Пейтон-Плейс - Грейс Металиус

— Нет. Он просто хочет поговорить со мной о ней. И он хочет отдохнуть.

— Ерунда, — сказала Стив. — Если я когда-нибудь видела влюбленного мужчину — это Бред Холмс. Вся его проблема в том, что ему за сорок, то есть он в два раза тебя старше, — Стив говорила это из кухни, а Эллисон сидела в гостиной. — Конечно, большинство мужчин не волнует такая мелочь, но большинство это не Бред Холмс.

— Не понимаю, какое отношение имеет возраст к любви. А ты?

— И я не понимаю. Спроси Бреда.

— Может, и спрошу, позже. А сейчас я иду спать.

— Я разбужу тебя заранее, и ты сможешь приготовиться к этому уик-энду.

В своей комнате в Пейтон-Плейс Эллисон встала и подошла к окну.

«Какими умными были мы со Стив в тот день, — думала она. — Какой смелой я себя чувствовала, какой взрослой и бесстрашной».

— А тебя не шокирует, что я еду одна на уикенд с мужчиной? — спросила она Стив.

— Нет, если это Бред Холмс, — ответила Стив, упаковывая бесформенную пижаму Эллисон в чемодан. — Самый благородный жест с его стороны это то, что он представил тебя Дэвиду Нойсу. Я не сомневаюсь, что ты вернешься в город такой же девственницей, как и уехала.

Эллисон нервно отошла от окна и дрожащими руками отыскала сигареты на ночном столике среди прочих мелочей. Она смяла пустую пачку и тихо спустилась вниз. Констанс и Майк давно спали, в гостиной горел только ночник. Эллисон открыла дверь и выглянула на Буковую улицу. Ночь была холодной, как это часто бывает в сентябре в Пейтон-Плейс. Она тихо закрыла дверь и вернулась в гостиную. Камин остыл. Эллисон заново разожгла его, села в кресло напротив и стала смотреть на огонь.

«Я должна была убежать, — думала она. — Я должна была убежать от Бреда к Дэвиду. Но хотела ли я этого? — До сих пор Эллисон находила для себя много оправданий. — Я ничего не могла сделать, я не понимала, я любила его. Это он во всем виноват, он должен был знать лучше меня». Эллисон смотрела на огонь и впервые с тех пор, как узнала о том, что случилось с ее матерью, подумала о сердце Констанс и о том, что она думает.

— Это могло случится с каждым, — говорила Констанс. — Я была одинока, а он оказался рядом.

«Но я не была одинока. У меня были работа, Стив и Дэвид. Я не была одинока».

Огонь в камине разгорелся ярче, и Эллисон сразу почувствовала присутствие Бренди Холмса. Странно, теперь то, о чем она раньше думала с отвращением, Эллисон вспоминала с любопытством.

Он стоял напротив камина в сельском доме в Коннектикуте и протягивал ей стакан.

— Это может способствовать свершению проступка, — сказал он. — Но чуть-чуть шерри никому не может повредить. Пожалуйста.

— За «Замок Сэмюэля», — сказал он, — и пятьдесят две недели, потраченные на него. Если ты написала так же хорошо, как говорила сегодня вечером, можно считать — у нас бестселлер.

Смеллер, подумала она, вспоминая Дэвида Нойса, но не сказала этого вслух.

— Если тебе понравится, — сказала она, — меня не волнует, если от него откажутся все издатели Нью-Йорка.

— Не говори так, — сказал Бред, усаживаясь рядом с ней на диван. — Как ты думаешь, откуда у меня деньги на аренду офиса, если время от времени я не получаю бестселлер?

Последовала долгая пауза, в течение которой она отпила из бокала, поправила юбку и прикурила сигарету. Она сидела и, как и Бред, смотрела на огонь в камине, впервые ощутив дискомфорт в его присутствии.

— Не надо. Ты знаешь, — сказал Бред, и она так вздрогнула, что чуть не выронила стакан.

— Не надо что?

— Чувствовать себя неудобно. — Он встал, подошел к камину, поправил дрова и вернулся к ней. — Интересно, ты понимала, о чем говоришь, когда сегодня утром попросилась поехать со мной, или ты решила оставить эти размышления для меня?

— И какой же ты нашел ответ?

— Я решил, что юная леди, попросившись провести уикенд с мужчиной, либо хочет заняться сексом, либо дурачит саму себя. Я рад, что у тебя хватило ума выбрать в компаньоны меня. Ты, наверное, знаешь, что человек, который по возрасту годится тебе в отцы, не может причинить тебе никакого вреда.

— Дэвид Нойс не относится ко мне как к ребенку, — резко сказала Эллисон. — Недавно он сделал мне предложение. Я бы хотела, чтобы ты хотя бы сегодня вечером перестал употреблять слова «старый» и «молодой» так, будто это наши имена.

— Но я не могу, — сказал Бред. — Если сегодня вечером я буду говорить о нас как о людях одного возраста, за этим последует провокационная мысль.

— Может быть, я бы хотела спровоцировать тебя на определенные мысли. Несколько мыслей обо мне как о личности, а не о твоем клиенте.

— Не позволяй себе быть уязвленной, моя дорогая, — холодно сказал он. — Уязвленность часто заставляет женщину говорить то, о чем она потом искренне жалеет.

— Ну ину! — воскликнула Эллисон с излишне подчеркнутым удивлением. — Звоните в колокола, поднимайте флаги, закрывайте школы! Бредли Холмс сказал, что Эллисон Маккензи — женщина!

Он быстро подошел к ней, взял за локти и поставил на ноги. За секунду до того, как он ее поцеловал, у Эллисон мелькнула мысль о том, что хорошо, что она не надела туфли на каблуке. Он поцеловал ее, но не отпустил из рук.

— Почти, но не совсем, — сказал он.

— Что?

— Почти, но не совсем женщина, — сказал Бред. — Ты целуешься как ребенок.

Она видела свое отражение у него в глазах.

— А как это делать?

— Что?

— Целоваться как женщина.

— Приоткрой немного рот, — сказал он и снова поцеловал ее…

Бред был опытным, искусным мужчиной и занимался любовью как искусством. Он быстро провел с ней предварительный курс.

— Нет, — сказал он, когда Эллисон отвернулась и закрыла глаза. Он взял ее за подбородок и повернул в свою сторону. — Если ты будешь стыдиться, ничего хорошего не получится ни сейчас, ни потом. Скажи, что заставляет тебя отворачиваться, и я постараюсь объяснить тебе. Только не закрывай глаза, будто ты не должна смотреть на меня.

— Я никогда раньше ни перед кем не была голая.

— Не говори «голая», — сказал Бред. — Тут больше подходит слово «обнаженная», это слово гладкое, как твои бедра, — говорил он, лаская ее, — а «голаая» напоминает перевернутый камень, под которым ползают личинки. Итак, почему тебе стыдно быть обнаженной?

Она колебалась…

— Я боюсь не понравиться тебе, — наконец сказала Эллисон.

— Это не то, чего ты боишься.

— Что же это тогда?

— Ты боишься, что я плохо подумаю о тебе из-за того, что ты мне позволяешь взять тебя. Это нормальный женский страх, и если ты найдешь убедительную причину, этот страх покинет тебя. Странно, но женщинам всегда нужны оправдания. С мужчинами все гораздо проще.