Анатолий Тарасов - А. Горбунов

На самом же деле оба решения, как уже было сказано, принимались в политических верхах. На первом для Тихонова розыгрыше приза «Известий» советская команда проиграла сборной Чехословакии с крупным счетом 3:8. Тихонова, собиравшегося посмотреть в Лужниках матч с участием следующего соперника своей команды — Швеции, вежливо пригласили к служебному входу, посадили в автомобиль и отвезли на Лубянку. Андропов хмуро поведал тренеру о том, что «народ говорит об игре сборной в трамвае и метро».

На следующий день после завершения проигранного турнира Тихонова вызвали к Павлову. В кабинете председателя Спорткомитета находился Тарасов, сказавший, по словам тренера, что помощник Тихонова — Юрзинов — слабый специалист. «Павлов, — рассказывал Тихонов, — предложил Тарасову: “Помогите Виктору Васильевичу в Праге. Все-таки для него это первый чемпионат мира”. Тарасов сказал, что согласен, но “только после Праги”». Тарасов с командой, сформированной Тихоновым, не работал. Не работал и с самим Тихоновым и не знал потому, возможно ли достижение того уровня взаимопонимания, какой у него был в сборной с Чернышевым и в ЦСКА с Кулагиным. Ввязываться в авантюру с непредсказуемыми последствиями — не для Тарасова.

Павлов же и Тихонов в той ситуации вели свою игру. Уверенности в победе в Праге у них, понятно, не было и быть не могло: чехи у себя дома, для Тихонова дебют, новые игроки. Случись поражение (а оно, надо сказать, было совсем рядом и случилось бы, не перегори хозяева в заключительном матче, когда сборной СССР для общего успеха обязательно надо было выигрывать с разницей в две шайбы), оно легко списывалось не только на лежавшие на поверхности обстоятельства, но прежде всего на неумение консультанта (Тарасова) оказать квалифицированную помощь Тихонову на первом для него чемпионате мира.

Вымолвленное — «только после Праги» — вполне могло свидетельствовать о желании Тарасова вернуться к активной работе. Но Павлов не собирался возвращать Тарасова ни при каких обстоятельствах. Отказ Тарасова консультировать в Праге Тихонова и Юрзинова полностью Павлова устраивал. Для спортивного руководителя всё складывалось так же удачно, как и в 1972 году. Как и тогда, на чемпионат мира — и тоже в Прагу — отправился новый тренер. Тогда Бобров, сейчас — Тихонов. Как и тогда, поражение можно было объяснить тренерским дебютом. Вот только теперь на Павлова работал и тарасовский отказ.

В ответ на вопрос интервьюеров (вопрос, стоит признать, весьма странный): «Тарасов очень ревновал вас к успехам?», — Тихонов воскликнул: «Еще бы!» и добавил: «Он мечтал вернуться в сборную».

Что с того, если даже и мечтал? Между мечтой и «ревностью к успехам», читай: завистью, нет никакой взаимосвязи. Тарасов критиковал качество игры и результаты, но никогда не желал, чтобы «не его ЦСКА» и «не его сборная» проигрывали чемпионаты СССР, мира и олимпийские турниры.

Тарасов был первым, кто позвонил Тихонову на следующий день после его приезда в Москву. Позвонил в семь утра. Дал рекомендацию — быть с игроками строже. И пообещал при необходимости поддержать.

Дал тогда Тарасов Тихонову и несколько советов — с позиции опытного тренера и человека, хорошо знавшего, как и о чем говорить с игроками. Понятно, что советовал Анатолий Владимирович то, что сказал бы сам. При всем желании Тихонова у него никогда бы это не вышло. Но последовать совету Тарасова он поначалу попытался. Не получилось. «Прежде всего, — говорил Тихонов, — потому что я не Тарасов. И то, что кажется естественным в устах маститого тренера, было, скажем, не совсем подходящим для меня. И хоккеисты мои слова не воспринимали».

Слова, между тем, — серьезный инструмент во взаимоотношениях, лежащих в плоскости «игроки — тренер». Многие из хоккеистов и годы спустя не воспринимали слова Тихонова. А когда привыкли и стали воспринимать, произошла история, игроков поразившая.

После поражения от американцев на Олимпиаде в Лейк-Плэсиде в 1980 году Тихонов с глазу на глаз поговорил о случившемся с капитаном сборной Борисом Михайловым. Тренер предложил отнестись к проигрышу — и ему, и команде, — как говорят в таких случаях финны, «на низком профиле» и при неизбежных контактах с прессой придерживаться строго выбранной линии: вместе готовились, вместе проиграли, вместе несем ответственность. Игроки с такой постановкой вопроса согласились и пунктам негласного соглашения следовали. Тихонов же на страницах «Правды» в поражении обвинил игроков, причем пофамильно. Как пишет Леонид Рейзер в книге «Доминанта Виктора Тихонова», Михайлов, авторитетом своим заставивший партнеров в данное Тихоновым в Лейк-Плэсиде обещание поверить, на традиционном банкете в честь победы ЦСКА в чемпионате страны произнес «тост»:

— Я хочу сказать, что вы, Виктор Васильевич, — не мужчина! Когда мы выигрываем, вы превозносите себя. А когда беда произошла, неудача в Лейк-Плэсиде, все шишки полетели на игроков. Вы не сдержали данного вами же слова! И хватит строить из себя первооткрывателя в хоккее — то, что вы преподносите нам как новое, все давно уже известно и апробировано…

Тихонов, рассказывают, расплакался. И неизвестно, что вызвало его слезы — обвинение в том, что он не мужчина, или же призыв много чего повидавшего в хоккее мастера не строить из себя «первооткрывателя», поскольку пользуется он тем, что его предшественниками, прежде всего Тарасовым, давно уже было открыто.

Скорее — второе. «Если тренер, — считал Тарасов, — говорит о слабой игре своих подопечных, то не имеет права утаивать и собственные просчеты».

Тихонов между тем спустя год-другой после назначения в ЦСКА поведал, что его повергла в изумление и уныние «поразительная», как он выразился, «отсталость достаточно, казалось бы, искушенных в игре мастеров в тактической подготовке, их неуважительное отношение к теоретической подготовке». И еще он увидел, что «лидеры хоккея начисто отвыкли от дисциплины».

В чей огород камешки? Если Тихонов имел в виду игроков сборной, значит, «объектами» его наблюдений стали Тарасов, Чернышев, Бобров и Кулагин. Если ЦСКА — то Тарасов или же Локтев. В любом случае выходило так, что прежде, до прихода Тихонова в ЦСКА и сборную, слабо было поставлено дело с дисциплиной, обучению тактике и никуда не годилась теоретическая подготовка.

Еще до чемпионата мира-77 в Вене, после которого Тихонов заменил в сборной Кулагина, Тарасов, собиравшийся на турнир в Австрию в статусе обозревателя ТАСС, предрекал молодому рижскому тренеру большое будущее и отмечал его преданность хоккею и огромную работоспособность. После проигранного тогда советской командой чемпионата Анатолий Владимирович, обсуждая в Вене с корреспондентом ТАСС Александром Левинсоном кандидатуры возможных преемников Кулагина, назвал Тихонова.