Война, которая покончила с миром. Кто и почему развязал Первую мировую - Маргарет Макмиллан

Новое настроение во Франции убедило англичан и Лансдауна дать понять послу Франции в Лондоне Полу Камбону, что англичане поддержат французов в вопросе о Марокко «средствами, какие Франция сочтет наилучшими»[1063]. Пока Франция и Германия ссорились на протяжении оставшегося лета из-за повестки дня конференции, англичане начали демонстрировать миру свою дружбу с Францией. Корабли британского военно-морского флота зашли во французский порт Брест, расположенный на побережье Атлантики, во время недельного празднования Дня взятия Бастилии в июле. Месяцем позже французские корабли были радушно встречены в Портсмуте, а в Вестминстер-холле британского парламента был устроен пышный банкет[1064]. Возможно также, что тем летом английские и французские военные моряки начали тайные переговоры о стратегическом сотрудничестве[1065].

В конце 1905 г. английское правительство было распущено и к исполнению обязанностей приступило новое либеральное правительство во главе с Генри Кэмпбеллом-Баннерманом. Гольштейн, который продолжал настаивать на жесткой политике в отношении Франции, счел весть хорошей, так как полагал, что либералы хотят дружить с Германией[1066]. И все же он снова ошибся в своих предположениях. Кэмпбелл-Баннерман, который был уже нездоровым человеком, вести иностранные дела Великобритании предоставил во многом сэру Эдварду Грею – новому министру иностранных дел, который не собирался резко отходить от политики Лансдауна. Подобно Лансдауну, Грей считал, что сохранение Антанты имеет решающее значение для Великобритании; если союз будет разорван, то Франция, Германия и Россия вполне смогут договориться, снова оставив Великобританию в изоляции. Подобно своему предшественнику, Грей хотел оказать помощь Франции против Германии, не подталкивая французов к необдуманным действиям. Он пообещал Камбону «благожелательный нейтралитет», но также заметил, что общественное мнение Великобритании, которое решительно высказывается за помощь Франции, не поддержит войну с Германией из-за Марокко[1067]. (Грей считал апеллирование к общественному мнению удобным и тогда, когда он не хотел делать что-то, и когда хотел этого.) Что касается Германии, то он не хотел заключать с ней каких-либо сделок до начала конференции, несмотря на примирительные послания из Берлина. Прекрасные слова Бюлова, заметил он, «не сглаживают никаких противоречий, а если противоречия нужно сглаживать, то это нужно делать на конференции. Если она закончится выводами, не направленными против англо-французского союза, то это будет действительно просвет в облаках…»[1068].

Человека, который теперь отвечал за внешнюю политику Великобритании и оставался на своем посту до выхода в отставку в 1916 г., кайзер назвал «талантливым помещиком», и впервые недалеко ушел от истины. Сэр Эдвард Грей был выходцем из той старой, располагающей обширными связями семьи землевладельцев, которая давно не играла большой роли в британском обществе. В молодости он унаследовал титул баронета и приличное поместье Фаллодон на северо-востоке Англии, а также свои либеральные взгляды. Он был интуитивно консервативным, но умеренным реформатором, который считал, что новые классы и новые лидеры должны изменить лицо политики. Как и многие его современники по всей Европе, он боялся, что большая война принесет революцию, но надеялся на мирное развитие. «Впереди нас ожидают неприятные годы», – заметил он в 1911 г., добавив, что «мы будем трудиться, чтобы добиться чего-то лучшего, хотя мы, привыкшие к доходу более 500 фунтов стерлингов в год, можем и не думать, что это лучше»[1069].

И хотя его современники в знаменитой английской школе в Винчестере считали его одаренным большим талантом, он проявлял гораздо больший интерес к ловле рыбы нахлестом в близлежащей речке Итчен, чем к учебе. Однако время, проведенное в Винчестере, оставило свой след: Грей всегда с гордостью называл себя выпускником Винчестерского колледжа и сохранял в себе что-то от скромного и умного школьника, потрясенного нечестностью в своей взрослой жизни. «Политика Германии, – однажды заметил он, – по-видимому, основана на вере в то, что угрызения совести и альтруистические мотивы не принимаются в расчет в международных делах»[1070]. Как и другие самонадеянные люди, он не замечал, что сам поступает жестоко или нечестно, наверное считая само собой разумеющимся, что его мотивы чисты. Сдержанный от природы, он также научился скрывать свои чувства; на его коллег неизменно производило впечатление его спокойствие в переломные моменты. Плюсом было также то, что Грей выглядел как римский сенатор и говорил твердо, но сдержанно. Ллойд Джордж, радикал из Уэльса скромного происхождения, считал, что внешность Грея имела большое значение: «Его поразительное лицо – тонкие, плотно сжатые губы и точеные черты – производило впечатление, будто выковано из холодной стали»[1071].

Из Винчестерского колледжа Грей поступил в Баллиольский колледж в Оксфорде – еще одну оранжерею для выращивания будущих руководителей, и снова он делал минимум, чтобы учиться. На какое-то время он был отослан из колледжа, чтобы посмотреть, не станет ли он менее ленив, но возвратился нераскаявшимся и сумел стать третьим в своем выпуске, что само по себе было достижением[1072]. Главное свое счастье он нашел в Фаллодоне, а позднее – в своем небольшом доме на берегу реки Итчен, где проводил дни, наблюдая за птицами, занимаясь рыбной ловлей, совершая прогулки и читая. В сравнительно молодом возрасте 23 лет он женился на женщине, которая разделяла его страстную любовь к английским сельским пейзажам. Дороти была бы счастлива провести здесь остаток своих дней, избегая Лондона, в котором видела современные Содом и Гоморру, рассадник разврата и болезней. Она презирала общественную жизнь, наверное, потому, что была неуклюжей и застенчивой, или, быть может, потому, что считала себя выше большинства других людей. «Я думаю, – самодовольно писала она, когда ей было 23 года, – мы достигли положения, когда получили от людей все хорошее, что когда-нибудь могли от них получить». Она любила мужа и восхищалась им, но, когда они вернулись после медового месяца, ясно дала ему понять, что питает отвращение к сексу. Грей, как всегда джентльмен, согласился с тем, что они будут жить вместе как брат и сестра[1073].

И все же под невозмутимой внешностью Грея крылось честолюбие или, по меньшей мере, сильное чувство долга. Семейные связи обеспечили ему назначение на должность личного секретаря одного из министров, а в 1885 г. он успешно баллотировался в парламент, начав таким образом карьеру, которая длилась до его отставки в 1916 г. Он проявил неожиданную способность упорно трудиться, но отказывался принимать участие в том, что называл пустой тратой времени, – в общественной деятельности. Он и его жена при всякой возможности уезжали из Лондона в свой дом, где вели простую жизнь с одной служанкой и редко принимали гостей. «Это было что-то особенное и священное, – сказал Грей, – находящееся за пределами обычного потока жизни»[1074].

В 1892 г. он стал заместителем министра иностранных дел от Либеральной партии лорда Розбери. Грей не был явным кандидатом для работы в этом ведомстве ни тогда, ни позже. В отличие от его современника Джорджа Керзона он не испытывал интереса к путешествиям, если только это не была поездка на охоту или рыбалку в Шотландии; этот интерес у него так и не появился. Он едва знал Европу и, будучи министром иностранных дел, посетил ее лишь однажды в 1914 г. как участник королевского визита в Париж. Тем не менее, когда в 1905 г. он занял свою новую должность, у него появились новые представления о мире, которых он твердо придерживался. Внутри Либеральной партии он считался сторонником империи и поддерживал идею о большом военно-морском флоте. При этом он понимал, что время раздела мира прошло и теперь долг Великобритании – мудро править тем, чем она уже владела[1075]. Он одобрял политику Лансдауна, направленную на выход из изоляции, и перед выборами ясно заявил, что намеревается продолжать его политику, включая поддержание союза с Францией, который он считал краеугольным камнем британской политики в Европе. В сентябре 1906 г. он написал своему большому другу Ричарду Холдейну, такому же либералу и стороннику империи: «Я хочу сохранить союз с Францией, но это нелегко, и, если он разорвется, я должен буду уйти»[1076]. Германия, как так же твердо считал Грей, была главным врагом Великобритании и представляла собой самую большую угрозу, и, на его взгляд, мало что можно было сделать, чтобы изменить это. «Я не сомневаюсь, – сказал он в 1903 г., – что есть много немцев, которые хорошо относятся к нам, но их меньшинство; а большинство не любит нас настолько сильно, что дружеское отношение к нам их императора или правительства не может быть нам реально полезным»[1077]. По его мнению, Великобритания в прошлом слишком сближалась с Германией и, как следствие, была в плохих отношениях с Францией и Россией. «Иногда мы были на грани войны с той или другой из них, а Германия наносила нам тяжелый урон, когда ей это было нужно»[1078].