Тьма над Лиосаном - Челси Ярбро

— Почему они отступают? Они должны укрепиться! Стоять! — то и дело восклицал монах.

— Они не могут сдержать такую лавину врагов, — пояснил Калфри, глядя, как отдельные особенно юркие оборванцы уже запрыгивают на крыши сараев и изб. — Во всяком случае, в поле.

— Но отступление — это позор! — гнул свою линию возмущенный брат Эрхбог. — Во имя Христа Непорочного, как им не стыдно?!

— Взгляните, что случилось с Осберном и Рупертом, — сказал Калфри. — Вот и Хлодвика сшибли.

Он открыл было рот, чтобы предложить назойливому монаху удалиться в молельню, но, заметив поднимающихся по лестнице Пентакосту и Беренгара, только махнул рукой.

Ритмично скандируя, окруженные облаком гари оборванцы упорно продвигались вперед. Ранегунда находилась в центре цепи выжидательно замерших конников. Правая рука всадницы ныла, глаза жгло от дыма. Рядом — плечом к плечу — негромко переговаривались Сент-Герман и Северик, слева невозмутимо подкручивал ус капитан Амальрик. Сердце Ранегунды зашлось от внезапного приступа умиления.

— Подпустим их ближе, — хрипло сказала она. — Без команды не нападайте.

В общем строю защитников поселения Лиосан нашли себе место и не потерявшие отваги крестьяне. Их перетрусившие товарищи, пряча глаза, вместе с женщинами сносили в крепость пищу и скарб.

Возле горящего частокола суетились калеки, собирая отрубленные головы и сваливая их в общую кучу. Страшная пирамида неуклонно росла — и, похоже, не только за счет голов побежденных.

— Все складывается неважно, не так ли? — осведомился, растягивая слова, Беренгар.

— Да, — уронил, поморщившись, Калфри.

— Что сейчас будет? — Пентакоста нетерпеливо подергала его за рукав. — Ты же солдат. Ты понимаешь, что там происходит.

Ответ был вновь односложным.

— Бой.

Пентакоста порозовела и облизнула губы.

— Держите строй, — сказала конникам Ранегунда. — Не лезьте в гущу. Разите, когда подойдут.

— Бре-мен! Бре-мен! — скандировали наступающие. Серые, изможденные лица их были перекошены злобой.

— Не пора ли? — спросил кто-то.

— Нет еще, — откликнулась Ранегунда, охваченная странным спокойствием. — Пусть подойдут вплотную. Тогда им нас не смять.

Однако четверо молодых воинов не сумели сдержать себя и, громко гикая, понеслись на врагов. Они сумели вломиться в толпу, но смельчаков в одно мгновение окружили и стащили с лошадей.

Потрясенная Ранегунда на миг онемела. В воздух взметнулись десятки дубинок, и серая масса сомкнулась над опрометчивыми юнцами. Ранегунда площадно выбранилась и не своим голосом закричала:

— Вперед! Берите их в клещи! Вперед!

Серая масса в зловещем молчании уплотнилась и стала похожей на огромного ощетинившегося ежа. Всадники брали ее в полукольцо, но уже было видно, что их слишком мало, чтобы сдержать армию оборванцев, даже если бы те не были вооружены.

В гробовой тишине прозвучало нечто вроде гортанной команды — и страшные палицы обрушились на лошадей.

Миг — и еще четверо всадников были сшиблены с седел, пятый сам соскочил с зашатавшейся лошади и пустил в дело меч. Какое-то время он яростно отбивался, но дубинки взлетали и опускались, бешеные удары сыпались на него, как град. Он был вынужден встать на колено, потом повалился и через миг был растоптан.

— Отходим! Все разом! — закричал Северик.

Пентакоста с жадностью пожирала битву глазами, перевесившись через каменные зубцы. Беренгар страдал, не смея ее придержать и беспрестанно опасаясь, что она свалится со стены.

Калфри едва дышал, видя, как один за другим падают его товарищи. Ужас воина был так велик, что он исступленно крестился и в то же время, сам того не замечая, страстно молился старым богам.

Захватчики подкатились к деревне и растеклись по ней, круша двери изб и сараев в поисках любой живности и еды.

— А наши-то удирают… — заметила разочарованно Пентакоста и потребовала у Калфри ответа: — Почему?

— Так… так надо, — пробормотал Калфри, одолевая овладевшую им апатию. — Иначе… иначе их всех перебьют. — Язык его словно бы онемел, и воин с огромным трудом договорил эту страшную фразу.

— А разве присяга дает им право на трусость? — спросила вкрадчиво Пентакоста и, прежде чем Калфри собрался с ответом, крикнула стоящим возле лебедок рабам: — Закрывайте ворота!

Брат Эрхбог вытаращил глаза.

— Что с вами, высокородная дама?

Грохнули цепи, противовес пошел вниз. Рабы равнодушно повиновались приказу.

Калфри оторопел.

— Вы… что вы себе позволяете? — выдохнул он, наконец.

— Ну же, живее! — поторопила рабов Пентакоста, затем взглянула на Калфри: — Ты же сам сказал, что их всех перебьют. Это значит, что могут убить и нас, а я этого не желаю. Ворота должны быть закрыты. — Она повернулась к монаху: — Или вам не терпится сделаться мучеником, достойнейший брат?

— Но… здесь командую я, — заявил в полном смятении Калфри.

— Ошибаешься, — властно отрезала Пентакоста. — Здесь командую я. Как супруга герефы и дочь герцога Пола. Попробуй пикнуть — и я прикажу сбросить тебя со стены. — Ощущение собственного всесилия пьянило ее, и она почти весело обратилась к привратникам: — Эй, там! Я велю сменить вас пораньше. Замкните наглухо створки — и можете отдыхать.

Калфри в оцепенении смотрел на высокородную госпожу, не веря ни своим ощущениям, ни ушам, ни глазам. Чудовищность происшедшего не укладывалась в его голове. Беренгар же, напротив, следил за красавицей с восхищением. Смелая, властная, бесконечно пленительная, она должна была, разумеется, принадлежать лишь ему.

Сражение превратилось в хаос. Каждый воин был принужден драться с наседающими бродягами в одиночку, надеясь лишь на себя. Битва, разгоревшаяся в деревенских проулках, перекинулась в сад, начисто уничтожив малейшую вероятность собрать там по осени хоть какой-нибудь урожай.

Сент-Герману долгое время удавалось держаться около Ранегунды, пока общая сумятица не растащила их в разные стороны. Он проявлял чудеса ловкости, умудряясь с одним топором оборонять и себя, и коня, и наконец вновь увидел Ранегунду: она дралась рядом с Герентом. Пытаясь пробиться к ней, он перевел гнедого в неуклюжий галоп. Но тот вдруг оступился и попятился. Сент-Герман грянулся оземь, и толпа разъяренных бременских беженцев кинулась на него. В воздухе завращались дубинки, каждая по отдельности не могла причинить ему серьезный вред, но все вместе и вкупе с ножами калек они сулили смерть — истинную и скорую. И эта смерть во всей своей неотвратности уже приближалась к нему. Помог гнедой: он забился в конвульсиях и далеко отбросил от себя Сент-Германа. Граф вскочил на ноги, ухватил поперек туловища ближайшего из бродяг и швырнул его в набегающих оборванцев. Те опрокинулись, а Сент-Герман схватил второго врага и повторил бросок. Девять раз он вскидывал над собой жутко вопящих бандитов, их телами пробивая себе дорогу. Наконец серые чудища расступились, и Сент-Герман взлетел вверх по склону с неуловимой для человеческих глаз быстротой.