Если покинешь меня - Зденек Плугарж
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она внимательно слушала и во все глаза смотрела на его бронзовое загорелое лицо. И как будто без всякой связи вдруг подумала: «Если бы не этот человек… То в конце длинного списка падших, таких, как Ирена, Ганка и многие десятки им подобных, прибавилось бы имя Катки…»
Она покорно и послушно последовала за ним. Дорога теперь тянулась по косогору. Наконец Гонзик решил подняться в гору, к гребню. Что поделывают те двое полицейских? Гонзик скрыл от Катки эту тревожную мысль. «Если от границы они повернули влево, то мы неизбежно снова столкнемся с ними… Но как узнать это наверняка? Не остается ничего иного, как попытаться где-то подняться вверх». Гонзик даже вспотел.
Гонзик шагал впереди, пытливо осматриваясь. У него даже глаза заболели от напряжения. За каждым деревом, за каждым пнем, поросшим мохом, могла притаиться зеленая форма полицейского. Но пока все было тихо, и они шли и шли к заветной цели. Гонзик, не отдавая себе отчета, все ускорял и ускорял темп движения. Катка же выбилась из сил и тяжело дышала открытым ртом. Дорога стала каменистой и очень крутой. Теперь уже оставалось совсем немного. В двухстах шагах перед ними ниспадающая линия гребня, на нем уже отчетливо светился белый пограничный камень.
Наконец го граница!
Откуда-то справа выползла новая дорожка. Гонзика внезапно без видимой причины охватило беспокойство. Ему все слышались отдаленные шаги, потрескивание веток под чьими-то ногами. Он остановился и невольно прижал руки к груди. Какой-то огромный молот колотил внутри, заглушая все звуки. Катка испуганными глазами беспомощно всматривалась в его лицо — звуки приближались. Гонзик впился взглядом в направлении шума: ничего, только шелест прошлогодних листьев. Гонзик схватил Катку за руку, и они побежали в гору, но их все равно преследовал невероятно быстро приближающийся непонятный треск. Гонзик и Катка остановились как вкопанные. Ветви молодой поросли неподалеку затрепетали, и через дорожку упругим, грациозным прыжком легко перемахнула серна, за ней другая, третья.
Беглецы вздохнули с облегчением. Ведь и Гонзик на этот раз испугался так, что у него зуб на зуб не попадал. Теперь он улыбнулся, глядя на Катку, но ее лицо испугало его: оно было белое как снег, губы посинели, глаза измученные.
«Хотя бы одного человека вытащу из проклятых джунглей Валки, хотя бы одного…» — вертелось у Гонзика в голове. И снова это бледное, измученное лицо придало ему ярости и силы.
В этот миг справа послышались голоса.
— Скорее, скорее, — зашептал Гонзик и вместе с Каткой кинулся прямо к гребню.
Шагов через тридцать у нее подогнулись колени.
— Катка, бога ради, наша жизнь на волоске!
Она тяжело дышала. Гонзик не стал ждать, пока она почувствует себя лучше, и поволок ее вперед: была дорога буквально каждая секунда. Раздался громкий треск, словно выстрел из пистолета, и Катка споткнулась. Это треснула сухая ветка под ее ногами: у страха глаза велики!
Но вскоре они ясно услыхали топот тяжелых сапог за собой. До гребня оставалось еще метров сто.
— Halt!
Гонзик бежал и так сильно тянул за собой Катку, что чуть не вырвал ей руку. Ручьи пота застилали ему глаза. Эти секунды и впрямь были решающими: жизнь или смерть!
— Halt, Verflüchte![180] — Топот примерно метрах в двухстах. Гонзик оглянулся: двое полицейских бежали за ними. На груди у них болтались автоматы. Юноша потянул Катку с дороги влево. Она снова споткнулась, и Гонзик увидел кровь на ее ладони: она, по-видимому, поранила руку об острый камень. Гонзика охватил ужас: вдруг Катка упадет в обморок — тогда всему конец! Он еще быстрее помчался в гору, хватаясь за деревья. Ему казалось, что вместо сердца у него камень, а ноги налились свинцом, казалось, что такую тяжесть никогда не удастся донести до гребня. Гонзик и Катка, цепляясь за нижние ветви деревьев, продирались лесом к цели, а те двое бежали по дороге — им легче, но что делать беглецам? На дороге их бы подстрелили, как зайцев на охоте.
Белый пограничный камень сияет на гребне и притягивает к себе, как мощный магнит. «Все добрые силы вселенной, стойте возле нас, не дайте нам погибнуть в тридцати шагах от родины, в двадцати, в де…»
«Ра-та-та-та!»
Катка упала как подкошенная. В диком ужасе он схватил ее на руки, споткнулся, больно уколол обо что-то колено, снова встал и, теряя последние силы, понес ее вперед. Белый камень промелькнул около него.
— Halt!
Смерть подстегивала Гонзика и гнала его вниз с гребня. Он бежал с дорогόй ношей на руках, ослепший от едкого пота, заливавшего глаза, задыхаясь, ничего не слыша. Боль и жалость разрывали ему сердце, а вместо легких у него — огненные мехи, которые жгли, нещадно жгли все в груди.
«Ра-та-та-та!»
Гонзик обессиленный рухнул на землю. «Господи, эти мерзавцы стреляют сюда, на нашу сторону!» Бежать дальше он уже не мог. Если те двое отважатся погнаться за ними через границу, то схватят его и Катку, как браконьеры ловят раненых зверей в чаще.
— Катка!
Кровь сочилась из царапины на ее щеке. Это она поранилась какой-нибудь веткой. Нет, нет, это не смертельно — несколько красных капель, и только!
— Катка, что с тобой?
Он ласково гладил ее бледные щеки, целовал глаза, полные слез, влажный от пота, похолодевший лоб, шею, грудь, губы. Он хотел оживить ее своими поцелуями.
— Ни… чего, ни… мне ничего… думаю, что…
Он снова поднял ее и, тяжело ступая, побежал лесом вниз с крутого гребня. Но вот боль в коленке начала все острее и острее ввинчиваться в кость. Гонзик стал все сильнее и сильнее припадать на ногу и наконец совсем захромал. Он бережно положил Катку на землю, а сам уткнулся лицом в мох.
— Что… что случилось?.. Где мы?
Гонзик потерял понятие о времени. Наконец он поднял голову и посмотрел в ее исстрадавшееся лицо.
— Мы… дома, Катка…
Но тут же в нем что-то молниеносно поднялось и подкатило к горлу, из глаз брызнули облегчающие душу слезы, смешно задрожал подбородок, губы непроизвольно скривились в гримасу блаженного, безграничного счастья. Гонзик зарыл лицо в холодный влажный мох, как дитя в материнские колени, под распластанными ладонями он почувствовал дорогую сердцу родную чешскую землю.
Снизу, с лесной просеки, послышался быстрый топот, чешские слова, нетерпеливый собачий лай.
От издательства
Зденек Плугарж — современный чешский писатель, родился (1913 г.) и вырос в г. Брно, по профессии инженер-строитель. Во время войны был узником гитлеровского концлагеря.
В 1948 году Зд. Плугарж возглавлял строительство Вирской плотины (Чехия), в пятидесятые годы занимался проектированием плотин.
Перед войной Плугарж выступал в печати с научно-популярными очерками. Свои первые романы он издал уже в народно-демократической Чехословакии С шестидесятых годов Плугарж занимается исключительно литературной деятельностью.
Плугарж по преимуществу романист, наиболее значительные его романы пятидесятых годов — «Бронзовая спираль» (1953) — о чешском ученом-изобретателе Йозефе Ресселе (1793–1857), «Голубая долина» (1954) — о строителях Вирской плотины, и «Если покинешь меня» (1957).
Роман «Если покинешь меня» был удостоен Государственной премии ЧССР, он переведен на многие языки, на родине писателя выдержал большое количество изданий.
Зд. Плугарж продолжает плодотворно работать. После романов о проблеме воспитания молодежи, преступившей закон («Пусть бросит камень…», 1962), и других писатель успешно выступил в последние годы с новыми романами, наиболее интересные из которых — «Минута тишины за мою любовь» (1969), действие которого происходит в годы первой мировой войны, «Последняя остановка» (1971) — о доме для престарелых, и «Один серебряник» (1974) — о борьбе против фашистов в годы оккупации Чехословакии.
В 1974 году Зденеку Плугаржу присвоено почетное звание заслуженного деятеля искусств.
Роман «Если покинешь меня» неоднократно издавался на русском языке.
Примечания
1
Имеются в виду события 20–25 февраля 1948 года, когда трудящиеся Чехословакии одержали историческую победу над реакцией, пытавшейся осуществить контрреволюционный путч. (Здесь и далее прим. переводчика.)
2
Стой! (нем.)
3
Ах, так! (нем.).
4
Господин комендант (нем.).
5
Эти чехи (нем.).
6
Ну, давайте быстрее! (нем.)
7
Куда? (нем.)
8
Боже мой! (нем.)
9
