Десант времени - Егор Красный

— Верно, говоришь, ротмистр — от умору нет снадобья, не уйдет от нашей пули красный, подхватил капитан и прилег лицом на стол, тотчас уснув.

Послышался топот сапог и в залу вбежало несколько военных, явно чем‑то взволнованных.

— Вашескобродь, объявился этот красный чекист Семенов в Крыму, — доложил вестовой полковнику Зиновьеву, начальнику крымской контрразведки.

— Где объявился? Что ты несешь?

— Так вот поручик Гладышев с ним в поезде ехал, — прогрохотал густым басом рослый казак, из бывших крестьян и, поправив огромные кавалерийские усы, указав рукой на невысокого и худого поручика.

— Поручик Гладышев, ваше превосходительство, — отрапортовал тот с бледным и нервным лицом.

— Ну, говорите, не тяните как подьячий на проповеди, откуда у вас там этот красный комиссар взялся?

— Ваше превосходительство, вот только прибыли–с мы с лошадьми для конного корпуса, а с нами попутчик напросился рыжий капитан артиллерийский с Харькова …

— Это еще какой капитан, что вы что тут несете? С воинским грузом сажаете кого ни поподя. Да вас под трибунал за это, поручик!

— Господин полковник, так почем нам знать, что он в розыске. Сообщил он, что приказ у него важный для Ставки Крымской, да от самого Кутепова.

— Да вы знаете, что это особо опасный красный чекист, бежал из контрразведки Кутепова, опасен и стреляет он крайне метко!

— Что есть то есть, стреляет он весьма метко, полбанды Григорьевской под Лозовой он с двух рук положил, от смерти спас меня.

— Идите поручик, завтра вечером сюда, вы мне понадобитесь, будем вместе этого стрелка излавливать.

— Разрешите идти, — щелкнул на прощанье поручик каблуками сапог, побледневший от испуга. — Да вот еще тут, он забрал свою лошадь и еще две взял с собой.

— Эх, на доброе дело ума не станет, а на худое станет — отдать лошадей красным. Идите, поручик, богу молитесь, что бы завтра мы его поймали.

Тут снова проснулся корниловский капитан, первым делом схватившись за кобуру, и видно угадав в ней револьвер успокоился и потянулся к кружке с самогоном. Выпив остатки, он утер усы и громко стал декламировать стихи:

— Дымится под Курском, крутится

— Белесая январская мгла.

— Встает за могилой могила.

— Темнеет российская твердь,

— И где‑то тут рядом — Корнилов,

— В метелях ведущий на смерть…

Глава 6 «Янтарь и яхонт винограда»

Под вечер трактир был полон народу. Справляли офицерскую полковую свадьбу, женился боевой офицер кавалерийского полка ротмистр Грязнев. Его Невеста была горских кровей, из знатного осетинского рода. Молодая княжна прятала лицо под длинным расшитым платком, но изредка ее лицо показывалось, и приглашенные офицеры завистливо восторгались ее красотой.

— Вот ведь Грязнев, молодчина, такую красавицу отхватил, ну посмотрите господа, как мимоза на снегу расцвела и благоухает.

— Точно–с, поручик, да вот куда он эту мимозу ставить будет? Уж не в грязный ли турецкий горшок?

— О чем–с вы, Покровский, иногда–с вот право не могу взять в толк все ваши шуточки…

— А я о том–с, что скоро нас отсюда красные голоштанники выбьют, и деться нам некуды будет, кроме как турецких тараканов кормить в грязных подвалах.

— Горько, молодожены, счастье вам долгое, — кричал есаул, выбивая пробки из шампанского, — Пейте, пока пьется, игристое Абрау–Дюрсо, вон и цыгане уже подъехали.

Вокруг заведения прибавлялся с каждой минутой народ. Хорошо одетые господа и дамы прожигали последние месяцы и дни белогвардейской России, оставшейся пожалуй в этом последнем городе, где под штыками иностранных сил Антанты и деникинской армии не было красных и их Советов.

— Вон он, этот красный шулер проскочил в ресторацию, я его сразу приметил.

— Вижу ротмистр, только не прыгайте вы так от счастья и револьвером не машите у всех на виду, а то заметит.

— Так можа сразу его угомоним, возьмем на ура, — не унимался ротмистр.

— Отставить, нам еще рыжий комиссар бы кстати пришелся.

— Ну вы дали, господин полковник, что б одной пулей, да двоих волков подстрелить.

— Где наша не пропадала, ротмистр, пуля дура, а виноватого найдет!

Два щегольски одетых молодых парня прямиком поднялись в игорную на второй этаж ресторации. Войдя в комнату, где уже сидел Егор Савельевич Крапивин, Кик улыбнулся.

— Как поживаете, господа, уже понтируете вовсю?

— Так непременно, только какая без вас игра, так трое плешивых за гребень дерутся, да волос то нет. Вот вы, голубчик, нам их все повыдергивали, — со злобными глазами хмыкнул бывший золотодобытчик и владелец сибирских приисков Крапивин.

— Да полноте, Егор Савельевич, иной раз думаешь поймал удачу, а тут глядь и сам попался. Ну, что–с попонтируем в одинаре, распишем семпеля, — потер руки спецназовец, вдруг вспомнив слова Луны, про то, что в нем игрока не меньше, чем офицера. А затем он вдруг вспомнил ее сочные спелые губы, которые впились в него прошлой ночью, и он мечтательно закрыл глаза…

— За тем дело стало, что денег мало, — вывел Кика из воспоминаний бывший седой прокурор, который положил на банк 200 долларов и с большим подозрением стал приглядываться к молодому и везучему фарту, который вчера многих оставил без денег за этим столом.

— А что княгиня Воробовская, отсутствует–с сегодни? — спросил горский князь с длинными усами и бакенбардами, и тоже со слабо скрываемой неприязнью посмотрел на Кика.

— Да сказала, что мигрень у нее, а сдается, что по части наличностей у нее голо, как в Центральном казначействе России, — ухмыльнулся земельный курский помещик, в задумчивости почесывая бороду и подыскивая карту наиболее подходящую для ставки.

— Эх! Живи, коли можется, помирай, коли хочется! — крякнул Крапивин и поставил на свою карту 300 долларов.

— По крупным понтируете, сдается, что и карточка то у вас крупная, — нарисовался из тени вчерашний репортер газеты «Дуэль» Михнецов.

— А вам то, что с таво–с, и лошадка в хомуте везет по могуте, а вы я вижу долг на забор записали, а забор взял да упал, а за ним и долг пропал, — обозлился золотодобытчик Крапивин, напомнив Михнецову о каком‑то долге, видно записанным на репортера.

— Приходится вертеться, коли некуда деться, — парировал не без робости репортер, нервно проставив 1000 карбованцев на какую‑то потаенную карту, видно обдуманную заранее.

Кик еще пребывая в сладких грезах прикосновений и поцелуев Луны, машинально поставил карту и положил на нее 1000 карбованцев Украинской директории, просушенных и слегка помятых после вчерашнего купания в море. Спецназовец помнил, что Луна сама начала его целовать, а он сначала не поверил, что это не сон. Но она укусила слегка его губу и зашептала ему, что‑то на ухо…, а он обнял ее и сильно прижал к себе. Вот бы также дома у него на Басманной, когда мамуля укатит на дачу… «Эх, дожить бы. Да вернуться из этого 1919 года домой, в Москву».