Сердце Запада - Пенелопа Уильямсон

Прежде чем миссис Ву постучала, дверь распахнулась. Ах Той открыла рот и с притворным удивлением ударила ладонями по щекам.

– Aйя! Какое удовольствие принимать посетителей в моменты, когда чувствуешь себя такой одинокой!

Ах Той частенько присматривала за Сэмюэлом, пока Эрлан доставляла белье клиентам, особенно в плохую погоду. Но просить что-то обременительное у друга, который не может отказать – некультурно, поэтому девушка для удовольствий спасала Эрлан от смущения тем, что притворялась, будто именно миссис Ву делает ей одолжение.

– Нам приятно приходить сюда, чтобы скрасить ваше одиночество, – ответила Эрлан, следуя правилам приличия. – Но ты уверена, что не занята сегодня днем, старшая сестра?

– Совсем не занята, – заверила Ах Той, поклоном приглашая гостью войти. – Докучливый Ах Фук хотел сегодня пожаловать, но я сказала ему не приходить. Он заставляет слишком много трудиться за мои три доллара. У него яички как у комара и сухой старый корень, который никакие подстегивания не поднимут.

Ах Той помогла Эрлан снять с плеч коромысло. Миссис Ву вытащила Сэмюэла из перевязи, и, засюсюкав, обе женщины на мгновение склонились над ним, прежде чем мать положила ребенка в белую плетеную люльку рядом с печью в гостиной. Колыбель выглядела чужеродно среди восточной лакированной и отделанной парчой мебели.

Ах Той выдвинула красный лакированный стул из-под такого же стола и жестом пригласила Эрлан сесть.

– Я так ждала, что ты осчастливишь посещением мой никчемный дом, что уже налила чай. Вот глупая. Надеюсь, он не остыл.

Эрлан сделала глоток и заверила хозяйку, что напиток замечательный. Ей нравилось приходить в дом Ах Той, поскольку тот был обставлен богато, словно гробница. Изделия из бронзы и фарфора, нефритовые резные фигурки, вазы из слоновой кости, отделанные расписной эмалью сундуки и картины-свитки. И запахи сандала и ладана, а иногда сладкий опиумный душок.

Ах Той занимала высокое положение в китайском сообществе, поскольку одним из обслуживаемых ею клиентов был Одноглазый Джек, который, как говорили многие, являлся самым богатым джентльменов в Радужных Ключах. В Китае таким состоятельным и влиятельным мужчиной зачастую был местный полководец, которого все боялись. Человек, внушающий страх, безусловно, достоин уважения, и всех, кто ему служит, тоже следует почитать.

Ах Той не была такой уж красавицей, но обладала изящным лицом, с которого не сходила улыбка. Сегодня китаянка была наряжена как принцесса в платье темно-синего цвета с вышитыми пионами, а ее волосы украшали гребни в форме морских раковин.

И сейчас Ах Той, улыбаясь, склонилась над люлькой, чтобы потрясти нефритовыми бусами перед лицом Сэмюэла.

– Так значит, ты принесла эту бесполезную маленькую блошку, чтобы она развлекала меня весь день! — воскликнула Ах Той преувеличенно громким голосом, каким обычно произносят комплименты.

Сэмюэл забулькал, пытаясь схватить бусины.

– Какой же ты уродливый маленький червячок!

Эрлан улыбнулась. Китайцы всегда называли сыновей уничижительными именами, вставляли в их уши тоненькие золотые колечки и вплетали в волосы ленты женского голубого цвета — и все для того, чтобы обмануть ревнивых богов, убедив их, будто этот ребенок — никчемная девчонка, дабы те не забрали драгоценного мальчика к себе в мир духов.

Эрлан провела еще несколько минут, потягивая чай и болтая с Ах Той, после чего отодвинула стул и встала, скривившись, когда боль пронзила ноги. Ступни были уже стерты, хотя не прошло и половины дня.

А снаружи усилился снегопад и похолодало. Ледяная глазурь покрыла все поверхности, отчего передвигаться пешком стало ещё опаснее. Поднимая коромысло, Эрлан застонала. Оно было таким тяжелым, что часто оставляло на ее плечах рубцы и синяки после долгого дня. Все тело бедняжки ломило после многих часов, проведенных в сгорбленном положении над корытом и гладильной доской. Китаянка никогда не думала, что будет так сильно скучать по лавочнику Ву. Ей не хватало его нежного обращения, бесконечной доброты и даже чудачеств — как, например, его стремления сделаться стопроцентным американцем янки-дудль-денди.

О, Эрлан громко плакала у гроба мужа три дня и три ночи, как и положено. И хотя у нее не было денег на подобающие похороны, она сделала все возможное, чтобы оказать Сэму Ву честь. Сожгла множество ароматических палочек со сладким запахом, дабы умилостивить богов, и ритуальных банкнот, нарисованных на красной бумаге, чтобы покойник мог вручить подношение правителю ада Яньло-Вану, откупаясь от наказания, и достойно жить среди духов. А два месяца спустя судьба подарила им сына. Сына, который будет жить, питая дух отца в мире теней.

Но те тысяча сто шестьдесят долларов, которые Эрлан хранила под кроватью в коробке из-под обуви, исчезли. Были унесены злым ветром в прерии или украдены черепашьими отпрысками — да будут их предки прокляты десять тысяч раз. И миссис Ву пришлось начать все сначала, чтобы заработать деньги на дорогу домой. Заработать деньги здесь, где китайцев презирали и третировали. В этой пустой земле, где места хватало для всех, кроме них.

Открытие прачечной представляло собой одно из немногих дел, дозволенных китайцам и требующих небольших затрат. Достаточно было купить мыло, лохани, утюг и стиральную и гладильную доски. Но в прошлом году городской совет издал постановление, что все прачечные должны платить по пятнадцать долларов в квартал за лицензию. Это называлось китайским налогом, поскольку немногие белые согласны были заниматься такой работой. При расценках два доллара за дюжину, Эрлан должна была прокипятить и прогладить девяносто рубашек, только чтобы внести проклятый налог.

Она лежала ночью без сна, подсчитывая в уме, дабы определить, сколько времени ей потребуется, чтобы собрать достаточно денег на билеты домой для себя и сына. По крайней мере ей больше не нужно возвращать Сэму Ву выкуп за невесту. Она заплатит свой долг другим способом — тем, что заберет с собой его кости и похоронит их в земле Китая, там, откуда муж был родом.

 Внезапно Эрлан получила по шее снежком, пославшим дрожь по коже из-за попавших под воротник стеганой куртки ледяных кристаллов. Она повернулась так быстро, что чуть снова не поскользнулась. За углом одной из шахтерских лачуг промелькнула тень, после чего Эрлан услышала издевательскую детскую дразнилку: «Китаеза, китаеза, в смолу перья окунем, он из города бегом!»

Эрлан покинула китайский район и находилась сейчас в «Уголке Дублина». Запахи здесь были другими: бекон, бобы и кофе. Но лачуги – такими же, сколоченными из старых крепежных балок и досок, натасканных из мусорных куч возле шахты.