Камелия - Лесли Пирс

Ник заметил облегчение на лице старика.

— Была где-то одна, — сказал он с улыбкой. — Простите, я был немного груб с вами, Николас. Это все из-за той ужасной женщины. Я не желаю зла ее ребенку. Надеюсь, вы найдете эту девушку.

Маелз открыл шкафчик и достал оттуда три толстых альбома с фотографиями. Пролистав первый, он перешел ко второму.

— Ах, вот она! — Он протянул фотографию, на которой были невеста и жених, окруженные гостями. — Это любимая фотография моей жены.

Ник сразу понял, почему мужчины волочились за Бонни. Она была так красива в белом атласе, что просто дух захватывало. На этой фотографии она, смеясь, стряхивала конфетти с пиджака Джона. Нортон был таким же, каким Ник его себе и представлял, — высоким, стройным, с аристократическим носом и маленькими усиками. Все же, если не считать цвета волос, они с Мэл не были похожи.

— А кто все эти люди? — спросил Ник. На снимке было три женщины, одна высокая, стройная и очень привлекательная, ей было лет сорок, две другие постарше. Все трое были в шляпах с широкими полями. Рядом с Бонни стоял сэр Маелз. Со снимка на Ника смотрели глаза точно такие же, как у Мэл. У него закружилась голова, и он снова посмотрел на фотографию. Нет, он не ошибся — это были глаза Мэл.

— Вот эта очаровательная дама — леди Линда, или Лорна, как ее все звали, — сказал Маелз, показывая на самую молодую из трех женщин. — Это моя жена, Мэри. А это крестная Джона, леди Пенелопа Бишамп. Она умерла от рака через год после смерти Джона.

— Это Лидия Винтер? — поинтересовался Ник, возвращаясь к привлекательной женщине. Магнусу будет приятно узнать, что Бонни не солгала о ней. У этой женщины был благородный вид, и она была очень фотогенична.

— Да, так ее звали. Она была учительницей танцев. Она стала для Бонни второй матерью, бедняжка. Вы с ней встречались?

— Она тоже умерла, — тихо сказал Ник. Он вдруг подумал, что сэр Маелз был старше всех на снимке и единственным, кто еще жив.

Сэр Маелз забрал фотографию и спрятал ее в альбом. Ник понял, что на этот раз ему на самом деле пора уходить.

— Спасибо, что согласились со мной встретиться, — произнес он. — Вы мне очень помогли.

— Выше нос, — самодовольно улыбнулся старик. — Я не сомневаюсь, что Камелия найдется. Что касается вашей карьеры, то она может пойти в гору. Идите домой и перестаньте волноваться о прошлом. Пусть ваш отец сделает анализ крови — это вас обоих успокоит.

Ник на мгновение задержался в дверях.

— Еще один вопрос, и я уйду. Вы не знаете, почему Бонни поссорилась с Хелен Фостер?

Сэр Маелз прятал альбомы в шкаф, но, когда услышал вопрос, резко повернул голову.

— Хелен не имеет к этому никакого отношения, — отрезал он, при этом его лицо покраснело. — Она серьезная актриса. Их с Бонни связывала только сценическая постановка.

Покинув дом сэра Маелза, Ник пошел в Холланд-парк и сел на скамейку. Он не был уверен в том, что два светлоглазых человека действительно не могут иметь ребенка с карими глазами. Как бы то ни было, глаза Магнуса не были голубыми, они были золотисто-зеленого цвета. Но это можно проверить.

Последние слова сэра Маелза казались самыми важными из всей беседы. Почему он сказал, что Хелен не имеет к этому никакого отношения? За весь разговор он ни слова о ней не произнес. Было бы естественней, если бы он сказал что-то вроде: «Я не знаю, может быть, Бонни завидовала?» или «Они отвыкли друг от друга».

Допустим, у сэра Маелза был роман с Хелен Фостер, а Бонни отбила его на некоторое время, полагая, что он тоже поможет ее карьере. А потом она от него забеременела?

Это могло стать причиной, по которой девушки перестали дружить, особенно если Хелен была в близких отношениях с Маелзом. Возможно, Бонни написала ему со злости, угрожая рассказать его жене о ребенке.

Хотя Ник и не представлял, как такие молодые красивые женщины могли поссориться из-за старика, все же это был наиболее правдоподобный вариант. Это также объяснило бы враждебность Маелза по отношению к Бонни, и то, почему он читал в газетах о Мэл каждое слово. Зачем еще этому мужчине так следить за ней?

Глава двадцатая

Мэл вышла из автобуса на Вандсворс-Брайд-роуд, в Фулхеме, и, не останавливаясь, пошла в сторону Стивендейл-роуд в свою комнату. Прошло полгода с тех пор, как она покинула «Окландз», и она только что получила отказ от сети отелей «Гранд Метрополитан», потому что у нее не было рекомендаций с прошлого места работы. Работник по кадрам разговаривал с ней так, как будто она только что вышла из тюрьмы. Она жалела, что пошла туда и вытерпела это унижение.

Камелия спрашивала себя, что заставило ее вернуться в ту часть Лондона, которая навевала так много грустных воспоминаний. Она сняла комнату, потому что плата была невысокой, стала работать поваром в кафе на Ворлдз-энд только потому, что Пегги и Артура, работодателей, не интересовали страховка, идентификационный код и даже то, что она делала до этого. Но ей не нравилась ни комната, ни работа.

Поначалу Камелия с удовольствием работала с восьми утра до шести вечера в многолюдном кафе. Она так уставала, что у нее не была ни сил, ни времени размышлять о том, что она потеряла. Но ей уже надоел постоянный запах жареной пищи, горы грязной посуды и отсутствие благодарности со стороны работодателей.

Когда Мэл ехала на автобусе из Кенингстона, она готова была расплакаться — не из-за того, что ей не дали работу и теперь придется задержаться в «У Пегги» дольше. Мэл все еще скучала по «Окландз». Если бы она была в своей комнате, то смотрела бы сейчас из окна на зеленые деревья, на овечек на полях и на золотистое море нарциссов. В Лондоне времена года были выражены не так четко, как в деревне. В городе на окнах висели ящики с весенними цветами, в витринах красовались костюмы пастельных тонов, но здесь невозможно было увидеть, как трава пробивается из земли, или найти первоцветы на живой изгороди. С каждым днем Камелия все сильнее ненавидела серые улицы. Ей хотелось почувствовать, как ветер развевает ее волосы, услышать пение птиц вместо шума автомобилей, хотелось стоять на холме и, оглядывая просторы, ощущать себя частью большого замысла. Хотелось иметь цель в жизни, а не бороться за выживание.

Камелии казалось, что вся страна впала в депрессию вместе с ней. В декабре Эдвард Хит издал смехотворный указ о трехдневной неделе в связи с забастовкой шахтеров. Сейчас Хит уже давно был в отставке, а его место занял Гарольд Вильсон. Но все равно обстановка оставалась напряженной.

Когда Мэл вышла на Стивендейл-роуд, то увидела, что хозяйка квартиры, миссис Смитвик, убирает площадку у входной двери. Издалека она была похожа на жену Энди Каппа: на ней был красно-розовый халат, волосы подвязаны нейлоновым шарфом, с губ свисала сигарета, и к тому же у нее был большой зад.