Аквариум(СИ) - Фомин Олег Вадимович

Хотя, здесь я может и перегибаю в своем самобичевании, все-таки родительская любовь — это немного другое. Сложный вопрос…

Зато по поводу вышеперечисленного — все истинная правда. Откровение о самом себе, постепенно копившееся во мне еще там, в Аквариуме, но вдруг обретшее плоть мыслей здесь, рядом со спящей Настей.

Да и на Лешего я совершенно зря окрысился. Что бы он там не говорил, живы мы, только благодаря ему. Так что не орать надо, а в ноги кланяться…

Вот такое духовное прозрение…. Неприятно, противно, зато честно. И еще — очень неожиданно. Наверное, сказался дикий стресс, когда я думал, что потерял Настю. Активировал мозг, заставил наконец абсолютно трезво взглянуть на себя со стороны в правильном ракурсе, подаренном мне теми ресурсами, что пылились за преодоленными барьерами подсознания…

Сидел так, закрыв глаза, минут десять, осознавая каким дерьмом я был раньше, насколько неправильно жил и воспринимал мир вокруг… Как ни странно, мне стало легко и хорошо. Наверное, от понимания того, что все дело в самом себе, а не в других. Других изменить под свои хотелки невозможно, а вот работать над собой очень даже можно. Бесконечно и плодотворно. Я этим, в принципе, уже год как занимаюсь…

Наконец, вернулся к костру. Леха оторвал взгляд от пламени и посмотрел на меня так, словно это он только что провел у меня в душе моральную ревизию, а не я сам. Понимающе усмехнулся, потом спросил:

— Ты поспать-то не хочешь, черепашка-ниндзя? Сколько суток на ногах?

— Не помню. — ответил я. — Около четырех вроде…

— То есть, опять пытать меня пришел?

— Нет. Просто сказать, спасибо. Поздновато, конечно, через три дня…

— О как! — радостно удивился Леший. — Молодец! Растешь, Егорка! В себе поковыряться тоже бывает полезно. Эволюционировать духовно — это хорошо. Только в меру, конечно… А то можно такого в себе накопать, что только пулю в лоб потом.

— Нет. — покачал я головой. — Мне пулю в лоб нельзя. У меня невеста на сносях. Ответственность и все такое…

Тот заржал и ненадолго стал самим собой. Превратился в того самого Леху, с которым мы плечом к плечу валили Уродов и топтали пыльный асфальт в Аквариуме.

Наконец замолчал. Снова уставился на огонь, глаза стали нездешними и пустыми, словно он тоже отправил душу в полет, оставив тело здесь. Я устало привалился спиной к здоровенному прохладному камню, завороженный танцем горячих ярких лепестков, вытянул ноги и застыл. Мне было все равно. Пусть летает, где хочет…

Звенящую ночную тишину нарушал лишь громкий треск сгорающих веток, высекающий из костра снопы искр, и пронзительные крики какой-то доисторической птицы, изредка доносившиеся из лесной чащи. А может и не птицы. Интересно, динозавры уже вымерли? Я, когда в облаках витал, все больше человеков пытался обнаружить… Я закрыл глаза и тут же начал проваливаться в сон. Однако, уснуть не получилось. Быстро вернувшийся из неведомых далей Леший громко сказал:

— Итак!

— И как? — лениво спросил я, приоткрыв глаза.

— Раз уж тебя так торкнуло там, в пещере, думаю, можно все-таки подвести некие промежуточные итоги.

— Валяй. — Глаза слипались, говорить и думать не хотелось. Пусть подводит, а я послушаю.

— Пункт первый — Страх. — Совершенно серьезным и даже каким-то торжественным голосом начал Леха. — Его ты победил, тут вопросов нет. Порвал, как Тузик грелку. Так что ставим галочку.

— Галочку? — усмехнулся я.

— Именно! — Довольно ответил тот. — Большую, жирную и красную галочку напротив первой позиции. Это означает, что ты освободился от личной корысти и злобы.

— А причём тут злоба и, тем более, корысть?

— Люди злятся и ненавидят то, чего больше всего боятся, а также не желают лишиться чего-то, что принадлежит не им, но они этого очень хотят. Ты ничего не боишься и ничего ни от кого не ждёшь. Таким образом, победив страх, ты обрел мужество и бескорыстие.

— Оригинальная теория. — Пробормотал я, совершенно не врубаясь в бред, который нёс Леха. — А сколько всего этих твоих позиций?

— Три. — Сказал он. — Тебе говорили, но ты не помнишь… Ну да ладно! Второе — это Любовь. Галочку ставить, конечно, рано, но ты успешно начинаешь ее познавать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Начинаю? — Вскинулся я в недоумении. — Лех, там в пещере девушка спит, я думаю, ты заметил. Так вот… Я ее люблю так, как никто никогда никого не любил и, наверное, не будет любить!

И после недолгой паузы скромно добавил:

— И она меня… Так, какую ещё любовь я должен познать?

— Вечную. — Последовал ответ. — И безусловную.

Я молча смотрел на него, не понимая и ожидая продолжения.

Леший вздохнул и тоном мудрого и терпеливого взрослого, беседующего с недалеким солопедом, заговорил снова:

— Ваша с Настей любовь уникальна. Она давно преодолела самую высокую ступень идеала любви между мужчиной и женщиной и измеряется уже какими-то другими критериями; если, вообще, доступна для каких бы то ни было измерений. Но это только начало пути. Там, в пещере, ты просто великолепно обосновал себе за эгоизм. Все верно. В отношении Насти и вашего будущего ребёнка ты не оставил от своего эгоизма и камня на камне. Но этого мало. Тебе надо укротить само Эго. Наше любимое и безразмерное человеческое Эго. А вот тут ты пока далёк от совершенства.

— Да не хочу я ни хера ничего укрощать! Я просто хочу вытащить отсюда свою женщину в безопасное место! И время. Причём, желательно год этак в две тысячи шестнадцатый! — я уже почти кричал.

— Вот об этом я и говорю. — усмехнулся Леха.

— Не понимаю…

— А это и не обязательно. Придёт время — поймёшь.

Блин! Опять мудрого старца включил. Да что ж с ним такое-то? Так, спокойно, Егорка! Только не возмущаться, а то опять замолчит…

— Ладно. — сказал я. — С любовью понятно, что ничего не понятно. Что там ещё я должен познать или обрести? Короче, третий пункт твоего списка.

— Он не мой. — Задумчиво произнёс Леший, снова словно прислушиваясь к чему-то. — Третий пункт. Третий пункт…

Вдруг он посмотрел мне прямо в глаза, и во взгляде его на короткий миг, но очень отчетливо мелькнули тоска и искреннее сочувствие. Я был уверен, что мне не показалось. Так, наверное, смотрит на пациента врач, знающий его страшный диагноз, но не хотящий или не имеющий права сказать правду.

— Третий пункт. — ещё раз повторил он задумчиво. Снова поднял глаза. Все исчезло. На меня смотрел совершенно спокойный и равнодушный человек. Или кто он там теперь? Проводник?

— Мне тут товарищи из зала подсказывают, что про это тебе рассказывать ещё рано. — Продолжил он совсем другим бодрым и веселым голосом. — Могу только немного намекнуть.

— Ну, сделай милость. — съязвил я.

— Это тоже состояние души. И также, как и любовь, частично ты его обрёл. Если не ошибаюсь, больше года назад в Сарае, когда сидел, прикованный к батарее, после агрессивного психологического ликбеза, проведённого Бородой. Да и потом набирал по чуть-чуть. Но все равно очень мало.

— Похуизм, чтоли? — Спросил я, немного подумав. — А что? Нормальное состояние души…

— Егор! — Голос Лехи зазвенел. — Ты, видимо, до сих пор не понял в какой замес вы попали и, что стоит на кону! Шутки давно кончились!

— Хорошо, хорошо! — Я примирительно поднял руки. — Все. Больше ни-ни! Нельзя, так не говори, сам допру, наверное. Когда-нибудь… Только объясни мне, простому пожарному, зачем мне все это обретать? Все очень красиво и возвышенно звучит, а вот, на хрена это надо, я не понимаю.

Леший снова вздохнул, как старый дядька:

— Это необходимо для того, чтобы твои разум и душа были полностью очищены от ненужной шелухи человеческих предрассудков и стереотипов, чтобы в нужный момент ты сам, осознанно и добровольно принял правильное решение, последствия которого, не буду скрывать, могут быть очень негативными конкретно для тебя, но единственно возможными для спасения всего остального.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Чего остального?

— Всего.

— Очень исчерпывающий ответ. — Я все еще совершенно не вдуплял, о чем он говорит, но слова про негативные последствия как-то не настраивали на дальнейшее плодотворное сотрудничество с Лешим и с его «товарищами из зала». — А когда наступит этот момент?