Ватага. Император: Император. Освободитель. Сюзерен. Мятеж - Александр Дмитриевич Прозоров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А кто такие «арманьяки»?
– Герцогский дом, партия при дворе, знатные союзники, помогающие друг другу против нас. Извечные враги герцогов Бургундских.
– Выходит, его намек на захват арманьяками Парижа – это указание безопасного места?
– Вестимо, так… – с некоторым сомнением согласилась женщина.
– Париж – это хорошо, – решил Вожников. – Это Сорбонна, это Сена, это столица. И еще это половина пути к Ла-Маншу, порту Па-де-Кале.
* * *
Сарацинский географ, премудрый Хафизи Абру явился в трактир только на следующий вечер, в сопровождении двух дворян, хмельной и счастливый, словно побывал в раю с гуриями. Под мышкой он держал два увесистых томика в кожаном переплете, в руке – заплетенную в ивовую корзину бутыль, причем почти пустую.
– Разве ты пьешь вино, друг мой? – изумился Вожников, выглянув из своей комнаты.
– Когда плачут весной облака – не грусти, – похлопал его по плечу ученый. – Прикажи себе чашу вина принести! – Он глубоко вздохнул: – Травка эта, которая радует взоры… – Еще один вздох, куда более печальный: – Завтра будет из нашего праха расти.
И географ гордо прошествовал мимо Егора.
– Где ты был все это время?! – пошел следом Вожников.
– О, это был прекрасный собеседник! – остановился сарацин, выдернул пробку из горлышка бутыли и громко продекламировал:
Ранним утром, о нежная, чарку налей,
Пей вино и на чанге играй веселей,
Ибо жизнь коротка, ибо нету возврата
Для ушедших отсюда… Поэтому – пей!28
– Мой господин! – выскочив на идущий вдоль комнат балкончик, воскликнула Дарья, решительно выдернула у хозяина книги, сунула их Егору, отобрала кувшин и отдала ему же, закинула руку господина на плечо и потянула в дверь.
– Доброго отдыха, господа, – сказал на хорошем немецком дворянин в длинном плаще, расшитом лилиями, взмахнул шляпой.
– Пора и нам внять услышанным советам, – ухмыльнулся второй и тоже коснулся шляпы кончиками пальцев. – Призывы сего достойного мудреца столь возвышенны, что трудно удержаться и им не последовать.
В комнате зашуршала трава, которой был набит тюфяк на постели, и опять послышалось:
Вместо сказок про райскую благодать
Прикажи нам вина поскорее подать.
Звук пустой – эти гурии, розы, фонтаны…
Лучше пить, чем о жизни загробной гадать!
– Да, именно так! – расхохотались дворяне, раскланялись еще раз и удалились.
Вожников вскинул брови, зашел в комнату ученого.
– Часто у него так?
– Токмо когда об астрономии беседует, – недовольно поджала губы рабыня. – Соберутся со старикашками, бочонок, а то и два прикатят, и давай в стихах про звезды песни под лютни распевать! И здесь вон, вижу, дорвался. Сколько раз ему сказывала, что Аллах ихний к вину прикасаться запрещает! А он, поганец, токмо целоваться лезет.
– Что случилось? – с небольшим запозданием заглянула в дверь и шевалье Изабелла.
– О, я провел день с чудесным человеком, друзья мои, – зашевелился на постели географ, сел, спустив ноги на пол: – Его ум остер, словно харалужный клинок, его душа чиста, как вода в роднике, его слова легки, словно бегущие серны! Мы говорили о звездах и судьбах, мы говорили о женщинах и богах, мы говорили о предопределении судьбы и крепости воли. Мы говорили о чести и любви. Вот скажи, друг мой, нужно ли жить, коли гороскоп судьбу твою по годам и срокам до скончания расчертил? Зачем утонченная издевка сия – по линиям предрешенным скользить? Сможешь ответить на это? А он смог!
И сарацин, прикрыв глаза, процитировал:
Воды Плачей, Веселья, Скорбей
Дарят мельнице Мысли вращенье.
Чтобы сердцу иметь сбереженья,
Установлена рента на ней.
Отделяют муку Наслажденья
От Нелегкой Судьбы отрубей
Воды Плачей, Веселья, Скорбей…
Мельник Злых иль Удачливых дней
Тратит по своему усмотренью;
Но Фортуна, как в ожесточенье,
С каждым разом отводит смелей
Воды Плачей, Веселья, Скорбей…29
И – упал в бессилии.
– Дай сюда! – Шевалье Изабелла отобрала у Егора бутыль, припала к горлышку, жадно глотая. Отпив больше половины, протянула назад: – Собирайтесь. Выезжаем на рассвете, едва ворота городские откроются. Перекусим в дороге.
– Что случилось? – не понял Вожников.
– Герцогу не я была нужна, а он, – кивнула на сарацина женщина. – Карл, любимец города Орлеана и королевский племянник, помимо всего прочего, есть пиит зело известный. Натура возвышенная, утонченная, к наукам многим предрасположенная. Знамо, не удержался, когда прознал про приезд ученого из столь далеких краев. Заманил посмотреть да побеседовать. И они, похоже, общий язык нашли. Эва как мудрец наш увеселился!
– Так ведь это, наверное, хорошо? – предположил Вожников.
– Хорошо было бы, кабы нас, словно в Авиньоне, во дворец пригласили, поселили в нем хоть в крыле дальнем, ко столу допустили. А коли заместо сего приглянувшегося гостя герцог Карл на второй день отпускает, то значит, что даже он нас от опасности укрыть не в силах. Уж не знаю, чем я так родичей своих разозлила, но охоту они открыли серьезную.
Она опять потянулась за вином, сделала еще несколько больших глотков.
– Тогда дорога у тебя одна… – Вожников тоже приложился к бутыли. – Париж, Кале, Лондон.
– Без мужа меня даже англичане на службу не возьмут.
– Но там на тебя хотя бы не будут охотиться.
– Может, и не будут, – пожала она плечами. – Да только жить-то на что? Ныне ты за все платишь, за охрану и покровительство. Но ведь это не навсегда.
– Будет день и будет пища… – Егор допил вино, поставил бутыль на пол, отнес книги географу на стол. – Ладно, пошли собираться.
* * *
Их отъезду из Орлеана никто не препятствовал. Стража в воротах в сторону всадников даже не глянула, несмотря даже на то, что среди них были две рыжие женщины в мужской одежде. Воительница сразу перешла на рысь, не жалея лошадей. До Парижа отсюда было всего два длинных перехода. Лошадей за два дня загнать трудно, а потом отдохнут, отдышатся. Посему еще до сумерек маленький отряд въехал в Этамп – городок небольшой, и состоящий по большей части из постоялых дворов. Уж очень место у него оказалось удобное, на полпути между двумя самыми крупными городами Франции. Что ни день – несколько сотен путников на ночлег встают.
Дорогу охранял могучий королевский замок, сложенный из дикого серого камня: круглый донжон высотой с девятиэтажный дом и прямоугольная каменная коробка
