Тьма, сгущайся! (СИ) - Лейбер Фриц Ройтер

И на этом клочке тишины, находящемся в самом центре невообразимого хаоса, удивительно ясно прозвучал голос старого Серциваля. За все время Великого Празднества изможденный старец с видимым удовольствием следил за происходящим, не произнося ни слова, лишь изредка качая головой и бормоча что-то про себя.

А теперь он вскочил. Голос его вонзился в тишину, как раскаленный кинжал входит в лед.

— Кто, я спрашиваю вас, совершил эти чудеса сегодня? Великий Бог устал от нашего неверия. Он оставил нас, он бросил нас на милость сил Ада. Только молитва и абсолютная вера — если, конечно, еще не упущено время для молитв — может спасти нас!

Архижрецы отвели от него глаза, но по их виду было заметно, что Серциваль высказал их мысли. Они стояли неподвижно — старые, слабые люди, охваченные ужасом. Даже надменность и самоуверенность Гонифация заколебались под таким напором сомнений и страхов.

Но в глазах Жарля, жестких и внимательных, вспыхнуло выражение внезапного понимания, осознания происходившего. Он стоял позади старого Серциваля. Впервые ему довелось увидеть лидера фанатиков. А теперь услышал его голос.

В мозгу Жарля вспыхнули воспоминания, и он пришел к самому невероятному выводу. Разум его не мог примириться с тем, что теперь для него становилось очевидностью, но здравый смысл победил. И его новая личность мгновенно приняла решение, связанное с громадным риском, но сулившее невероятные выгоды ему.

Пробудившаяся совесть набросилась на него сразу же. Черные волны вины обрушились на его сознание, внушая ему: это преступление, за него не будет отпущения грехов, преступление, которое заставит всю Вселенную отвернуться от него с отвращением. И все же Жарль подавил свою совесть, как больной человек подавляет приступ рвоты.

Жарль включил Жезл Гнева на полную мощность, направив его на спину Серциваля, на его украшенную золотом мантию, всего на фут ниже головы. И держал так до тех пор, пока не увидел сквозь образовавшееся отверстие дневной свет.

И когда Гонифаций резко обернулся к нему, а другие архижрецы отпрянули от этой новой угрозы, когда смертельно раненный Серциваль, пошатнувшись, рухнул на помост, Жарль крикнул:

— Это был голос, который я слышал на шабаше! Он — Асмодей, лидер Ведьмовства!

Жарль подскочил к упавшему архижрецу, приподняв его голову, и узнал в искаженном болью лице того, кто называл себя Асмодеем.

Архижрецы наблюдали за всем этим с неописуемым ужасом. С их лиц наконец сошли маски непроницаемости.

Гонифаций молча взглянул на Жарля и Серциваля.

Сейчас казалось, что этот помост, укрытый куполом, стал центром Вселенной, где в полной обнаженности валялись все тайны, возле которых, как вокруг напряженного и неподвижного сердца, крутилась вся жизнь, совершались действия.

Вне купола прогрессировало безумие, постоянно меняющее фазы. В небе над Площадью разыгралась жестокая воздушная битва между Демонами и вернувшимися Ангелами, которых было в три-четыре раза больше. Ангелы излучали из глаз фиолетовые лучи Гнева, а Демоны использовали свои черные шлейфы как дымовую завесу.

Архижрецы, находившиеся на помосте под защитой купола, рассматривали все происходящее как безмолвную панораму битвы, поскольку ни один звук не доходил до них.

Гонифаций чувствовал, что он должен немедленно допросить умирающего фанатика. Поэтому он, тут же связавшись с Центром Управления, приказал главному технику:

— Схватить двух жрецов Пятого Круга! Это они вмешивались в ваши действия и виновны в том, что произошло. Убейте их, если возникнет необходимость!

Он даже не стал смотреть на схватку, возникшую в Центре Управления между его сторонникам и фанатиками.

Несколько мгновений Гонифаций потерял, отдавая распоряжения своим помощникам.

— Возвращайтесь в Святилище, прочешите помещения. Хватайте фанатиков. При сопротивлении убивайте их. Закрыть двери Святилища, чтобы не допустить бегства фанатиков и проникновение туда прихожан. Информируйте Дета о новой ситуации. Передать в Провинциальные Святилища мои распоряжения. Принять все необходимые дополнительные меры! Действуйте!

Затем с жутким выражением на каменном лице он повернулся к старому фанатику.

Серциваль с трудом улыбнулся. Он дышал тяжело и неглубоко.

— Ты сидел рядом со мной, когда пытали ведьму — начал Гонифаций, хотя это было не то, что он хотел сказать — это ты использовал против меня излучатель боли, да?

Серциваль снова с трудом улыбнулся. Голос его звучал, будто из могилы.

— Может, да. А может, нет. Действия Сатаны… Они разные. — Глаза архиепископа расширились. Трепет пробежал по его телу.

— Сатана? Чушь! — возразил Гонифаций. — Ты хотел власти над всеми нами. Ведьмовство — это орудие, при помощи которого ты хотел завоевать власть. Ты…

Но Серциваль, казалось, не слышал. Он, медленно вытянув руку, коснулся серебристой шерсти вампира, запятнанного кровью, уже совсем застывшего.

— Ты тоже умер, Тобит, самый старший из своих Братьев? — Серциваль вздохнул. — Я буду с тобой… в Аду. Там мы станем настоящими Братьями.

— Занавес опущен. Игра здесь ни к чему — сказал Гонифаций.

Старый Серциваль поднял голову, и из его груди вырвался слабый звук, будто он хотел что-то сказать. Пальцы его левой руки задвигались, пытаясь совершить ритуальный жест.

— Сатана… — прошептал он. — Прими мою душу…

Архиепископы стояли как вкопанные. Дикие сцены вне купола освещались кроваво-красным солнцем, выплывшим на небосвод. На западе сгущалась тьма.

— Ты был очень умен — продолжал Гонифаций, наклонившись к умирающему лидеру Ведьмовства. Помимо его воли, Гонифацию очень хотелось задать последний вопрос: —… но ты сделал одну странную ошибку. Почему ты всегда поддерживал меня на Высшем Совете? Почему ты согласился на экскоммуникацию Фрезериса? Отчего ты не протестовал против того, чтобы я, самый опасный человек для Нового Ведьмовства, стал Всемирным Иерархом?

Под куполом наступила мертвая тишина. Архижрец наклонился вперед стараясь уловить последний ответ. Но его не последовало.

Асмодей был уже мертв.

Глава семнадцатая

С клюкой в одной руке и свечой в другой мать Джуди медленно пробиралась по древнему туннелю. Иногда она что-то бормотала про себя.

— Не дадут старой ведьме дожить последние дни в покое! Не позволяют даже ей спокойно жить под землей. Деканы, проникнув в туннели, загоняют ее все глубже и глубже. Но ищут они не мать Джуди, хотя и убьют ее при случае. Нет, не она им нужна. Им требуются новые ведьмы. Молодые ведьмы. Смазливые девчонки. Когда-то и мать Джуди была молодой и красивой. Эти новые ей в подметки не годятся. Но вот теперь они пришли, превратив ее мир в какое-то безумное место, где нет возможности для существования старой ведьме. Пусть они жарятся на горячих сковородках в Аду за свои проделки.

Она остановилась, потыкав клюкой в низкий потолок. Черный кот, шедший впереди, обернулся, вопросительно мяукнув.

— Нет, Грималкин, это не мышь. И мне нечем тебя покормить. Но не волнуйся. Мать Джуди умрет здесь от голода, и ты сможешь грызть мои кости, если найдешь на них остатки мышц. Правда, в том случае, если я сначала не съем тебя. И ты можешь благодарить за это новых ведьм, разрушивших всю нашу коммерцию.

Грималкин снова пошел впереди. Мать Джуди заковыляла за ним, бормоча что-то, затем спереди послышался дикий визг и шипенье. Мать Джуди поспешила вперед. Длинные тени, отбрасываемые свечой, прыгали по стенам.

— Что ты нашел, Грималкин? Крысу или мертвого декана? Все равно что, но из-за этого не стоит поднимать такой шум.

Грималкин, изогнув спину и фырча, отступал от маленького медно-красного предмета.

Мать Джуди подошла, наклонилась над находкой.

— Что это? Красный кот? Нет, обезьянка. Нет, клянусь Сатаной, это же вампир! Грязный мертвый вампир! — И она подняла клюку, чтобы ударить его.

И тут послышался тоненький, слабый голосок:

— Убейте меня. Убейте Дикона. Дикон устал ждать смерти в этой холодной темноте.