Жертвы времени (СИ) - Евгения Федорова

Быть готовым к смерти. Как это чудовищно! Почему это кажется бравадой? Я не готов к смерти сегодня. Я столько раз был готов к ней, но мне не дали умереть. Но нет, только не теперь!

Я упал лицом в снег и в который уже раз подумал, что бежать некуда. Что делать, как заставить себя вернуться в Форт, вновь смотреть в глаза магам, смеяться и улыбаться, как завтра без дрожи в ногах сесть на лошадь? Высшие, да как же так? Утерять мужество тогда, когда оно наиболее необходимо? Что за насмешка?

Алрен жив, он где-то в городе, наверное, стоит в своем прежнем стойле. Будь он проклят, будь прокляты маги! Ночной дракон брал меня на свое крыло, если древний захочет, наш путь может стать короче, но маги даже не заикаются об этом. Потому что так не должно быть!

Я повернулся на спину и уставился в небо, чувствуя холод снега у себя под спиной, ощущая, насколько стал слаб. Да, я был неприятно удивлен тем, насколько сложно мне совладать с собой.

Он подошел совершенно неслышно. Ветер притих, снег словно затаил дыхание, редкие снежинки соскальзывали с туч, ложась на мои щеки. Маг заговорил, стоя чуть поодаль от меня, но все равно напугал до смерти, хотя его голос был спокоен и тих.

— Все мы чего-то боимся, Демиан, — Северный присел на корточки, чтобы заглянуть мне в лицо. Я поморщился, вспомнив другой взгляд, когда рукоять его бича приподнимала мой подбородок. Вспомнил… и забыл, пораженный.

— Мастер боится, что я начну бездумно убивать людей, я боюсь, что мир забудет о нас… и все мы, безусловно, боимся времени и таящегося за его границами будущего. Изменчивого, неопределенного.

Один лишь шанс у нас есть победить страх, быть честным с самим собой. Ты привыкнешь, как привыкает конь не бояться кнута в руке погонщика. Знает и птица, что приход зимы сорвет ее с привычного места и обречет на недели долго пути. Но если так заведено, если таков этот мир, что постоянно сталкивает нас с препятствиями, не пора ли проявить немного хладнокровия?

Я закрыл глаза.

— Не говори мне о сложностях, я видел упорство, с которым ты способен добиваться своего. Подними стены сознания и ощутишь, что отчаяние отступает. Я вижу причину, по которой ты подвержен этим приливам, в том нет твоей вины. Знаешь, когда дракон привязывает человека к себе, он вычищает его тонкое энергетическое тело, восстанавливает оборванные нити, которые повреждают те или иные события. Эти нити — связь с миром, в котором ты живешь. Я вижу их обрывки.

— Что это значит? — спросил я глухо.

— Это значит, что ты потакаешь своей слабости, не желая признать, что вынужден действовать не по собственной воле. Но ведь не мои желания и не желания Мастера управляют твоими поступками. Тебе приходят слова, которых ты не знал, чувства, которые не присущи тебе, иные поступки, которым невозможно противиться. И ты не можешь найти их источника. Демиан, сейчас ты — не мой пленник, не узник Мастера. Ты человек мира, человек вещей, человек событий. Наибольшие силы оказывают на тебя воздействие, потому что ты открыт.

Все изменится.

Я вздрогнул, медленно сел. Голос Северного успокаивал и вновь выстраивал стены, укреплял сознание, будто мягко, но настойчиво давил на ранку, вызывая тягучую, отрезвляющую боль.

— Пойдем в Форт, — маг протянул мне руку и встал, едва касаясь поверхности снега. Казалось, белые наносы, в которых я утопал почти по пояс для него так же тверды, как мерзлая почва.

Я колебался лишь секунду, потом протянул руку и коснулся его запястья, ожидая, что оно будет холодным, как лед. Но я ошибся.

К Форту мы шли молча. Положив руку на плечо магу, как он предложил, я больше не проваливался, ощущая в теле странную легкость. Тонкая корочка льда на поверхности снега теперь казалась толстой и надежной. Сам того не замечая, я убрал руку с его плеча, но ощущения легкости не упустил и шел рядом с магом, глядя себе под ноги.

— Ты не должен терять контроль, — у самых ворот сказал Северный. — Твои чувства подобны водам прилива. Они представляют собой отклики на наступающие события. Не пускай их, пусть разбиваются о стены знания, иначе ты сам будешь стыдиться себя. Это — плохое чувство, разрушающее разум. Уныние и осознание собственной никчемности нужно гнать из своего сердца.

Прощаясь с ним, я внезапно понял, что ныне и впредь буду смотреть на Северного по-другому. Нет, я не забыл его ненависти и вкуса ударов, наносимых его рукой. Солоноватого привкуса крови и ужаса прикосновений призраков города. Все, сделанное магом дня, будет лежать на полках моей памяти. И уравновешивать одно другое, потому что сегодня он сделал мне бесценный подарок, придав мне твердости.

Весь остаток дня я провел у себя в комнате. Вещи были собраны слишком быстро, камин вновь горел, щедро расплескивая тепло вокруг.

Одиночество и покой помогают, особенно, если ты выбираешь их осознанно. Когда у тебя есть время распрощаться со всем, мир начинает казаться другим. Так было со мной, я снова укрепился в себе, и теперь мимолетный порыв слабости заставлял меня морщиться и клясть собственную впечатлительность. Понимая, что это не идет на пользу, я по совету Северного старался не возвращаться к произошедшему и всячески отвлекал себя, ускоряя время. То начинал листать книгу, чтобы отвлечься от дурных чувств, то вглядывался в огонь, давая себе прощение.

Сейчас я думаю, это походило на исповедь. Я верно занимался тем, что готовился умереть и, видя страницы, различая буквы, тем не менее не понимал смысла прочитанного. В моей памяти метались слова и картины из прошлого, я причесывал мысли, приводил их в порядок, раз за разом с удовлетворением убеждаясь, что сделал многое верно. Я жил так, что теперь мог позволить себе улыбнуться. Я был доволен собой.

Вечером пришел Мастер, но к этому моменту я уже был спокоен и собран, заключив с собой некий не совсем честный договор, обещающий еще немного времени. Дорога ждала и давала надежду.

Мастер был хмур, но при взгляде в мое лицо в нем самом что-то изменилось.

— Ты выглядишь намного лучше, чем с утра, — сказал он, и это не было ни шуткой, ни упреком.

— Как думаешь, — спросил я, не обратив внимания на его замечание, — мне надо вернуть Рене книги?

Я кивнул на атлас трав и два толстых тома, лежащих на столе между креслами.

— Думаю, ты можешь не утруждаться. Она сама заберет их завтра, когда мы уедем. Дело в том, что нам с тобой еще о многом надо сегодня поговорить.

— Да, конечно, — я закурил, и Мастер, сев в кресло, придвинулся навстречу огню.

— Холодает, — сказал он глухо. — Воздух остывает на глазах. Кому-то не по душе, что мы едем в горы.