Королева в придачу - Симона Вилар

Ее благодарный поцелуй получился страстным и зажигательным. Брэндон и не заметил, как ответил на него, обняв её крепче. А Жанна глядела на него влюбленными глазами, и даже когда их нагнал сам Франциск, не сразу и повернулась к нему.

Герцог выглядел раздосадованным, и это невольно позабавило Брэндона. Однако в его планы не входило портить отношения с предполагаемым наследником французского трона и, когда Жанна развеселилась и испуг её прошел, он сам передал её с рук на руки подъехавшему супругу, спрятав улыбку, видя, как красавица недовольно надула губки.

Франциск же был раздражен. Он понимал, что его мать права, давая совет уступить Жанну Саффолку, но сейчас, когда рядом не было королевы, а мадам Дизоме была самой красивой дамой в их свите и сама выказывала свое благоволение к англичанину, он чувствовал себя словно отодвинутым на второй план. Да, этот Саффолк явно обходит его во всем – победил на турнире, добился, как утверждает мать, любви королевы, спас Жанну, как рыцарь... Но было ли это спасением или просто фарсом, как утверждали Гриньо и Бониве? Последнее утверждение несколько развеяло его предубеждение к Саффолку. Может, тот просто обманут?.. Тогда положение даже забавно. А малышка Жанна? Ох, эти женщины! За их сердце никогда нельзя поручиться.

Когда за изгибом реки показались башни и светлые стены его любимого Амбуаза, Франциск уже пришел в прекрасное расположение духа.

– Взгляните, милорд, разве это не величественное и волнующее зрелище?

Среди лесов и нив замок Амбуаз, возвышавшийся над гладкой Луарой на каменистой возвышенности, представлял собой в самом деле грозное и красивое зрелище. Толстые крепостные стены, мощные подпорки, круглые башни, высокие окна и внушительные островерхие кровли – это был замок, достойный королей. Но, величественный и неприступный снаружи, он оказался обжиги комфортабелен внутри: изящно отделанные апартаменты, библиотеки, роскошные банкетные залы, расписные потолки – Франциску было что показать иноземному гостю. И он с удовольствием водил его в недавно отделанную часовню Святого Губерта и демонстрировал трехъярусную галерею, на которой расшиб голову о входную арку Карл VIII.

Франциск Ангулемский обладал неуемной энергией, чем невольно напоминал Чарльзу его повелителя. Такие несхожие внешне, Генрих и Франциск в то же время показывали до удивления подобные черты характера: живость, тщеславие, зажигательность, обаяние. В них таилось много общего, и Брэндону оказалось так легко подстроиться под Ангулема, что почти не приходилось притворяться. Наоборот, он даже заметил, что ему нравится Франциск. Здесь, вдали от Мэри, он не испытывал к французскому герцогу ревности, ему не хотелось постоянно доказывать свое превосходство над ним, дабы увидеть восхищенный взгляд красивых серых глаз.

Правда, одни красивые глаза и так смотрели только на него. Мадам Жанна, «тюльпан» Франции. Чем-то она напоминала Брэндону королеву: тоже хрупкая, хотя и более высокая, к тому же, как и она, блондинка с нежным румянцем и серыми глазами. Не того серого цвета голубиного крыла, как у Мэри, а более светлого, почти жемчужного оттенка... Правда, взгляд более опытный, изощренный, манящий. И оделась она сегодня в платье розового бархата – цвет, который так любит Мэри...

В замке ещё слышался молоток обойщиков, а двор после прекрасного ужина уже решил развлечься изысканным весельем. В одном из залов соорудили помост в виде башни, на верхушке которой усадили даму (которой все единодушно выбрали мадам Дизоме), изображавшую пленную красавицу. Вход в башню должен был охранять дракон – чудовище из зеленой ткани с нарисованными глазами, внутри которого сидели два карлика, заставлявшие дракона извивать длинным хвостом и вращать головой. Драконом, видимо, уже неоднократно пользовались, золотая мишура на нем изрядно поистрепалась, а один глаз несколько стерся, отчего казалось, что чудовище заметно косит. И, тем не менее, он загораживал вход в башню к красавице и открывал вход только перед победителем. Победить должен был тот, кто наиболее искусно продекламирует стих, споет или сыграет на музыкальном инструменте; видимо, считалось, что дракой тонкий ценитель изящных искусств и сочтет себя пораженным только наиболее талантливым исполнителем.

Брэндон поначалу не собирался принимать участие в состязании, лишь наблюдая со стороны за выступлениями то одного, то другого претендента на роль освободителя. Изящные стихи, пение баллад и лэ, даже танцы... Конечно, особенно отличился Франциск, спев под звуки лютни известную итальянскую песню миланского герцога Лоренцо Великолепного:

Qant`e nella giovinezza,

Ma si fugg tuttavia;

Chi vuol esse `lieto, sia

Di doma` non c`e certezza[20].

Франциск не обладал таким музыкальным талантом, как Генрих Тюдор. Однако у него был слух, а песню он не столько пел, сколько декламировал так живо и вдохновенно, словно слова шли из его сердца, от души. Чарльз зааплодировал ему, присоединяя свой голос к сонму других восхищенных отзывов и не понимая, отчего зеленый дракон по-прежнему хлопает хвостом и вращает головой, не желая уступать молодому герцогу плененную красавицу.

Но тут Маргарита Алансонская и юная Диана Пуатье стали просить Чарльза принять участие в состязании. Напрасно он отказывался, говоря, что он воин, а не исполнитель. Сам Франциск поддержал их, говоря, что истинный рыцарь должен одинаково хорошо уметь владеть мечем и восхищать прекрасных дам своим музицированием. Брэндону пришлось уступить. Он знал, что не обладает хорошим голосом, но слух у него был неплохой, и он, стоя перед бутафорским драконом и чувствуя себя дурак-дураком, сыграл на лютне одну из мелодий, сочиненных королем Генрихом. Слава Богу, он ни разу не сбился, и мелодия звучала даже красиво под сводами старого французского замка. Чарльза наградили бурными аплодисментами, а дракон по быстрому знаку Луизы опустил голову и перестал извивать хвост, видимо, давая понять, что признает себя побежденным. Тотчас красавица Жанна вышла из башни, веселая и очень красивая, с улыбкой протянув к «спасителю» руки. Заиграла музыка, и начались танцы, которые открыли Брэндон и Жанна, встав во главе шеренги танцующих.

Мадам Жанна сразу же пошла в наступление: прижимаясь к нему разгоряченным телом, она обещающе улыбнулась и защебетала:

– О, милый женамутье, в моей жизни не было лучших вечеров, чем этот. Если бы вы знали, как я счастлива танцевать с вами, быть вашей партнершей, слышать ваш голос...

В её прекрасных глазах засеребрились слезы. Кожа красавицы отливала перламутром, влажные губы блестели. Брэндон невольно залюбовался ею. Любовница Франциска... Да, этот ловелас Ангулем умеет выбирать себе женщин – она очень хороша. И неуловимо похожа на Мэри; даже в более нежных тонах. Более изысканна... Платье с глубоким вырезом обнажало её соблазнительную грудь, аромат духов кружил ему голову. Но даже более пленительным, чем её чувственная красота, было обожание в её глазах. Брэндон, как всякий придворный, не мог не ответить на этот призыв любезностью.