Пандора (сборник) - Фрэнк Герберт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вашими словами Самость может называться «Аваата». Не дирижаблик, не келп, не электрокелп — но Аваата. Так зовется Великое Я на одном из языков вашего зверского прошлого. Аваата. Отыскав в вас это клеймо, Аваата познает, что мы поем одну песню. Друг через друга Аваата и человек познают Самость. Для Авааты нет повторных измерений — результат определен. Сущность неотделима от качества. Таково же и с человеком.
Аваата. Но не Аваата.
Именовать — значит ограничить, подчинить. Именовать, не зная собственных ограничений, — значит ограничивать познание. В лучшем случае это ошибка. В худшем — непонимание, краденое клеймо, гибель. Наименовать ложно и действовать далее, сообразуясь с лживым именем, — значит губить, срезать лист духа и подрубать корень. Все суть либо Я, либо Иное. Именование — лишь вопрос близости.
Аваата суть всевидовое притяжение, чародейство сращения. Длина волны пространства: человек-томас, человек-керро, человек-джессуп, человек-оукс. Аваата заключает отсутствие у себя органа чувств, потребного для распознавания между человеком и клоном. Аваата не полагает это отсутствие слабостью или аберрацией.
Аваата суть едино дирижаблик и келп, нераздельна и неслиянна. Клетки отличаются, но составляют Единство. До человека Аваата не разделяла. Все суть Самость. Аваата научит вас видеть «я» Другого, видеть человека в клоне.
Есть сущности, порождаемые именами. Вы храните их в своей речи и страдаете от горя, причиненного ими.
Скажите просто — их нет. Не клеймо меняйте, но клеймимое. Изгоните их из бытия своего, изгнав прежде из языка. Не знать ложного — суть знание. Потому учитесь. Учиться — значит расти. Расти — значит жить. Учитесь забывать и тем жить.
«Дом».
Так зовете вы это место, человек-керро. Аваата омоет твой язык чистотой, чтобы ты мог просклонять это слово и забыть его. Аваата дарит тебе свободу от ожиданий, чтобы ты научился тем знакам, что воспринимает Аваата и что отказывается принимать.
Так ты научишься Аваате. Ты выше и ниже, неизменность твоей воли суть неразрывность бытия. Смотри — вот лоза, которой Аваата оплетает твой «дом». Держись за нее. Зачерпни воды и пей.
Ты суть эффект наблюдателя.
Керро Паниль, переводы из «Авааты».
И сказал Господь Бог: вот, Адам стал как один из Нас, зная добро и зло; и теперь как бы не простер он руки своей, и не взял также от дерева жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно. И выслал его Господь Бог из сада Едемского, чтобы возделывать землю, из которой он взят. И изгнал Адама, и поставил на востоке у сада Едемского херувима и пламенный меч обращающийся, чтобы охранять путь к дереву жизни.[9]
Христианская «Книга мертвых», из корабельных архивов.Последней связной мыслью Керро Паниля было осознание того, что головной дирижаблик, пролетающий в двух метрах над его головой, несказанно красив. Море и ветер обнимали его, он видел, как шевелятся спутанные короткие щупальца и тянутся длинные, те, что, как он знал, привязывали это величественное создание к балластному камню. А потом его тряхнуло, и он невольно уцепился за единственную подвернувшуюся опору — те самые щупальца.
Керро изучал дирижаблики в теории и знал, что существа эти считаются взрывчатыми, галлюциногенными и ядовитыми для корабельников. Но к реальности все это ни в малой степени его не подготовило. Когда рука его коснулась плоти дирижаблика, мысли Керро заполнило быстро нарастающее электрическое жужжание. Во рту стояла железистая горечь. Ноздри обжигал мускусный аромат неведомых цветов. Но сильней всего страдали его уши — бряцание кимвалов и звон струн состязались с криками птиц и ревом рогов, а на заднем плане тысячи голосов гремели стройным хором.
А потом отказало чувство равновесия.
И тишина.
Органы чувств словно отключились разом.
«Я умер? Или это все взаправду?»
«Ты жив, человек-керро».
Голос походил на голос Корабля. Он был спокоен, слегка насмешлив и слышался не ушами, но мозгом.
«Откуда мне знать?»
«Ты ведь поэт».
«Кто… кто ты?»
«Я то, что ты зовешь дирижабликом. Я спасла тебя из моря».
«Прекрасный…»
«Да! Прекрасный, великолепный, величественный дирижаблик!»
В голосе звучала гордость и одновременно — все то же веселье.
«Ты назвала меня… человек-керро».
«Да, человек-керро-поэт».
«Почему я должен поверить, что мне это не мерещится, из-за того, что я поэт?»
«Ты доверяешь своим чувствам».
Слова эти как будто отворили дверцу. Керро ощутил цепкую хватку щупалец, порывы ветра на обнаженной коже, вестибулярный аппарат подсказывал ему, что дирижаблик кренится, меняя галс. Перед глазами маячила мутно-золотая стена, и Керро знал, что лежит на спине в колыбели щупалец, а над ним нависает тело дирижаблика.
«Что ты сделала со мной?»
«Коснулась твоей души».
«Как…»
И снова Керро пережил жестокую атаку на все органы чувств разом, но теперь в ней просматривался ритм. Он ощущал модулированные сигналы, слишком краткие, чтобы восприниматься сознательно. Перед глазами мелькали разрозненные картинки, и Керро знал, что смотрит на океан глазами дирижаблика… и видит капсулу, с которой свалился. Он цеплялся за эти ощущения, как за ускользающий рассудок, потому что за гранью восприятия маячило безумие…
И снова штурм прервался с пугающей внезапностью.
Керро лежал, тяжело дыша. Это было все равно что воспринять в один миг все прекраснейшие стихи, когда-либо написанные человеком.
«Ты — мой первый поэт, и через тебя я познаю их всех».
Керро почувствовал в этих словах зерно изначальной истины.
«Что ты делаешь со мной?» — спросил он, так же, как мысленно говорил с Кораблем.
«Стремлюсь предотвратить гибель человек и Самости».
Очень разумно. Но Керро никак не мог подобрать ответ. Все, что приходило ему в голову, казалось ничтожным. Отрава из гондолы убивала келп — и дирижабликам, зарождавшимся в море, это определенно не нравилось. И все же дирижаблик спас человека. Керро пришло в голову, что этот неслышный голос сможет объяснить ему отношения между келпом и дирижабликами.
Но, прежде чем он сформулировал ответ, сознание его заполнила нераздельная вспышка:
«Дирижаблик-я-келп-я-воедино».
Как в тот раз, когда Корабль спросил его о Боге. Керро ощутил касание той же изначальной истины.
«Поэт знает… — Мысль кружила в его сознании, пока Керро и сам не запутался, кому она принадлежит — ему или дирижаблику. — Поэт знает… поэт знает..».
Керро купался в этих словах, покуда не осознал, что беседует с дирижабликом на неизвестном ему языке. Мысли рождались… он понимал их… но ни один из известных ему языков не соответствовал логической структуре их диалога.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
