Записки об Анне Ахматовой. 1963-1966 - Лидия Чуковская

Значит, не отдельно! Значит, Ирина Николаевна сказала правду (я получила от нее письмо), что это не отдельные листки, не письмо…

Значит, не видать мне их…

Из Толиных рассказов – кроме распри с Пуниными – фактическое:

«Что нам разлука…» посвящено ему. У него есть экземпляр с ее надписью – Анатолию Найману.

У него около 30 писем. Из Рима она ему писала каждый день. И в больницу, когда он лежал[223].

Если они долго не виделись – давала ему читать «Лермонтова».

Подарила ему 2 «письма» – никому, просто так – мысли о своей поэзии. Одно он мне обещал в перепечатанном виде[224].

Уверен, что Анну Андреевну и Леву ссорила Ира. Уверен, что Лева не пришел к ней в больницу в Москве потому, что ему тоже что-то сказала Ира. (Он собирался: Нина Антоновна обещала спросить у Анны Андреевны; передала ему «Мама ждет» – а он не пошел… В промежутке что-то сделала Ирина Николаевна).

Он сказал мне очень умно: каждое стихотворение Анны Андреевны происходит из конкретности, реальности. Каждое имеет основу. «С 63 года я знаю основу каждой строки».

Сказал, что «Красотка очень молода» многим казалась загадкой. (Значит, не только мне!) И что ему на вопрос она ответила: Смерть! (А мне – Любовь; и сердилась – это ведь ясно из следующего стихотворения: «И наконец ты слово произнес».)

«Я щедро с ней делюсь цветами» сказал он, это Ника из Болгарии в деревянных флакончиках привозила розовое масло, и Анна Андреевна отлила его одной даме. Это она называла делиться цветами.

Сегодня я получила из Лениздата письмо с просьбой подготовить текст «Поэмы» для однотомника. Надо обдумать. Текст придется дать неполный, а тот, который был ею подготовлен для «Бега времени»… Это противно.

Толя предлагает Луниным, что он придет в любую минуту описывать бумаги. Они крутят.

И у Толи, и у Нины Антоновны имело успех мое предложение – послать в Ленинград Эмму Григорьевну, чтобы она с Толей и Аней сделала опись. Она ведь архивистка. Может быть, они позволят…

Толя говорит, что Володя, брат мужа Ани, очень хороший и правдивый человек, говорил ему, что видел записку рукой А. А.: «отдать в Пушкинский Дом»[225].

Надо отдать – но сначала все привести в порядок родными, не чужими, руками. Не Макогоненко и Берггольц[226].

17/V 66 Переделкино Тут часто посиживаю вечерами с Эммой Григорьевной на лавочке. Нет, разобраться в копии «Для Лиды» помочь она не может. Автографов у нее тоже мало. Стихи наизусть не знает. Но зато окунула меня в бездны семейных и иных склок.

Анна Андреевна тратила на Луниных и Ардовых много денег (в последние годы).

За Леву боролась, билась, хлопотала очень энергично, но когда он вернулся – не позаботилась о его костюмах, деньгах, лечении: деньги для него вообще давала не щедро; говорила: «ну вот теперь Лева будет меня содержать». А он вернулся больной.

29 /V 6 6 Видела эти дни Марию Сергеевну – наконец – и снова Эмму Григорьевну.

Бесконечные разговоры о поездке Эммы Григорьевны в Ленинград для работы над архивом. Сначала не хотела Ирина Николаевна. Теперь она говорит «мечтаю об Эмме Григорьевне», а Эмма Григорьевна колеблется («меня не любит Лева… Лунины потом скажут, что я воровка…»). Я уверена: надо пытаться.

И Мария Сергеевна и Эмма Григорьевна мне сказали – обе порознь – что Анне Андреевне не нравилась та книга, которая так раздражала меня. Когда ей дали, она прочла немного и вернула со словами:

– Мне это не нужно.

Потом слушала передачу по радио, и отошла, рассердившись[227].

31/ V Сегодня полдня у меня провел Толя.

Вчера утром я из Лениздата получила «Поэму». Это – экземпляр для «Бега времени», сильно перевранный машинистками. Мне Люша помогла его вычитать.

Но возникли вопросы, о которых я хотела говорить с Толей. Он умен, а о ней и ее вещах помнит все. Ответил на все убедительно, точно, верно.

Например, я помнила, что со строфою об Эль Греко что-то не так, хотя она и есть в экземпляре для «Бега времени». Спросила. Он подтвердил – она ушла в цикл «Полночные стихи», стала предпоследним. Мне это говорила и Анна Андреевна, но я позабыла[228].

Вообще он, конечно, самый нужный человек в ахматоведении. Но пока ничего не записывает. Это жаль. И неверно.

Чуть он ушел – письмо от Ирины Николаевны, отчаянное, насчет «Будки» и квартиры.

А последние поправки к «Поэме», о которых мне сказал Толя – «не нашла».

Буду требовать, чтобы она допустила его к «Поэме». Он-то найдет!

Да, еще. Я ему сказала, что в его возрасте стихи Анны Андреевны запоминала с одного раза – если она только не читала несколько подряд.

Он: – Я тоже. Она мне прочитала штуки три, и на следующий раз я ей все прочел. Тогда она сказала: – Так? Хорошо. Я вижу вы из тех, кому одного раза много.

10/VI 66 Пиво Воды Сегодня были Толя с Иосифом.

Конечно, об архиве, об Ирине Николаевне и Ане, о которых они говорят резко и справедливо.

Толя работал с Марией Сергеевной над корректурой Леопарди[229].

Мария Сергеевна передала Суркову свое письмо о необходимости отвоевать «Будку», которое я редактировала.

Сурков собирается в Ленинград.

По моей просьбе Сарра Эммануиловна попросила своих друзей в «Литературной газете» позвонить в Ленинград о «Будке». Некто Гр. Семенов (тамошний Ильин)[230] ответил, что возражает Горком партии.

Эмма Григорьевна написала письмо Леве – об архиве. Он ответил: бумаги будет разбирать Аня…

Какое злодейство.

15/VI 66  Многое. И все – ужасное.

Ко мне пришла Е. С. Ласкина[231] с пакетом от Иры («Для Лиды» – фотокопия; и ненужные, [нрзб.] мне выписки из «Поэмы»). Она была в Ленинграде у Луниных по делам журнала «Москва». Ирина Николаевна жаловалась: «мы так ждали Лидию Корнеевну (?) и Эмму Григорьевну, а они не едут». Показала ей папки на полке или шкафу в комнате Анны Андреевны. Сказала, что Лев Николаевич не любит евреев, и не посоветовала Евгении Самойловне к нему самой идти. «Он и так нас упрекает, что вокруг мамы и архива слишком много евреев». Правда это о Леве? Или нарочно распускаемая ими ложь? Евгения Самойловна пришла ко мне потому, что хотела разобраться в делах Анны Андреевны и идти – через Симонова – к Суркову. Я ей все объяснила, какая катастрофа случилась с архивом. «Представьте себе – сказала я – что после Фридиной смерти ее бумаги перешли бы к тете Фане». Она всю ситуацию охватила мгновенно и вчера была у Суркова. Объяснила ему, что Пунины никакого отношения к литературному наследию Анны Андреевны не имеют, объяснила все про Толю. И вот тут Сурков произнес (то, что я уже слышала от Эммы): – У меня был Лев Николаевич, он сидел в том же кресле, что и Вы, и заявил, что Анатолия Наймана нельзя подпускать к архиву, п<отому> ч<то> иначе он не ручается, что бумаги не …