Пейтон-Плейс - Грейс Металиус

— О, мама, не будь такой глупой! — сказала Эллисон. — Я не ты. Я никогда не была такой глупой, чтобы у меня были неприятности из-за мужчины. Уйди и оставь меня в покое!

И Констанс, которая совсем не имела в виду беременность, когда говорила о неприятностях, дрожа, вернулась обратно и попыталась согреться под боком у Майка.

ГЛАВА XII

В девять часов, теплым июньским утром начался суд над Селеной Кросс. Зал был забит горожанами и фермерами, председательствовал судья Энтони Элдридж. В то утро приезжий наверняка в панике оглядывался бы по сторонам, думая, что он, очевидно, перепутал день или месяц, так как улица Вязов в это время была пуста и все магазины закрыты, как в воскресенье или во время праздников. Скамейки напротив здания суда, где в летнее время пускали корни старики, опустели. Суд над Селеной Кросс, как позднее описывал эти события Томас Делани из бостонской «Дейли Рекорд», начался с удара.

«Удар», по Делани, это то, что Селена отказалась от своих показаний и просила признать ее невиновной.

Девица, которая называла себя Вирджиния Вурхес, придвинулась к Томасу.

— Проклятье, — прошептала она. — Они собираются выпутаться благодаря временному помешательству.

Девицу звали не Вирджиния Вурхес, а Стелла Орбах, но она писала статьи для приложения к бостонской «Американ Санди» под псевдонимом Вирджиния Вурхес. Ее статьи всегда были под одним и тем же заголовком: «Свершилось ли правосудие?» Селена села, и Вирджиния удрученно вздохнула.

— Проклятье, — бормотала она, — хорошенькая история.

— Заткнитесь, ладно? — шепотом попросил Делани, но зал суда загудел, и она не услышала его просьбы.

Повсюду слышался шепот:

— Невиновна?

— Но она сказала, что сделала это!

— Она знала, где похоронено тело!

Чарльз Пертридж, выступающий в качестве окружного прокурора, говорил, невзирая на шум.

— В наши обязанности входит не обвинение невиновного, — говорил он, — а осуждение совершившего преступления.

Он говорил мягко и будто извинялся за свое присутствие в этом зале. После его слов ни у кого не осталось сомнений в том, что он на стороне Селены и надеется, что Питеру Дрейку удастся доказать ее невиновность.

— Бог ты мой, — бурчала девица, называвшая себя Вирджиния Вурхес, — это же полное фиаско. Вы слышали когда-нибудь нечто подобное?

За спиной Пертриджа, во втором ряду, не слушая своего мужа, беспокойно ерзала Марион Пертридж.

Это, конечно, неблагодарно, со стороны Селены, изменить показания и намеренно выставить Чарльза в глупом виде. Он много работал над этим делом, это был первый случай убийства в его практике, и он отдал ему много сил. Не то что он хотел быть тем, кто обвиняет Селену. Совсем нет. На самом деле, подумала Марион, поджимая губы, похоже, что ее Чарли прилагает больше стараний, чтобы выгородить Селену, чем Питер Дрейк. Но даже если и так, Чарльз — окружной прокурор, а убийству нет оправдания, так что он должен обвинять. О, Марион пыталась объяснить ему, какое внимание привлекает слушание по делу об убийстве, особенно открытое. И что это значит для прокурора. Селена сделала это, она призналась и не должна рассчитывать, что, если она изменит показания, Чарльз проглотит это. Это просто лишний раз доказывает, мрачно рассуждала Марион, что чем больше ты делаешь для этих хижин, тем меньше они это ценят. То, что Джо и Селена жили в доме, который уже нельзя было назвать хижиной, ничего не меняло для Марион. Посели ты их хоть в Букингемский дворец, они все равно останутся тем, кем были. Только посмотрите на эту девицу! Вырядилась, как на танцы.

Марион Пертридж шмыгнула носом: она начала простужаться, но терпеть не могла пользоваться носовыми платками. Глядя на Селену, она небрежно провела указательным пальцем под носом.

На Селене было платье в бледно-лиловую полоску — Марион готова была поспорить, что оно стоило по крайней мере двадцать пять долларов, — и пара чулок «паутинка», которые Марион тут же определила как чулки с черного рынка. На Селене также были новые туфли, и Марион было интересно, использовала ли Селена на их покупку талон, выдававшийся всем в военное время, или Констанс Росси купила их у знакомого коммивояжера.

«Я всегда говорила Чарльзу, что Конни Маккензи еще та штучка, но он не слушал меня. Я думала, он поймет меня, когда она связалась с этим Росси. Анита Титус говорила мне, что в ее доме происходит что-то ужасное. Могу поспорить, они вынуждены были пожениться. У Конни, наверное, потом был выкидыш. Мне всегда не нравилось, что они так дружны с Селеной. Чего здесь можно ожидать? Птички одного полета. Вы только посмотрите на эту девицу! Серьги в суде! Селена из тех, кто поднимет юбку прежде, чем займет место, чтобы давать показания. Маленькая неблагодарная девчонка, — хочет сделать из Чарльза дурака. В конце концов, я всегда хорошо обращалась с Селеной. Когда у нее не было ни цента, я давала ей разную работу, а когда они с Джо были помладше, я всегда находила занятие для Нелли. А сколько мы заплатили Лукасу, Господи, прими его душу, за кухонные шкафчики. Невероятно, но мы заплатили, сколько он просил. Вы думаете, Селена помнит добро? Ну, Чарльз ей покажет. Он проследит, чтобы она ответила за убийство. Он скорее увидит ее повешенной, чем даст выкрутиться после всего этого!»

— …доказывает, что Селена Кросс ударила Лукаса Кросса в целях самозащиты и, следовательно, это оправданное убийство.

Марион Пертридж выпрямилась на своем месте, будто кто-то уколол ее булавкой. Это был голос Чарльза Пертриджа, он говорил о предварительном следствии и о новых доказательствах. Марион стало жарко, она вся покрылась потом.

«Но это невозможно, — искренне думала она, — он отказывается от своего шанса. Нет никаких новых доказательств. Он бы мне раньше сказал. Он все это придумал, чтобы спасти шею Селены».

Марион вытащила носовой платок и вытерла виски. Именно в этот момент ее осенила мысль, что Чарльз страстно влюблен в эту красотку подсудимую. Она огляделась по сторонам, ей казалось, что все вокруг улыбаются и хитро смотрят в ее сторону. Они жалеют ее, потому что Чарли отказался от своего шанса попасть в одну из этих юридических книг из-за этой похотливой Селены.

«Я убью себя», — подумала Марион, и это решение успокоило ее. Стало легче дышать, и она откинулась на спинку скамьи. Ее глаза, как ядовитые иглы, пронзали затылок Селены.

Потом, когда суд окончился, Томас Делани сказал, что в зале суда не было ни одного человека, который хотел бы, чтобы Селену признали виновной, но он не знал о Марион. Делани думал, что он открыл место, где никто не бросит камень в упавшего, но он не видел Марион, которая не могла простить отклонения от норм, которые она сама придумала. Делани родился и вырос в большом городе и не понимал, что в маленьких городках злоба чаще направлена на одного человека, чем на группу людей, нацию или страну. Не то чтобы он не знал, что такое предвзятость и нетерпимость, — его самого бесконечное количество раз называли Ми-ком, — но ему казалось, что и кличка, и злоба были скорее направлены на его предков, чем на него, как на личность. Клейтон Фрейзер пытался объяснить ему, как это бывает, но Томас Делани был реалист, он хотел увидеть живые примеры, услышать злословие собственными ушами и посмотреть на результаты своими глазами.