Добрые друзья - Джон Пристли

— Так вот оно что… — тихо проговорил Иниго.

— Да, именно, — упрямо ответила Сюзи.

В эту минуту в зал тихо вошел еще один посетитель — одинокие посетители всегда входят очень тихо. Потом появилось еще трое джентльменов, и шуму от них было, как от маленькой армии, — чего и следовало ожидать от трех джентльменов. Видимо, все четверо были беспомощными любителями, поскольку Сюзи смерила их презрительным взглядом. Иниго теребил карточку, которая лежала у него в кармане. Вид у него был по-прежнему слегка взволнованный, но на губах теперь поигрывала тень улыбки.

— Ну? Говорите. — Сюзи посмотрела на него без злобы, но и без каких-либо признаков восхищения.

— Да нет, я просто так… — робко выдавил Иниго.

Весьма пухлая нижняя губка Сюзи дернулась, недвусмысленно говоря: «Сейчас вы возмутительно беспомощны и совершенно не похожи на мужчину моей мечты». Сюзи стряхнула с юбки сигаретный пепел и поднялась.

— Мне пора.

Иниго пошел в свою комнату, гадая, удалось ему «расставить все точки над i» или нет. Конечно, сказано было много, однако лишь малая часть сказанного соответствовала его первоначальным планам. Если бы не одно «но», Иниго почувствовал бы себя раздавленным, убитым и ростом два фута. Этим «но» была карточка в его кармане. Иниго хотел показать ее Сюзи за кофе. Стоило ей раскаяться — и, возможно, чуть-чуть прослезиться, — как он отмахнулся бы от ее извинений и мигом вызволил ее из пучин самокритики, показав заветную карточку и объяснив, что с ней нужно делать. Миг этот, как мы с вами увидели, так и не наступил, и карточка осталась у Иниго в кармане. Она попала туда сегодня утром, за полчаса до того, как Иниго отправился на встречу с Сюзи. Некий молодой человек с деспотическим носом, черными кудрями, в ядовито-розовой рубашке и воротничке, ввалился утром к нему в комнату, чуть не наступая на пятки квартирной хозяйке, и назвался мистером Мильбрау, мидлэндским представителем фирмы «Фельдер и Хантерман».

— Вы, конечно же, знаете, кто это такие, — хихикнул гость.

— Кто? — Иниго еще не оправился от первого удивления.

— Фельдер и Хантерман.

— Не знаю, — ответил Иниго, изумленно разглядывая своего гостя: тот, словно фокусник, молниеносно стянул шляпу, пододвинул к камину стул, сел, прикурил сигарету, закинул ногу на ногу и потер руки — все за один короткий и насыщенный действиями миг.

— Ха-ха, ‘мешно, ‘мешно! — вскричал мистер Мильбрау. — Не думал, что вы такой остроумный — ан нет, вовсю потешаетесь над стариком! — Он еще сильнее прежнего потер руки.

— Да кто они такие? — со всей серьезностью вопросил Иниго. — Фамилии вроде бы на слуху.

— Ну все, прекратите, — осадил его мистер Мильбрау. — Считайте, я купился — купился! Давайте перейдем к делу, ‘ватит меня разыгрывать.

— Никого я не разыгрываю, честное слово. И в мыслях не было. — Иниго не понимал, с какой стати этот молодой человек в рубашке вопиющего цвета вломился к нему и твердит что-то про розыгрыши. — Я только говорю, что ничего не слышал про этих Как-бишь-его и Как-бишь-его.

Мистер Мильбрау оторопело уставился на Иниго и разинул рот, но сигарета при этом не выпала, а осталась висеть на нижней губе и преспокойно дымилась сама, как дрессированная.

— «Фамилии ‘роде бы на слуху»! — едва не заорал он. — Фельдер и Хантерман — самые крупные издатели нот на сегодняшний день — и дольше всех на рынке! Вы же пианист! Вы тыщу раз играли по нашим нотам! Нет, вы точно шутите! Вот, ‘гощайтесь.

В следующий миг под носом у Иниго оказалось два ряда сигарет. Тот вежливо отказался и раскурил трубку, пока мистер Мильбрау рассказывал о причине своего визита.

— Видите ли, я сейчас разъезжаю по центральным ‘рафствам в поисках песен и танцевальных мелодий, — начал он. — Вот уже два дня как я в Треугольнике. Бываю здесь раз в пару месяцев. Вчера ‘одил на ваш концерт. Делать-то ‘ольше нечего — да и это моя работа, понимаете, мы ж должны знать, как играют наши номера. И вы, ‘ризнаюсь, меня удивили. Да-да, удивили! Программка шикарная, а я ‘наю в них толк — видел сотни — сотни и сотни. Эта комедианточка — ‘росто прелесть, талант! Как там ее? Ах да, Дин. И парнишка, который юморит и танцует, тоже хорош, оч-чень хорош, ей-богу. Отличная программка! Имейте в виду, некоторые ваши номера, — тут он поднял обе руки и уронил обратно, — просто мертвые, их и убить нельзя — как есть мертвые. У меня с собой около ‘вадцати номеров — сентиментальные и шуточные песни — с ними вы свою программу не узнаете! Нет, нет, погодите-ка, одну минуту. Вы, чего доброго, решите, будто я пришел вам что-то продавать. Я ‘десь не для этого.

Иниго мысленно порадовался его последним словам и стал ждать, когда его гость прикурит вторую сигарету.

— Итак, — сказал мистер Мильбрау, глядя из-под полуприкрытых век на клочок бумаги. — В вашей ‘рограмме было несколько номеров, которые я слышал впервые. Очень… недурных! — Последнее слово он почти прокричал. — Хитрые номера, ох хитрые! Даже меня в пляс потянуло, а ведь я в этом деле не первый год. Вот тут они записаны — без названий, конечно, но вы их узнаете. — Мистер Мильбрау передал ему бумажку, и Иниго с первого взгляда понял, что все указанные номера — первой в списке стояла песня «Свернем же за угол» — написал он.

— Все эти номера, — продолжал мистер Мильбрау, — я слышу впервые. А я ‘ного лет в этом деле. Отличные песни — яр-ркие, задорные, запоминающиеся! Пр-режде всего мелодии, конечно, тексты — ерунда, тексты я и сам ‘ременами пописываю. Окажите любез-зность, милейший, откройте мне: где вы их достали? Вы пианист и должны знать, потому я и пришел к вам. Адрес мне дали ‘чера в театре, после концерта. У меня много дел — ужасно много, — ноя должен знать, кто автор. Ну что, окажете милость? Где вы их раздобыли?

— Нигде, — пылко ответил Иниго, — я сам их написал!

— Вы?

— Да, я. А недавно, между прочим, как раз довел их до ума — вон они лежат, на столе.

Мистер Мильбрау подскочил со стула, крикнул: «Можно взглянуть?» и, не дожидаясь ответа, начал листать ноты — при этом он покачивал головой и напевал себе под нос. Закончив, он аккуратно сложил листки и звонко шлепнул по стопке ладонью.

— И кому вы думали их отдать? — осведомился он — очень тихо, но с большим напором.

— А никому, — ответил Иниго. — Я вообще об этом не думал.

Мистер Мильбрау покачал головой:

— Не думал! Не знает «Фельдера и Хантермана»! И выдает такие шедевры! Не говорите мне, что вы профи, — вы не профи — я это сразу понял. Вероятно, вы не позволите мне взять их с собой? — осторожно спросил он.

Иниго ответил, что не позволит.

— Что ж, так и думал. Пр-рекрасно понимаю, прекрасно. Вот что я вам ‘кажу. Знаете, как бы я поступил на ‘ашем месте — если б сам писал эти штучки? Сейчас расскажу. Я бы сложил их в сумку, взял пальто, шляпу и безо всяких раздумий вышел за дверь, сел бы на первый поезд и седня же приехал к «Фельдеру и Хантерману», пока они не закрылись на ночь. Играть эти штучки я бы больше не стал — мало ли кто слушает? Клянусь, я бы седня же пришел с ними на Чаринг-Кросс-роуд и там остался — а на труппу плевать. Через месяц сами будете над собой смеяться. Я потрясен вашими сочинениями. По мне, может, не видно, но я потрясен. Тока не подумайте, будто я призываю вас к поспешным действиям. Послушайте моего совета, мистер Джоллифант. Не посылайте никуда свои песни. Берите их и ступайте сами. Проиграйте разок для себя — и вперед! А если покажете их «Фельдеру и Хантерману» — на седня это самое крупное издательство нот в стране — то больше никуда ходить не придется. Да, отнесите их «Фельдеру и Хантерману» и спросите мистера Пицнера — П-и-ц-н-е-р-а. Скажите, что от меня. Нет, вот как мы поступим. Я сам напишу мистеру Пицнеру и все ему объясню. Седня же! Он будет вас ждать. Отправлю ему телеграмму. Он очень занятой человек, наш мистер Пицнер. К нему просто так не пробиться, тока по знакомству, но как пробьетесь — дело в ‘ляпе. Напишу ему письмо и заодно черкну пару слов на этой карточке, ‘окажите ее ‘екеташе — и вас ‘азу ‘игласят. — Мистер Мильбрау так распалился, что от согласных в его речи почти ничего не осталось.

Вот так к Иниго попала карточка, благодаря которой он не чувствовал себя убитым и раздавленным после разговора в «Голландце». Вернувшись в комнату, он вынул ее из кармана, положил на стол и выкурил над ней трубку. Беспомощный любитель, не правда ли?

Различные встречи той недели могут показаться читателю маловажными, однако все они, будь то имевшие место или вымышленные (мы пока не знаем, действительно мисс Трант видела доктора Хью Макфарлана или ей только померещилось), имели большое значение для задействованных в них людей — да и для многих других. Последняя встреча не стала исключением. Она произошла в четверг вечером, в таверне «У ярмарки», которая — как и следует из названия — примыкает к площади позади Виктория-стрит, где в Гатфорде раз в неделю открывается рынок. Происходит это по четвергам, и потому в таверне было довольно людно, когда туда около шести вечера забрел мистер Окройд. Он знал, что так будет, поскольку успел немного освоиться в Гатфорде и изучить его порядки. Каждый вечер он с удовольствием выпивал здесь полупинтовую кружку пива, прежде чем вернуться к своим вечерним обязанностям в театре: иногда эта кружка получалась мирной, раздумчивой и созерцательной, а иногда — шумной и разудалой. Все зависело от его настроения. Если кружка пива — одно из немногих удовольствий и излишеств в жизни человека, он не станет проглатывать ее бездумно, а выберет для такого случая подходящее место и время. Вот почему в городах вроде Браддерсфорда полным-полно питейных заведений. Для человека приезжего и несведущего они все одинаковые, но для мистера Окройда и его друзей они подобны книгам на прикроватной тумбочке заядлого читателя: пинта в одном кабаке пьется совершенно иначе, чем в другом. Поэтому в тот четверг выбор мистера Окройда, которому захотелось шума, веселья и компании (вероятно, даже компании других завзятых путешественников), пал на таверну «У ярмарки». В зале царили гвалт и табачный дым, и мистеру Окройду потребовалось десять минут, чтобы пробраться к стойке, заказать пиво и получить заветную кружку от здоровяка Джосса, здешнего бармена. За этот беспокойный промежуток времени ему удалось лишь кивнуть нескольким завсегдатаям — окинуть взглядом самый большой гатфордский бар целиком он не успел. Вокруг было много незнакомых, однако по четвергам это обычное дело: на рынок съезжаются торговцы со всех окрестностей, настоящие путешественники, пусть и мелкого пошиба. Протиснувшись к столу, глотнув пива и хорошенько раскурив трубочку «Старого моряцкого», мистер Окройд начал оглядываться по сторонам.