот мир через Ворота. Увидев колонну, я почувствовала себя уверенней, и беспокоило меня только одно — сможет ли действительно Илэриэн узнать, что мы достигли Ворот? Ведь я помнила, что с этой стороны не было никакой пометки, никакого знака, по которому их можно было бы опознать.

Казалось, однако, что наш проводник не испытывает никаких сомнений — он твердо шел вперед, доверясь своему жезлу. Наконец мы остановились у одной из таких выщербленных колонн, хотя я не могла с уверенностью сказать, что это то самое место, где мы с Айлией появились, пройдя через Ворота, потому что местность вокруг была удивительно однообразной.

— Здесь, — в отличие от меня Илэриэн не колебался, однако то, на что он указывал, на мой взгляд, ничем не отличалось от всего остального — обычная пыльная земля, к тому же поднялся ветер, и в воздухе кружились вихри едкого песка.

— Нет никаких отметок, — произнес отец. Но мать, прикрыв глаза ладонью, как козырьком, напряженно всматривалась в это место, а затем перевела взгляд на заклинателя.

— Где-то здесь, — согласилась она. — Очень трудно…

Илэриэн, казалось, не слышал ее. Он быстрыми, резкими взмахами поднимал и опускал свой жезл, словно художник, рисующий картину, он водил его концом, точно кистью, вверх, вниз, в стороны, как бы прорисовывая в воздухе портал.

И словно повинуясь жезлу, пыль, поднятая ветром (а была ли пыль? Не уверена!), оставляла слабые, едва различимые линии — перед нами в воздухе появились очертания прямоугольника, пересеченного крест-накрест двумя линиями, каждая из которых шла из верхнего угла в противоположный нижний. В четырех секциях этого перекрещенного прямоугольника появились изображения символов; два из них были мне знакомы, во всяком случае, я уже встречала нечто похожее.

Два других я видела впервые, однако они были нарисованы крупнее и перекрывали остальные изображения. Когда Илэриэн опустил, наконец, свой жезл, мы смогли как следует разглядеть то, что он сделал — смутный, неясный и едва различимый портал все же стоял, крепко и прочно, несмотря на поднявшийся ветер и вихрь песка.

Тогда он начал снова, проходя жезлом вторично по всем линиям возникшего в воздухе рисунка. На этот раз его движения напоминали отрывистые мазки, после которых изображение начинало насыщаться зеленым цветом, а на наших глазах темнея, он становился ярко-синим — я снова увидела этот «спасительный» цвет, так хорошо знакомый мне по Эскору. Но и этот цвет держался недолго, и еще прежде чем заклинатель кончил закрашивать весь рисунок целиком, он потускнел, словно выцвел.

Я видела в этот момент его лицо — на нем была жестокая неумолимость, губы искривлены усмешкой, с какой воины встречают опасность, требующую концентрации всех сил. Он снова, в третий раз, начал очерчивать жезлом рисунок, и цвет вновь стал заполнять изображение, затем, хоть и не выцвел, но побледнел.